Путь Дракона - Дэниэл Абрахам

Доусон откинулся в кресле. Помещение Братства Великого Медведя, где они находились, казалось почти пустым. Сиденья и подушки, украшенные шелком-сырцом и дамаском из Кабрала, пустовали. Чёрные железные жаровни стояли в комнатах, построенных так, чтобы сохранять прохладу в летнюю жару. Служанки, столь часто зажимаемые по углам членами Братства, скрывались в тени и у дверей, ожидая лишь знака, что что-нибудь понадобится. В середине лета, в этих просторных и комфортабельных комнатах могло находиться до сотни высокородных господ, которые пили, курили и обсуждали придворные дела. Сейчас, если Доусон повышал голос, в них раздавалось эхо.

"Дело не в самом человеке," — ответил Доусон. " Дело в его философии. Маас и Клин ничуть не лучше, но Иссандриан держит их на поводке."

"Философские разногласия навряд ли могут оправдать…Что? Заговор?"

"Философия всегда превращается в действие. Иссандриан, Маас и другие жаждут добиться власти, играя на пристрастиях черни."

"Ты имеешь в виду совет фермеров."

"Это одно и то же," — заявил Доусон. "Но если они хотят продвигать чернь, то как много времени пройдет, прежде чем чернь сама захочет верховодить? Мы уже получили ограничение рабства, горничных и барщины. И все это в течение нашей жизни. А всё из-за таких, как Иссандриан, ищущих одобрения рабочих, купцов и шлюх."

Канл Даскеллин утробно проворчал. В тусклом зимнем свете, примечая его силуэт и почти Лионеянскую темноту его кожи, Доусон мог с трудом разглядеть его выражение. Тем не менее, он не был согласен. И если это бы не касалось его самого, он бы не пришел.

"Пришло время проявить себя настоящему духу Антеи, что бы все встало на свои места,"- сказал Доусон. "Эти гончие считают, что ведут охоту. Их нужно остановить, и, если мы будем ждать, пока Принц Астер взрослеет под опекой Иссандриана…"

Тишина завершила его мысль куда красноречивее слов. Даскеллин пошевелился в кресле, пробормотав невнятно что-то непристойное.

"Ты уверен, что король намерен сделать этот шаг?"

"Я слышал это из его уст," — ответил Доусон. "Симеон добрый человек, и мог бы быть хорошим королём, но не без нашей лояльности. Он ищет способ поставить Иссандриана на место. И я собираюсь предоставить ему этот шанс."

Тихие голоса донеслись из дальнего коридора, затем вновь воцарилась тишина. С улицы слышалось цоканье подков. Канл достал из куртки небольшую глиняную трубку и поднял руку. Служанка подошла с тонкой свечой. Дождавшись первого клуба ароматного голубого дыма, она удалилась. Доусон ждал.

"Каким образом?" — уточнил Даскеллин. Его голос стал напоминать своей жёсткостью следователя. Доусон улыбнулся. Битва была наполовину выиграна.

"Отнять у Иссандриана его силу,"- ответил Доусон. "Отозвать Алана Клина из Ванаи. Посеять вражду между Иссандрианом и фермерами. Уничтожить круг его друзей."

"Ты имеешь в виду Мааса и Клина."

"Начнём с них, но у него есть и другие приспешники. Кроме того, этого недостаточно. Они смогли набрать влияние из-из-заразобщённости тех, кто понимает толк в благородной крови."

Даскеллин сделал глубокую затяжку, при этом янтарь трубки вспыхнул, а затем медленно погас, когда он выдохнул.

"Отсюда и вытекает твой заговор," — сказал он.

"Лояльность трону — это не заговор," — возразил Доусон. "Это лишь то, что мы должны были хранить все это время. Но мы спали, и псы проникли внутрь. И ты, Канл, знаешь это."

Даскеллин зажал глиняный чубук между зубами. Он прищурился.

"Что бы ты не имел в виду — прошу тебя высказаться" — сказал Доусон.

"Лояльность Королю Симеону — это одно. А стать игрушкой Дома Каллиама — нечто другое. Я…обеспокоен переменами, предлагаемыми Иссандрианом и его кликой. Но менять одного амбициозного человека на другого — не есть решение."

"Ты хочешь, чтобы я доказал, что не похож на Иссандриана?"

"Хочу."

"Какие тебе нужны доказательства?"

"Если я помогу вызволить Клина из Ванаи, вы не получите с этого никакой выгоды. У всех есть боязнь, что твой сын находится там под командованием Клина. Джори Каллиам не может принять протекцию Ванаи.

Доусон моргнул, открыл рот, затем закрыл его снова.

"Канл," начал он, но глаза Даскеллина сузились. Доусон глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Когда он говорил, его голос звучал более весомо, чем он этого хотел. "Я даю клятву, пред ликом Господа нашего и перед троном Антеи, что мой Сын Джори не примет протекцию Ванаи, когда Алана Клина вызовут домой. Кроме того, я клянусь, что ни один из моих домов не получит прибыль от Ванаи. А теперь, не поклянешься ли ты о том же самом, мой старый друг?"

"Я?"

"Твой кузен живёт в городе, я полагаю? Уверен, что ты не захочешь создать впечатление того, что твоя поддержка трона на самом деле служение самому себе?"

Даскеллин раскатисто расхохотался, и этот глубокий тёплый звук смог хотя бы на мгновение оттолкнуть цепкие зубы зимы.

"Боже милосердный, Каллиам. Ты сделаешь из всех нас альтруистов."

"Клянёшься ли ты?" — спросил Каллиам. "Встанешь ли плечом к плечу с людьми, верными Королю Симеону, и поставить возрождение традиций выше собственного величия?"

"Истинные приверженцы трона," — полушутя заметил Даскеллин.

"Именно так," — ответил Доусон. В его голосе от лёгкости не осталось и следа. Он был твёрд, как камень, а его намерения — будто отлиты из стали. "Истинные приверженцы трона."

Даскеллин хмыкнул.

"Ты веришь в это," — сказал он.

"Да," — ответил Доусон.

Тёмные глаза блеснули, изучая лицо Доусона, как будто пытаясь проникнуть сквозь маску. А затем, как это уже было с полудюжиной человек до него — людей, которых Доусон отобрал, зная, что они неравнодушны к тому, к чему он и сам питал слабость — гордость осветила его тёмное лицо. Гордость, уверенность и чувство причастности к чему-то великому и доброму.

"Что ж," — тихо сказал Даскеллин, "Клянусь."

Раздел был наиболее органично сложившимся подразделением внутри города, но ему далеко было от того, чтобы быть единственным. По обе стороны мостов, знать держалась своих особняков и улиц, в то время как люди более низкого сословия жили в маленьких узких ответвлениях улиц и дорог. Если вы жили к северу от площади Кестрил, то это означало что у вас был высокое положение в обществе. Дорожная архитектура города, был настолько сложной, что только его жители могли ее хорошо знать. Улицы имели только одно измерение, по которому можно определить сословие жителя. Самые бедные и самые отчаянные прорыли туннель вниз, чтобы завести там новую жизнь вне руин, оставшихся от предыдущих веков, на которых был построен современный город, и они жили в темноте, грязи и запустении, но сохраняли себя, по крайней мере, от оскорбительного существования зимой.