Близкие люди - Татьяна Устинова

— По какому праву вы вмешиваетесь в нашу жизнь?! Кто вас об этом просил? Что вам здесь нужно? Хотите, я заплачу вам за доставку моего ребенка, и проваливайте отсюда! Только для начала верните на место мою няньку!

— Найдите другую няньку, если не хотите, чтобы ваш сын пропал окончательно! Во что вы превратили его жизнь?! Он ждет вас с работы так, как будто его должны выпустить из тюрьмы, а вы ничего не замечаете! Он совсем вам не нужен, бедный малыш, и вы даже не думаете о том, что ему плохо с этой женщиной!

— А с какой женщиной ему будет хорошо?! Где я ее возьму?! Вот завтра кто приведет его из школы? Кто даст ему поесть? Кто будет делать с ним уроки?! А?! Я вас спрашиваю?!

— Вы заберете, и вы будете делать! Он ваш сын!

— Я не могу! Я работаю!

— Вы отец!

— Да, и что из этого?! Я что, должен бросить работу?!

— А что, лучше бросить ребенка?!

— Вы сейчас же позвоните Кларе Ильиничне, извинитесь перед ней и дадите трубку мне!

— Вы просто сумасшедший! Ясно вам? Я очень сочувствую вашему сыну. Очень!

Хлопнула дверь, шаги торопливо сбежали по лестнице вниз.

Степан в ярости пихнул ногой стул, подошел к двери и защелкнул замок.

Потом прошелся по квартире. Зашел в ванную и попил холодной воды из-под крана.

Ничего не помогало.

Сильно топая, он еще раз прошелся по квартире и остановился на пороге Ивановой спальни.

Иван лежал бесформенной кучей, накрывшись с головой, и Степан уже знал, что это означает. Он сдернул одеяло, швырнул его на пол, поднял и накрыл Ивана снова.

— Чего ты ревешь?! — спросил грубо.

Худая спина с цепочкой выступающих позвонков вздрагивала от горя. Перпендикулярно этой изнемогающей от горя спине торчали лопатки.

— Да что ты ревешь?!

— Мы… тебе пюре сварили… мы… книжку читали… мы все уроки выучили… а ты… ты… ты ее вы-ы-ыгнал. — Тут он совсем завыл, не в силах сдержать себя, и натянул на голову подушку. — Взя-а-а-ал и вы-ы-ы-ыгнал!..

— Да она все равно не осталась бы! — заорал Степан. — Они все только притворяются хорошими! Ты что думаешь, ты ей нужен? Да она просто представление затеяла для меня, вот и все! Как же ты не понимаешь?

— Не-е-ет! — выл Иван.

Он не знал, что у отца беда. Он не знал, как отец мучается. Он ничего не понимал, и у него тоже была беда.

Весь вечер он был счастлив и знал, что теперь у них с папой все будет просто прекрасно.

Самое главное, он так ловко избавился от ненавистной ему Клары Ильиничны!

А потом приехал папа, и… стряслась беда.

— Она на машине, эта твоя Инга Арнольдовна? — вдруг спросил Степан.

— Нет, — из-под подушки ответил Иван, икая.

— Если нет, тогда до метро дойти она еще не успела, — быстро проговорил отец, — если ты сможешь полчаса побыть один, я догоню ее и извинюсь. Сможешь?

— Папочка, пожалуйста! — запричитал Иван, стаскивая с себя подушку. — Догони, пожалуйста, папочка!

— Да, — сказал Степан, — конечно. Только ты сиди и жди меня. Я сейчас.

Он кинулся к двери, нашаривая в кармане ключи от машины. Лязгнули замки. В некотором отдалении возник зареванный, но полный новой надежды Иван.

— Ты успеешь? — спросил он издалека.

— Сядь на диван и сиди, — приказал Степан.

Он выскочил на лестницу, натянув свитер только на одну руку, толкнул за собой дверь, дернул, проверяя, закрылась ли, и ринулся вниз. Нужно поймать ее до метро, потому что там четыре входа и одному богу известно, куда ее понесет. Запищал домофон, тяжелая железная дверь приотворилась, Степан споткнулся, зацепившись кроссовкой за металлический штырь, торчащий из асфальта, и головой вперед вывалился из подъезда.

На кособокой лавочке, в круге желтого света, сидела Инга Арнольдовна. Она сидела, положив ногу на ногу, курила и рассматривала Степана.

Этого он никак не ожидал.

— Добрый вечер, — брякнул он первое, что пришло в голову.

— Добрый вечер, — ответила Инга Арнольдовна вежливо, мы, кажется, виделись.

— Почему вы не ушли? — спросил Степан, подумав.

Она пожала плечами.

— Мне захотелось покурить… и подумать.

Он потоптался рядом с лавочкой, ругая себя за идиотский порыв бежать за ней с извинениями. Потом неловко плюхнулся рядом.

— Дайте сигарету, — попросил он хмуро.

Она снова пожала плечами и протянула ему пачку. Он прикурил, затянулся и тяжело вздохнул.

— Инга Арнольдовна, — сказал он наконец, — я был не прав, что так… напал на вас. Просто у меня проблемы.

— На работе? — спросила она с иронией.

Он хмуро взглянул на нее и кивнул.

— Какие бы у вас ни были проблемы, все равно нельзя так расстраивать мальчика, — проговорила она сдержанно, — он так вас ждал, так радовался, так внимательно следил за тем, что я читала, потому что ему нравилось это Понимаете?

— Я ничего не могу изменить, — сказал он, раздражаясь, — моя жизнь именно такая и никакой другой быть не может.

— А жизнь вашего сына? — сразу же спросила она. — Какая жизнь у вашего сына?

— Если вы хотите сообщить мне, что я плохой отец…

— Я уже сообщала вам, что вы плохой отец, — перебила она. — Простите, мне нужно ехать.

— Да знаю я, что эта баба никуда не годится! — сказал он с досадой и ухватил Ингеборгу за сумку, не давая ей встать. — Я знаю, что она не умеет с ним обращаться!.. Но где, где, черт побери все на свете, я к завтрашнему дню найду подходящую?! С понедельника начинаются каникулы, и мне страшно даже подумать, что я буду делать с Иваном этим летом!

— А что вы делали прошлым?

— Прошлым, — сказал Степан, — была жива мама. Она нам помогала.

— Простите.

— Прощаю.

Они помолчали.

— А вы, — снова заговорил он, и раздражение, и обида, и недовольство собой снова стали сплетаться в клубок, как злые осенние змеи в ущелье, — вы дали ему надежду на то, что все может быть по-другому. Как я загоню его обратно? Где я возьму интеллектуалку вроде вас, которая будет читать ему на ночь «Трое в лодке»? Вы-то сейчас спокойненько вернетесь домой и заснете без сновидений, а он?! Он возненавидит Клару Ильиничну еще сильнее, и что дальше? Вы ведь не будете с ним сидеть!

Она задумчиво покачала ногой в кожаной туфле с элегантной пряжкой. Морщась от непривычного, «дамского», как он определил про себя, сигаретного дыма, Степан покосился на эту пряжку, в которой вспыхивал, отражаясь, свет фонаря.

— Вот что, Павел Андреевич, — решительно сказала Ингеборга и перестала качать ногой, — я могу побыть с вашим сыном до осени. За лето вам придется найти ему новую няньку, потому что первого сентября мне нужно на работу.