Атаман Платов - Владимир Лесин

В дверь постучали — вошел тайный советник Строганов. Платова словно подменили. Отодвинув «весьма важную бумагу», над которой так долго и мучительно корпел, он встал, радушно предложил Павлу Александровичу стул, стал слушать. Граф «зачал докладывать войсковому атаману» о действиях своего авангарда и между прочим, повернувшись к Денисову, сказал:

— Андриан Карпович, пленные французские офицеры с чрезвычайною похвалою говорят о храбрости ваших казаков, имевших с ними дело у деревни Розенгартен.

Не исключено, что слова эти были адресованы скорее Платову, не обращавшему внимания на Денисова. Матвей Иванович, кажется, осознал нелепость ситуации, в которую сам себя загнал в присутствии проницательного графа. Он «слабым голосом», как бы нехотя, стал благодарить Андриана Карповича за хорошую службу, предложил пуншу.

— Спасибо, господин атаман, я весьма слаб здоровьем. Прошу вас указать, где мне с отрядом разместиться на ночлег?

— Располагайтесь рядом с остальными полками донского корпуса, — сказал Платов.

Андриан Карпович, «засвидетельствовавши ему нижайшее почтение», вышел.

За дело при Гутштадте Андриан Карпович Денисов был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени. Представить его к награде мог только атаман. Выходит, все же по достоинству оценил героя?

Разгромить арьергард французской армии под Гутштадтом не удалось. Генералы Горчаков и Остен-Сакен не выполнили приказ Беннигсена: первый не оказал «должного содействия» Багратиону, а второй, хотя и выступил по предписанному маршруту, к началу атаки опоздал. Да и сам главнокомандующий не проявил необходимой решительности, слишком долго прояснял обстановку, упустил время, не обрушился всеми силами на неприятеля, с отважным пренебрежением расположившегося на ночлег на виду у русских. На рассвете 25 мая под натиском русского авангарда маршал Ней отступил за Пасаргу, пожертвовав частью своих войск и оставив раненых. За два дня боев он потерял только пленными 1500 человек. Убитых никто не считал, но их было «много».

В арьергарде армии

Отступив за Пасаргу, Ней расположил свои войска на обширной равнине на левом берегу реки, куда Наполеон уже стягивал корпуса Бессьера, Даву, Ланна, Мортье, Сульта, Удино, резервную кавалерию Мюрата — без малого 200 тысяч человек…

Русские войска после событий 24 мая занимали позицию на правом берегу Пасарги от Деппена до Гутштадта. Общая численность их по-прежнему не превышала 125 тысяч, поскольку резервы все еще не подошли.

Беннигсен, не сумев разбить корпус Нея у Гутштадта, решил еще раз помериться силами со всей армией Наполеона на заранее подготовленной позиции у Гейльсберга, куда и приказал отступать своим войскам. Прикрывать отход должен был арьергард князя Багратиона, подкрепленный казаками Платова и частью регулярной кавалерии правого крыла под командованием Уварова.

25 мая, приказав отряду Денисова наблюдать за неприятелем, стоявшим в Алленштейне, Платов с остальными полками своего корпуса двинулся на соединение с арьергардом Багратиона.

Между тем наступила ночь — лучшее время для дерзких налетов на неприятеля, расположившегося на отдых после изнурительного марша к месту сосредоточения. Собрав полковых командиров, Платов приказал им выбрать из полков самых «доброконных» и отважных казаков и отправить их за Пасаргу для нападения на цепь передовых постов вокруг французского лагеря. Донцы справились с поставленной задачей: многих часовых перебили, прочих разогнали, подняли на ноги всю наполеоновскую армию и благополучно вернулись назад, приведя с собой десятка два пленных. Но прежде, чем возвращаться, они заложили в кострище заряженную гранату…

На востоке уже занималась заря. Начинался новый день, не отмеченный мемуаристами ни победами, ни поражениями. Главнокомандующему Беннигсену «осторожность и благоразумие предписали воздержаться от решительного столкновения с превосходными силами неприятеля». По воспоминаниям артиллериста Ермолова, день «кончился без важных происшествий». А как у наших казаков?

26 мая французы вернулись на берег и развели костер как раз на том месте, где казаки заложили гранату. Прогремел взрыв. Погибло 11 человек. Один солдат, оставшийся в живых, прокричал через реку:

— Черт возьми, господа казаки, это довольно скверная шутка!

Атаман М. И. Платов, рассказывая об этом генералу А. Ф. Ланжерону, покатывался со смеху. Александр же Федорович не оценил «шутку» и назвал происшедшее «адским поступком, достойным лишь варваров».

Если не считать тревоги и фейерверка, устроенных казаками на левом берегу Пасарги, то в тот день, 26 мая 1807 года, действительно ничего существенного не происходило. Армии противников оставались на своих позициях: французская отдыхала после бессонной ночи и сосредоточивалась перед наступлением; русская готовилась к отходу на Гейльсберг, где Беннигсен решил дать Наполеону сражение.

В районе переправы против Деппена Наполеон сосредоточил большую часть своей армии: корпуса Ланна, Нея, Даву, Удино, гвардию Бессьера, кавалерию Мюрата; за ними следовал Мортье. Сульт должен был форсировать Пасаргу с выходом на Эльдитен. Виктор, сменивший раненого Бернадота, остался стоять еще севернее — против войск Лестока и соединившегося с ним после падения Данцига графа Каменского.

Весь день 27 мая русская армия отступала по дороге к Гутштадту. От возможного нападения главных сил Наполеона с тыла ее прикрывал арьергард князя Багратиона, а от удара войск маршала Сульта с севера — корпус атамана Платова, подкрепленный отрядами генералов Кноринга и Чаплица.

28 мая неприятель занял Гутштадт. Когда арьергард Багратиона переправился через Алле, казачий корпус Платова еще два часа сдерживал неприятеля. Потом, уничтожив все мосты и изрубив понтоны, двинулся вверх по реке к Гейльсбергу. Утром следующего дня предстояло сражение на позиции, которая представлялась Беннигсену исключительно «выгодной» для русских. Он и мысли не допускал, что Наполеон осмелится атаковать ее с фронта.

На позиции при Гейльсберге было много естественных преград — оврагов и высот с возведенными на них «весьма сильными фортификационными сооружениями»: редутами, батареями и флешами. Кроме того, еще в марте были построены «два плавучих моста на лодках», позволявших поддерживать связь между войсками, расположенными на обоих берегах реки Алле.

Выбор этой позиции Беннигсен мотивировал стремлением «обеспечить сообщение с рекою Прегель и иметь возможность защитить и прикрыть, насколько возможно, Кенигсберг». Иначе говоря, почти за три месяца до неизбежного сражения главнокомандующий больше думал о путях отступления, чем о развитии успеха. К этому побуждало его мнение о «чрезвычайной предприимчивости противника». Боялся Леонтий Леонтьевич Наполеона. Очень боялся. Оставалось надеяться на русских солдат. В них он все-таки верил, надо отдать ему должное.