Круиз "Розовая мечта" - Мила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас его осквернят мои косолапящие следы. «Надвьюжной поступью» я пока ходить не умею.
Странно, ему пришли в голову те же строки из «12» Блока, что крутились в моей голове у Останкино.
— Спокойной ночи, Юл.
Я чуть задержалась, держа ноги на педалях и смотря на уходящего парня. Под его ботинками не оставалось следов! Заметив то же самое, он обернулся, в один прыжок оказался у машины и прижал к ветровому стеклу распластанную пятерню. «Моментальное фото», но я запомнила рисунок линий на его ладони. Сложная топографическая карта с очень короткой бороздкой жизненного пути.
У въезда во двор дежурил мужчина, издали салютуя мне руками.
— Извините, я задержалась, Геннадий. — Протянула я руку новому знакомому. Проследив, как я ставлю «Вольво» в гараж, он подставил мне локоть, чтобы проводить оставшиеся до подъезда сто метров.
— Напрасно вы здесь мерзли. — Улыбнулась я широкоплечему атлету в теплой куртке. Похожую одежонку я недавно приобрела Сергею — демократично и удобно.
— Ничего, зато я теперь знаю всех гуляк в вашем подъезде. Да и спать буду после прогулки отлично. — Подхватив меня, Геннадий устремился к подъезду. Лифт, как всегда в такие часы, не работал.
— Не надо меня провожать. пятый этаж — это не конец света. Сверху ещё шесть.
— Да, к счастью, вы живете не под крышей, но я хочу убедиться, что вы хорошо закроете за собой дверью.
После третьего этажа я сбавила темп, почувствовав, как устала за этот день.
— Цепляйтесь! — Геннадий подставил локоть и как на буксире втащил меня на лестничную площадку.
Я достала ключи из сумочки и даже не успела вскрикнуть — один за другим прогремели выстрелы… Вернее, совсем тихо — будто откупорили бутылку — пиф-паф! Геннадий согнулся и тут же я увидела в его руке пистолет. С нижнего этажа, загудев, тронулся лифт.
— Вы не испугались? — Пытаясь улыбнуться, он сморщился от боли.
— Что, что с вами?
— Рука… Ерунда, чуть выше локтя. Жжет немного.
— Надо вызвать «скорую». — Отворив дверь, я пригласила его войти.
— Ни в коем случае. Сам перевяжу. Внизу у меня машина.
— Я все-таки врач и не могу отпустить вас с таком состоянии. Давайте-ка осторожно освободим руку. Вот так. Слава Богу, не катастрофа. Я притащила аптечку и затянула жгут. В мышце предплечья левой руки чернели сквозные отверстия. Кровь капала на светлый ковер, пока я не обработала рану перекисью водорода и не наложила тугую повязку. Тутанхамон взирал на нас с полным безразличием, беспечно шелестел фонтан.
— Может, все-таки останетесь? — Спросила я, помогая Геннадию натянуть испачканную кровью куртку.
— Жаль, совсем новую вещь испортили… Спасибо, Владислава Георгиевна. Не беспокойтесь за меня и ничего не бойтесь. Сегодня уже ничего больше не случится. Если не сможете уснуть — звоните. Мой телефон вы знаете.
Я ничего не успела возразить — Геннадий скрылся за дверью, шепнув «Не забудьте закрыть задвижку».
Сергей появился в одиннадцать утра. Застав меня дремлющей в кресле с телефоном в обнимку, он опустился рядом и спрятал голову на моих коленях.
— Прости, прости, девочка… Я все уже знаю. Но ничего нельзя было изменить… И так, считай, нам очень повезло.
Я и не старалась сдержать накопившиеся эмоции — страх за мужа, обида на него, на себя — на всех, кто затевает кровавые игры, выплеснулась бурей слез и упреков. Сергей лишь крепче прижимал меня и колотящие его спину кулачки успокоились. Я гладила его плечи, обтянутые незнакомым свитером, вдыхала запах чужих сигарет и заклинала: пусть все будет так, но только не хуже, не хуже…
За обедом мы обменивались многозначительными, извиняющими, преданными взглядами и молчали.
— Мне ничего не спрашивать? — На всякий случай спросила я и Сергей отрицательно покачал головой.
— Потом. Потом я, наверно, сумею тебе объяснить что-то. А пока просто прости и потерпи.
Вечером мы смотрели КВН, сидя в креслах, как добропорядочные обыватели. Я даже что-то вязала, а Сергей смеялся над шутками ребят. И несколько раз говорил из кабинета по телефону.
Уже после подведения итогов и заключительной речи Маслякова Сергей спросил:
— Ты вчера подвозила кого-то?
— Да… коллегу. Он живет пососедству.
— А где высадила?
— У гастронома. Ему через дворы близко. — Я врала, совершенно не понимая, зачем делаю это. Не хотелось объяснять про Юла, про его настойчивое ожидание после работы. И, конечно, на мне «висел» этот странный поцелуй. Не какой-нибудь случайный, мимолетный, а очень и очень значительный. Разве объяснишь то, что не понимаешь сама?
— Ты хорошо его знаешь, этого коллегу?
— Ну. в общем… так… поверхностно. А почему ты спрашиваешь? С ним что-то произошло?
— Произошло не с ним, а с Геннадием. Причем, уж это-то ты, конечно, заметила сама, — Генка был в моей куртке. А вот свитер на мне — его. Нам пришлось махнуться одежонкой. И понятно же — стреляли не в него. Кто-то хотел припугнуть меня. Милая шутка.
— Шутка?! Стреляли дважды с глушителем — это совсем не смешно.
— Вот именно. Такие ребята не промахиваются с двух шагов… Выкинь это из головы, Бубочка. Будем считать, что шутнику в подъезде просто изменило чувство юмора.
— Ты уже знаешь, кто это был?
— Знаю только, что его башмаки не оставили следов — к ним не прилип снег.
Я окаменела, вспомнив удаляющегося от моего автомобиля Юла — «легкой поступью надвьюжной». Да и не зря Сергей у меня про коллегу выпытывал… Неужели?
— Серж, я должна тебе кое-что рассказать… — Он молчал, не подталкивая меня к признанию. И я не смогла продолжить, — лучше разузнаю ситуацию получше сама, а сообщить мужу ещё успею. — ладно, в следующий раз. У меня что-то не клеится с этой работой. Иногда у меня не хватает сил помогать кому-то… Это эгоизм.
Сергей выключил звук: на экране внимательный доктор объяснял про яйца и «Блендамед».
— Уж лучше бы моя жена была стоматологом — вокруг свирепствует кариес… У тебя и впрямь, Бубка, непростая стезя. Когда-нибудь напишу труд: «Моя жизнь со спасателем».
— Надеюсь свои мемуары я смогу назвать так же?
— Я буду очень стараться оправдать твое доверие, детка. — Сергей тяжело вздохнул и я быстренько вспорхнула к плите: не могу и не должна видеть его уставшим или растерянным.
Глава 19
Оставшись дома одна, я тут же позвонила Юлу.
— Привет, как добрались?
В трубке молчание и совсем тихий голос:
— Господи, никак не могу смириться с тем, что мне звонишь ты.
— Мы опять перешли на дружескую ногу? А что бы ты сказал, если бы я сейчас стала выступать с таким, примерно, текстом: «Вы должны мне помочь, Юл. Я могу совершить нечто ужасное…»?
— Упрек принят. Вот только исправиться мне, видимо, не удастся… Доктор, со мной опять приключилось нечто удручающее.
— Уже? Мы расстались всего двадцать часов назад.
— За это время я успел побывать в милиции. Меня сцапали прямо у твоего дома — вид, наверно, подозрительный. Отвели в участок, обыскали… Хорошо, что я как раз вчера пушку с собой не взял. Я иногда гуляю по ночам вооруженный… Но стрелять, если честно, не умею. Просто спокойнее… Меня ведь частенько припугивали. Когда долг «выколачивали».
— И что? В чем они обвинили тебя, эти милиционеры?
— Да ни в чем. Записали все данные, извинились и отпустили. Но на этом события не замедлили свой наступательный темп… Дома-то меня ждало главное потрясение — один на один с пустой комнатой и своей совестью. Я понял, что мы расстались с тобой навсегда, поставили точку. И это было, как говорят медики, несовместимо с жизнью.
— Тебе необходимо выспаться.
— Мне необходимо узнать, что точки нет… — «Я знаю, мой удел измерен, но чтоб продлилась жизнь моя, сегодня должен быть уверен, что завтра вас увижу я». Конечно, эти строки каждая мало-мальски привлекательная женщина слышит от настырных поклонников на каждом шагу.
— Мне все равно приятно. Завтра в 12 у метро «Динамо». Я остановлюсь у ларька с самыми большими игрушками.
…Итак, я назначила свидание. Разумеется, чтобы получше присмотреться к парню, который так неожиданно вошел в мою жизнь. И, возможно, совсем не случайно. После разговора с ним я ни на минуту не верила, что Юлий убийца, сложным маневром вошедший в доверие женщины, чтобы расправиться с её мужем.
Ведь я сама уговорила его встретиться и принять участие в передаче. Если бы не это — пребывал бы мальчик и сейчас в полном неведении о привлекательности «спасавшей» его докторицы. А ведь я не преминула ещё и пококетничать — так уж устроен мой организм. Потребность нравиться сильнее всяких доводов рассудка.
И теперь, собираясь встретиться с Юлием, я тщательно и придирчиво сочиняла свой имидж. Мне не хотелось выглядеть «барынькой», унижая достоинство малоимущего кавалера, и вовсе ни к чему было изображать солидную даму — я и так не забывала, что старше его на тринадцать лет. Кажется, впервые мой возраст показался мне устрашающим. дело не в едва заметных морщинках, седом волосе на виске или скорее изображаемом, чем реальном отяжелении фигуры. Я никогда не была худышкой, но с институтских лет мой вес не изменился.