Карантин - Виталий Зорин

За Леночку Фокину, за Володю Мигунова, за Олега Братчикова, за Василия Тимофеевича Устюжанина и за весь экипаж…"

От «уазиков» что-то зычно прокричали в мегафон, и разбредшиеся по степи десантники заспешили к машинам.

«Ага, – понял Никита, – нашли все три черных ящика…»

Десантники живо попрыгали в машины и укатили, а Никита продолжал неподвижно лежать. У обломков самолета никого не осталось, но Полынов не мог себе позволить рисковать – вдруг кто-то наблюдает за местом катастрофы в бинокль. Единственное, на что он решился, – осторожно вытащить из-под себя полу куртки с пентопом, а затем, уткнувшись лицом в пыль и чрезвычайно медленно перемещая руки, натянул на голову кепи. Голову от солнца он кое-как защитил, но вот от жажды спасения не было.

Где-то через час к месту катастрофы подкатил крытый «Урал». Из него неторопливо выбрались пятеро худосочных солдатиков срочной службы в застиранном ветхом обмундировании, расстелили на земле несколько кусков брезента и с видимой неохотой занялись скорбной работой. Больше всего Никиту поразило то, что не было ни одного целого трупа. Останки людей собирали по кускам, и каждый раз, видя, как на брезент укладывают что-то бесформенное, кровавое, с обрывками оранжевой материи, Никите представлялось, что это останки Леночки Фокиной. И тогда опять в голове воскресала навязчивая картина, как она смотрит ему в спину сквозь ветровое стекло выезжающего из трюма трейлера. Но во взгляде Леночки уже не было недоумения, а был грустный укор… Глупыми и наивными казались теперь его недавние романтические мечты, что в Каменной степи у них с Леночкой все получится. Ничего не получится! Никогда больше он не окунется в ее глаза, не коснется ее руки, как не увидит больше смущенной улыбки Володи, не услышит едкого замечания в свой адрес Олега, и никогда Тимофеич не пожмет ему крепко руку. Никогда!

Похоронная команда закончила собирать останки часа через три, и к тому времени Полынов от жары и жажды стал впадать в беспамятство. Он даже не заметил, как машина уехала. Вот она только что стояла у обломков самолета, туда-сюда ходили солдатики, а теперь нет ни машины, ни людей. И пыль над ее следом в степи давно опала.

Дальнейшее вообще воспринималось фотографическими снимками через неравные промежутки времени, на которых все вокруг оставалось на своих местах, лишь солнце пунктиром скакало по небу, приближаясь к горизонту. А когда оно стало садиться, то Никите показалось, что это не вечер наступает, а меркнет его сознание. И меркнет навсегда.

Никита поднялся только тогда, когда небо усеяли звезды, а сгущающиеся сумерки стали переходить в ночь. Поднимался он тяжело: вначале долго стоял на четвереньках, пытаясь сосредоточиться и хоть как-то прийти в себя, наконец с трудом распрямился и, волоча ноги, побрел по степи строго на север.

До ближайшего шоссе между районным центром Каменка и деревней Куроедовка было около двадцати километров.

Через час над Каменной степью взошла луна и, затмив на небосводе звезды, залила равнину зеленым потусторонним светом, окончательно погрузив сознание Полынова в сумеречное состояние. Никита шагал по степи с методичностью робота, бездумно, механически переставляя ноги, и казалось, что так будет всегда, потому что пустыня представлялась ему бесконечной, время – остановившимся, жизнь – пустой суетой, а его движение в призрачном лунном свете – вечным. Как путь во мраке после смерти…

* * *

Очнулся Полынов от льющейся на лицо воды. Он встрепенулся, выхватил из чьих-то рук двухлитровую пластиковую бутылку и жадно прильнул к горлышку.

Пил, захлебываясь, кашляя, но не отрываясь – вода была теплой, сильно газированной, и бурлила в горле выделяющейся углекислотой. Живительная влага, не достигая желудка, впитывалась в организм, как в сухой песок, иссушенное тело наливалось на глазах, заглаживая морщины на обезвоженной коже, подобно изнуренному засухой растению, распрямляющему свои листики во время долгожданного дождя.

Опорожнив бутылку, Никита машинально сделал еще несколько глотательных движений и лишь затем обессиленно уронил руки на колени. Выпав из руки, пустая бутылка мячиком заскакала по асфальту.

Наконец Полынов смог осмотреться. Он сидел на старом, разбитом колесами автомашин асфальтовом полотне прямого, как стрела, шоссе, делившего степь пополам, словно хирургический разрез. В свете склонившейся к горизонту луны шоссе чуть отблескивало, и это еще больше придавало ему сходство со шрамом.

Из конца в конец шоссе было пустынным, если не считать стоявшего рядом лысоватого мужчину лет сорока в спортивном костюме и застывший у обочины потрепанный «москвичок» – пикапчик.

– Ну что, ожил, служивый? – участливо спросил шофер пикапчика.

– Ага… – хрипло выдохнул Никита. – У тебя вода еще есть?

– А как же! – неожиданно рассмеялся шофер. – Полная машина!

Он открыл заднюю дверцу пикапчика, по самую крышу забитого запаянными в полиэтилен по десять штук пластиковыми бутылками с водой, выставил одну упаковку на шоссе и ножом вспорол полиэтилен.

– Держи, – поддал он носком туфли одну бутылку, и она покатилась по асфальту в сторону Никиты. – Извини, но больше не дам. Это мой заработок.

Никита подхватил бутылку, сорвал пробку, подождал, пока схлынет основной напор газа, и приложился к горлышку. Пил он теперь основательно, не торопясь, но и не отрываясь. Чтобы полностью утолить жажду, хватило половины бутылки.

«Три литра, – просуммировал в уме Полынов выпитую воду. – Еще бы литр потерял, и никакая реанимация не спасла».

Легкая испарина выступила на коже, и мозг заработал четко и ясно. Для полного счастья не хватало всего какой-то малости.

Он встал, полез в карман и достал стодолларовую купюру.

– Покупаю.

Лысоватый шофер обалдел.

– Весь товар?!

– Нет, зачем же. Мне хватит одной упаковки.

– Слушай, мужик… – совсем растерялся шофер. – У меня сдачи не будет…

– И не надо, – через силу улыбнулся Никита потрескавшимися губами. – Я свою жизнь дороже ценю. – Он расстегнул куртку, высоко закатал рукава. – Лучше слей мне на голову, хочу умыться.

Никита наклонился над обочиной и подставил ладони.

– Так это мы сейчас… Мигом! – на радостях засуетился шофер. Он откупорил пару бутылок и стал обильно поливать затылок Полынова сразу из двух горлышек. – Повезло тебе, мужик! По этому шоссе раз в сутки машина проходит и та – моя.

Никита, как смог, умылся, ополоснул голову, шею, руки, грудь. Запястья, шею, лицо саднило от солнечных ожогов – как ни старался Никита уберечь открытые участки кожи от ультрафиолета, посыпая их пылью, но это удалось лишь частично. Хорошо было бы умыться по пояс, но тогда придется раздеться, и шофер увидит заплечную портупею с кобурой и пистолетом, а это ему вовсе ни к чему.

– Хватит.

Полынов пригладил волосы, отжимая воду, распрямился. Газированные ручейки устремились за шиворот, приятно щекоча спину.

– Тебя как зовут? – спросил он шофера, застегивая куртку.

– Игорь.

– Никита, – протянул Полынов руку своему спасителю. – Спасибо.

– Не за что, – пожал ему руку Игорь. – Ты уже и так сверх меры отблагодарил.

– Когда речь идет о жизни, сверхмеры не бывает, – усмехнулся Никита. – Как это ты рискнул остановиться посреди ночи у лежащего на шоссе человека?

В наши-то времена… Излюбленный прием налетчиков при ограблении транспорта.

– Я свое в Афгане отбоялся, – серьезно ответил Игорь. – Полгода в плену многому научили. Хотя, конечно, где-нибудь на магистральном шоссе хрен бы затормозил. А на этой дороге только идиот охоту на машины устраивать станет, тем более на мою колымагу позарится.

Он пнул ногой заднее колесо.

Никита окинул внимательным взглядом фигуру шофера. Так, ничего особенного, обыкновенный мужчина среднего возраста. Разве что запавшие глаза смотрят на спасенного им человека чересчур внимательно, да невыразительное, незапоминающееся лицо немного мрачновато. Но налет мрачности на лице могли придавать и лунный свет, и воображение Полынова.

– В Куроедовку едешь? – поинтересовался Никита.

– Почему? – удивился Игорь.

– Ну как… Товар на продажу везешь…

– Ну ты даешь! – рассмеялся Игорь. – В деревне – воду продавать! Да кто же ее там покупать станет? Как раз наоборот. У нас там с тестем маленький заводик по производству газированной воды. Родник в Куроедовке на всю округу славится, ну мы и приспособились. Купили установку по газированию, и теперь я каждую ночь туда пустую тару вожу, а обратно – готовую продукцию. А раз в неделю баллоны с углекислотой доставляю.

– И выгодно? – индифферентно поинтересовался Полынов.

– Ну как… – замялся Игорь. – Жить позволяет.

Скромно. Вот поднакоплю деньжат и годика через два грузовик куплю. Тогда, думаю, получше заживем.