Чистилище. Охотник - Михаил Кликин

Он словно потерял нечто важное; взгляд его заметался.

– Что случилось? – спросил Максим.

– Да я… Мне на берег нужно… – Он схватился за голый живот, чуть присел, скорчив жалобную мину. – Сходить… Я вернусь туда, где одежда, правильно? Пусть все следы там останутся.

– Иди, – неохотно разрешил Максим. – Увидишь Ламию – кричи, чтобы мы успели сбежать.

– Я мигом! – тут же повеселел Федька. Он кинулся назад, выбрался на берег, где валялась одежда, оглянулся – не следят ли за ним товарищи? Но за лесом, за плотными кустами их просто не было видно. Успокоившись, Федька нашел свои штаны, поднял их, достал из кармана кроличью лапку, мех которой пропитался кровью, и крепко сжал её в кулаке…

46

Кира Баламут догадывался, что в его сторону сейчас направлены стволы и нацелены луки, но это ничуть его не пугало. Если бы дикари хотели их убить, они уже напали бы.

– Мы пришли поговорить, – сказал он человеку, назвавшемуся главой местного племени, и жестом предложил ему подойти ближе.

Одноглазый Айрат опустился на одно колено, продолжая целиться куда-то в глубину деревни, медленно поводя стволом «винтореза» из стороны в сторону. Витька Бумбук с видимым облегчением поставил своего «печенега» на сошки, лег за него, повернулся на бок и демонстративно вытащил из подсумка три оборонительные гранаты, аккуратно разложив их по правую руку от себя.

Глава племени внимательно следил за действиями пулеметчика, и по его глазам было видно, что он понимает мощь «печенега» и назначение «лимонок».

– Как мне к вам обращаться? – спросил он, оставаясь на месте.

– Я Кирилл, – выдержав небольшую паузу, ответил Баламут. – Можешь звать Кирой, мне так привычней. А ты кто?

– Я Борис.

Баламут кивнул, улыбнулся и протянул руку. Однако новый знакомый даже не шевельнулся – то ли демонстрировал, что не рад гостям, то ли просто не знал, что такое рукопожатие. Кира пожал плечами и решил сразу перейти к делу.

– Мы захватили ваших людей, – объявил он. – Девять детей и восемь женщин. Двух мужчин нам пришлось убить, но они первые стали стрелять, и нам пришлось защищаться.

– Где это случилось? – спросил Борис. Лицо его оставалось непроницаемым.

– Они работали в поле.

– Чего вы хотите?

– Коктейль.

– Это всё?

– Пока – всё.

– Если мы дадим это вам, вы отпустите наших людей и уйдете?

– Да, – ответил Кира и, подумав, добавил:

– Но я не могу ничего обещать. Решения принимают другие. Мы просто рядовые бойцы.

– Тогда я не с вами должен договариваться.

– Возможно, переговоры продолжатся, – Баламут развел руками. – Но в данный момент мы меняем Коктейль на ваших детей и женщин. Выбора у вас нет.

– Мы можем захватить вас в плен. Прямо сейчас.

– Это вряд ли. Да и нет смысла – мы солдаты, ради нас никто не станет торговаться. Заложников просто убьют, а сюда придет большой отряд. От деревни ничего не останется. Выбор за вами.

Борис обернулся, словно желая почувствовать настроение земляков, увидеть их лица, прочитать их мысли. Кира внимательно наблюдал за главой деревни. Этот человек вызывал неподдельный интерес. Он явно был зар, однако на вид ему было лет сорок. Результат действия загадочного Коктейля? Если так, то понятно, почему Чистые организовали эту экспедицию. Снадобье, в два раза продлевающее жизнь в человеческом обличье, способно многое изменить.

И говорил Борис совсем не так, как можно было ожидать от дикого зара. Четкая внятная речь, хороший словарный запас, грамотное построение фразы. Не все Чистые умели так говорить.

Да тут, похоже, самые отсталые охотники разговаривали по-книжному.

– Нам нужно время, чтобы принять решение, – сказал Борис.

Кира прикинул в уме, как далеко отряд Дизеля мог увести заложников, и кивнул:

– Пожалуйста, думайте. Мы готовы подождать до темноты, если вы уберете своих людей с оружием. А то мои бойцы немного нервничают, когда чувствуют, что их держат на мушке. Могут и выстрелить. Случайно…

47

Глаза могли обманывать – не раз бывало, что движение или тень оказывались совсем не тем, чем представлялись. Слух тоже мог подвести – близкий хруст сухой листвы можно было принять за далекий гром, а бегущая ночная ящерка, казалось, производила больше шума, чем кабан на лесной тропе днем.

Только запахи не подводили. Только им можно было доверять в полной мере.

Ламия за километр почуяла, что в логове не всё в порядке, но бросить добычу пока не решалась. Целые сутки она выслеживала этого лося, а потом два дня тащила его тушу по кустам и по лесу. Оставить добычу, когда гнездо уже рядом, было бы неправильно.

Но ей пришлось это сделать, когда запах родной крови ожег раздувающиеся ноздри.

Ламия бросила звериную тушу и кинулась к логову напролом.

Дети были мертвы. Она поняла это еще до того, как протиснулась в убежище, которое раньше казалось ей таким надежным.

Она завыла.

Ярость охватила её. Ламия кинулась на ближайшее дерево, пахнущее людьми. Ударом когтистой лапы сорвала со ствола лоскут коры. Перекусила низко нависающий сук, обломила клык.

Следы! Кругом были следы! И чужие запахи…

Она кинулась вправо, перепрыгнула влево, низко припала к земле, закружилась на месте. Пазл в её зверином мозгу сложился, и она кинулась догонять врага, скрывшегося в лесу…

48

Заседание Совета проходило под открытым небом при всём народе – чего не случалось, наверное, лет шесть, если не больше. Толпа молчала – Борис не помнил, чтобы собравшиеся люди так себя вели. Даже шепотков не было. Дети кашлянуть боялись. Взрослые ловили каждый звук, каждое слово, произнесенное членами Совета.

Борис слушал выступающих и мрачнел. Он чувствовал взгляды и не решался поднять глаза.

С каждой минутой он всё ясней понимал, что бесконечная говорильня членов Совета ни к чему не приведет. Они так и будут повторять одно и то же, переливая из пустого в порожнее.

Решение должен принять он.

И выбора у него нет.

Борис медленно поднялся с широкой скамьи, установленной на небольшом возвышении. Выступающий в этот момент Фадей Дёмушкин оборвал фразу на полуслове и повернулся к Главе Совета, ожидая услышать нечто важное.

Но Борис молчал, глядя себе под ноги.

– В лесу им нас не найти, – вернулся к своей мысли Фадей, так и не дождавшись выступления Главы. – А жить здесь они не приучены. Разделимся, уйдем к старым стойбищам, переждем до осени.

– Нет, – сказал Борис. И вновь стало так тихо, что был слышен звон мошкары; и опять все посмотрели на Главу. А он молчал, пряча взгляд.

– Будем драться, – неуверенно произнес Сима Ларин, встав около Фадея. – Убьем этих троих, выследим оставшихся, нападем внезапно. И скормим их трупы Ламии. Накормим её, чтобы нас не тронула.