Почему я не люблю дождь - Андрей Петерсон

Только не суждено ничему этому было сбыться…

Не в этом месте, и не в этот раз, потому что из пелены усилившегося дождя уже шелестела, обдирая свои бока о падающие на землю капли, третья выпущенная невидимым стрелком стрела…

Черным вестником смерти спешила она к цели, и не было в этом мире силы, способной ее остановить. Черной молнией скользнула она над дорогой, и, будто споткнувшись на полушаге, замер на лесной дороге брат Эйрих…

Замер и рухнул на землю.

Лишь тихий сипящий хрип вырвался из его пробитого горла, и тут же вспенилась густой розовой шапкой бурлящая кровь.

И сразу же в этом месте, будто только этого и дожидаясь, с жутким ревом устремился в низкое, почти лежащее на мокрой земле небо, ослепительный фонтан белого огня…

Мастер Ил Шарре и Лерс Хафет стояли и молча смотрели как опадает умирающим цветком портал, только что вырвавший у них из-под носа девушку, а значит и победу, и, что хуже всего – награду. План, не имеющий, казалось, никаких изъянов провалился из-за какой-то нелепицы, которой не было никаких объяснений. А яркая белая искорка, в которую только что схлопнулся открытый недавно портал, уже бледнела, истаивая на груди мертвого человека в темно-синей рясе, лежащего посреди тихого как слезы далеких ангелов дождя.

Глава седьмая

– Может, съешь чего-нибудь? – едва слышно скрипнул хилависта. – Ну, хоть чего-нибудь? Немножечко…

Осси ничего не ответила.

Как сидела, так продолжала сидеть, уставившись в одну точку. За весь день, что прошел с того момента, как открывшийся на лесной дороге портал вырвал ее вместе с хилавистой прямо из сердца дождя, она не шелохнулась и не произнесла ни слова.

Хода еще поначалу пыталась ее как-то расшевелить, но потом, поняв всю тщетность своих попыток, оставила в покое и больше не трогала. Ташур тоже, не смотря на свой склочный характер, проявил чудеса такта и деликатности: с хамскими оценками и замечаниями не лез, попусту не ныл и не ворчал. И, вообще, – только что высказанное им предложение покушать – это были его первые слова за день.

А Осси так и просидела тут на самом краешке плиты, поджав колени к подбородку и обхватив ноги руками. Она была тут, но вряд ли это осознавала. Она была здесь, а он остался там…

Навсегда.

А внутри поселилась пустота…

Не было ни мыслей, ни желаний, ни цели… Не было воспоминаний. Не было ничего. Только пустая оболочка, выстуженная отчаянием и непролитыми слезами.

Тям… Мей… Эйрих…

Скольких еще надо потерять, чтобы сердце разучилось болеть, а она научилась забывать?.. Ведь смерть, это – не самое страшное. Память, что остается в наследство живым – куда страшнее. Она не дает ни покоя, ни примирения…

Где взять сил, чтобы продолжить дальше?..

И стоит ли продолжать?..

Эйрих… Мей… Тям…

Сколько их, вверивших ей свою жизнь, свою любовь, преданность, дружбу, осталось позади, чтобы она смогла дойти?..

И сколько их будет еще, преданных ею, отданных на откуп смерти, терпеливо караулящей рядом?..

И кто следующий?..

Хилависта?..

Осси опустила голову и посмотрела на притулившегося у ног Ташура.

Кто он ей?

Друг?..

Попутчик?..

Следующий?..

Она протянула руку и впервые коснулась его кожи: мягкой, податливой и теплой. Очень живой.

А сам он, казалось, был соткан из силы…

Иной…

Скрученной в тугой клубок, чистой и ничем незамутненной. Тщательно собранной по ничтожным крупицам и бережно пронесенной сквозь дни и расстояния. Сохраненной про запас и на всякий случай…

И вот, случай этот выпал, и он щедро делился ею, вливая ее в леди Кай широким бурлящим потоком через безмерно малую в масштабах бескрайнего мира точку касания, заполняя открывшуюся внутри пустоту. Доверху. До самых краев.

И эта новая сила, рожденная в далеких и, может быть, никогда не существовавших зеркальных пределах, напитала собой только что умершую, еще до конца ею самой неосознанную, но уже убитую любовь. И она взросла и распустилась в душе леди Кай диковинным ярким цветком, который тут же увял, опаленный холодным дыханием безжалостной смерти, осыпавшись засохшими лепестками и вызревающими зернами ненависти.

Любовь, которую она ждала и которая двигала ею, умерла, породив чувства иные, но ничуть не менее яркие.

Ненависть…

Холодная слепая ярость…

Злость и вера. Неистовая безграничная вера в себя. Способная перевернуть мир и опрокинуть его в бездну.

И мысль эта в выстуженном сознании Осси Кай, в опустошенной ее душе выродилась в черную всепоглощающую идею отмщения.

Она стала другой. Милая, чуть наивная девушка осталась там… На лесной дороге… Под холодным нудным осенним дождем…

А она… Она обернулась погибелью. Серпом в руке вечного жнеца. И в сердце своем она вынашивала смерть. Смерть всем, кто был повинен в ее потерях, в трех никогда не зарастающих шрамах, перечеркнувших душу. И только во имя этого можно было сохранить себя, испепелив и переплавив сожженные чувства в оружие. В неминуемую и неотвратимую кару!

– Где мы? – Спросила Осси.

Вернее, попыталась спросить. Первые слова давались с трудом: горло пересохло, губы не слушались, а голос просто пропал. К тому же эти первые рожденные леди Кай за долгое время звуки, будто застряли в горле, и она зашлась в приступе сухого, выворачивающего наизнанку кашля.

– Где мы? – Повторила она. Второй раз получилось лучше и ее услышали.

– На кладбище, – хилависта так обрадовался ее возвращению к жизни, что даже Ходу опередил. А это, поверьте, не так уж легко было сделать. – Опять на кладбище, и опять кругом гробы, а в них, – сгнои твою душу, – опять покойники, – хилависта аж рябью подернулся от отвращения. Будто морщинками мелкими его всего перекрутило. – И что ему по нормальным-то местам не ходилось, придурку? Что ж он все по могилам-то шастал?

– Кто? – После пяти-шести жадных глотков живительной влаги, слова давались легче, да и мерзкий вкус во рту почти пропал. Осси закрутила баклажку с тоником и поставила рядом на плиту. Плита, действительно, была не, просто себе, плита, а – надгробие. Белое, шикарное, а вокруг – сколько глаз хватало, высились такие же ослепительно белые упокоения, склепы и мавзолеи.

– Кто шастал? – Повторила Осси.

– Странник, кто ж еще, – по привычке буркнул хилависта (натуру-то, вот так на раз, не переделаешь), но тут же опомнился, собрался и дальше продолжил нормальным уже тоном. – Мы ж с тобой по его следам идем. А он, вот, похоже, только трупаками интересовался. Нет, чтобы по красивым каким местам ходить. Вот, водопад, например, камерский, я бы с удовольствием посмотрел, или…

Ташур еще долго что-то бухтел, явно вознамерившись перечислить все красоты этого мира, не переставая через слово сокрушаться о скудности интересов и убогой фантазии Странника. Хорошо пресвятых отцов поблизости не наблюдалось, – не то воздалось бы Оссиному спутнику если и не по помыслам – так по словам его. Да так воздалось, что мало бы не показалось.