Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович

Моторы глухо взревели, матросы засуетились, разворачивая влево строенные трубы новейшего минного аппарата, установленного вместо двух старых однотрубных всего полтора месяца назад. Обе снарки крупнокалиберных браунингов шевельнули стволами.

– Цель слева на крамболе! – закричал сигнальщик, специально назначенный на боевую вахту из-за превосходного ночного зрения. – Здоровый!

– Это «Тезеус» из охранения! – среагировал мичман. – Аппарат – пли по готовности, рулевой – право десять!

Пенный след набравшего скорость миноносца был хорошо заметен, и с борта английского крейсера первого ранга ударили пушки – одна, затем вторая. Затем на марсе зажегся прожектор, почти мгновенно нащупавший цель.

– Пуск! – скомандовал офицер, и три длинных сигары одна за другой нырнули в свинцовую воду.

– Право на борт! Отходим…

Трехдюймовый снаряд пробил тонкую сталь борта и разорвался, воспламенив полукустарно установленные в бывшем котельном отделении баки. Мичмана подбросило и швырнуло в холодную майскую воду.

– Их было не меньше трех десятков, сэр. Около пяти – большие, типа «Ярроу»[36], они шли во второй волне вместе с этими адскими крейсерами-скаутами, и множество мелких, французского типа «Курье» в первой.

– Почему же они пустили первыми старые миноносцы? – спросил адмирал.

– Видимо, из-за меньшей заметности. Судя по тому, что «Курье» вспыхивали от попаданий как спички, русские поставили на них бензиновые моторы. В результате их трубы не искрили, и дыма над ними не было видно, что резко затруднило стрельбы расчетам противоминных орудий.

– Понятно, – нахмурился адмирал. – Наши потери помимо «Марса» и «Тезеуса»?

– Зафиксированы еще три попадания: два в «Булварк», но, к счастью, по разным сегментам сети, и одно в «Принса». Его сети тоже выдержали. Шесть наших дестройеров пропали, видимо, уничтоженные орудийным огнем и торпедами, еще один пришлось затопить вследствие тяжелых повреждений. А поскольку «Курье» были вооружены пулеметами пятилинейного калибра, пробивавшими стены рубок наших легких кораблей, даже на уцелевших дестройерах имеются тяжелые потери в экипажах.

– А у русских?

– Мы наблюдали три бензиновых костра, сэр. Остальным удалось уйти.

– Три из скольки? У нас есть пленные?

– Мы подняли из воды одного офицера и двух матросов, все – с тяжелыми ожогами. Офицер и один из матросов умерли, последний русский вряд ли доживет до утра.

– Нам даже не удастся его допросить и узнать, сколько еще этих чертовых миноносцев прячется в Моонзунде?

– Боюсь, что нет, сэр. Наши моряки утверждают, что у русских было минимум два быстроходных скаута, утыканных четырехдюймовками, как еж иголками, и на их счету четыре наших дестройера, а скорее всего, и больше: миноносцы русских не демаскировали себя стрельбой, что еще больше затруднило оценку сил противника, сэр. Истребителей типа «Ярроу» было от четырех до шести, причем на них установлены по три двенадцатифунтовки и один трехтрубный минный аппарат. А количество моторных «Курье» оценить невозможно, но их явно осталось не меньше десятка.

– Вот и ответ, Эшетон, – усмехнулся тихо сидевший в углу штатский.

– Ответ на что, Алан?

– Ответ на вопрос, почему русские бросили все силы на укрепление Моонзунда. Вы просто не в состоянии пройти от Либавы до Финского залива за один световой день. А ночью или даже в июньских сумерках эти парни выскочат из лабиринта, благо они всегда будут в курсе вашего местоположения. Уверен, как минимум один такой отряд прячется в шхерах Финляндии. Русские построили на Балтике три новых крейсера-скаута с турбинным ходом и германскими орудиями – «Жемчуг», «Изумруд» и «Боярин». А сегодня ночью нас посетили только два…

– Коварные твари, – тяжело вздохнул адмирал. – Теперь у нас нет иного выхода, кроме как занять эти острова и Рижский залив.

– Быстрой победы не будет, Эшетон, – печально вздохнул Алан.

Все трое, вместе с младшим из моряков, задумались, будет ли победа вообще.

У короля, конечно, много… Но уже не столь много, как всего ночь назад.

2 мая 1902 года. На рейде Либавы

Темная вода за пределами действия прожекторов британских катеров и миноносок взбурлила, из нее показались сразу две рубки, выкрашенных в темно-серый, почти черный цвет. Наблюдатель с хорошим ночным зрением наверняка заметил бы в тени второй из них две человеческие фигуры с огромными круглыми головами. Они из последних сил цеплялись за скобы ведущего на кормовую площадку трапа.

Скрежетнул люк, на площадку вскарабкались матросы и кинулись к темным фигурам, явно стремясь оторвать, точнее, открутить медные головы, тускло отражающие сияние темно-алой полосы.

– Быстрее! – приказал негромкий, властный голос, напоминавший некоего «дона Серджио» с «Князя Боргезе». – Быстрее, черти! Шлемы, галоши – все в воду! И баллоны туда же!

– Н-нет необхо-хо-ходимости, господин ка-капитан первого ранга! Баллоны-то л-ладно, но шле-шлемы хотя бы оставьте, хо-хорошие! – Зубы говорившего постукивали от холода.

– Поговори мне тут, Степаныч. Обоих внутрь, чаю с коньяком и погружение! Доклады позже! Тут миноносок как блох на барбоске. Потопят и фамилии не спросят!

Через пять минут ничто не выдавало внезапное появление и столь же стремительное исчезновение потаенного судна. Внутри оно ни капли не напоминало известный из сочинений господина Верна «Наутилус» капитана Немо. Все потроха лодки состояли фактически из единственного коридора, по его бортам высились стеллажи с ящиками свинцовых аккумуляторов и стальными баллонами с воздухом. Два втиснутых среди них на грубо склепанных рамах трехцилиндровых дизеля Нобеля, присоединенные одним концом вала к генератору кустарного вида, а другим – к не менее кустарному воздушному насосу, питались из дубовых бочек с нефтью. Такой безобразный вид мог заставить благородного принца Дакара зардеться от стыда.

Только в самом носу, под рубкой «Аз», коридор расширялся, превращаясь в круглый пятачок, где на ящиках со снаряжением сидели два могучих флотских унтера – молодой лейтенант, подозрительно похожий на итальянца по имени Пьетро, и обладатель тихого, но грозного голоса.

– Докладывай, Степаныч, – приказал капитан, когда старший из унтеров поставил на импровизированный столик циклопических размеров кружку, остро и приятно пахнущую коньяком.

– Не извольте беспокоиться, ваше высо…

– Без чинов, – припечатал офицер.

– Не извольте беспокоиться, Сергей Захарыч, – выдохнул унтер, подхватывая и прижимая к животу медный водолазный шлем, который он так и не дал выкинуть за борт. – Там всего-то саженей с полста было до крайнего. Но крайний, он какой-то неказистый: с заплаткой прямо посередине днища, да и поменьше, чем прочие.

– «Нил», – промолвил лейтенант. – У него еще в апреле взорвались котлы. Корабль старый и ограниченно боеспособный.

– Ну, так мы и поняли, что ограниченно, – кивнул унтер. – Тот, что рядом, со дна поновее смотрелся, да и побольше он был. Благо воздуха до него хватало. Прикинули мы, где у него погреба, да и валы рядышком, прицелились хорошенько, дали воздух в мешки, ну бонбочка-то и всплыла, перемычкой поперек киля мы ее и пристроили. Чека вот.

Он нагнулся к сваленному в кучу прорезиненному комбинезону и вытащил из валявшейся поверх него сбруи увенчанный кольцом стержень.

– Так-к точ-ч-но, оп-пе чеки выт-тащили! – Второй унтер продемонстрировал точно такой же стержень от резервного запала.

– Через два с половиной часа точно рванет, не сумлевай-тесь, Сергей Захарыч!

– Добро, – кивнул каперанг. – Самочувствие как? Декомпрессия не мучает?

– Дык мы ж час на семи-восьми саженях шли, пока за скобы держались, – удивился унтер. – Какая ж тут, ради святых угодников, декомпрессия? Все в лучшем виде! А что померзли, так благодарствуем за чаек с коньячком – душистый и сугревистый!