Иди и не греши. Сборник (СИ) - Винниченко Игорь Александрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это было давно, — сказал Юра. — Теперь мы даже не близкие друзья. Не смей меня в этом использовать, понял!..
— Ага, — заключил я. — Старые чувства еще тлеют в его сердце!.. Тогда я при случае передам от тебя привет, ага?
— Передавай, — буркнул он.
Он ушел от меня с растревоженными воспоминаниями, а я вскоре отправился домой, прихватив с собою целую папку со сценариями будущих передач. Я терпеть не мог читать рукописи за служебным столом, и потому мой рабочий день продолжался в домашней обстановке. Все сотрудники это знали и старались провернуть все от меня зависящие дела в первой половине рабочего дня.
Не успел я перешагнуть порог квартиры, как раздался телефонный звонок. Я отключил автоответчик и взял трубку. Это оказался Валера Хабаров.
— Павел Николаевич, — несколько обиженно проговорил он, — что же вы, приказали мне организовать встречу с Рокшей, а сами исчезли.
— Не понимаю, — сказал я. — Чем я могу помочь тебе организовать встречу с Рокшей?
— Но я ее уже организовал, — сказал Валера.
— О! — удивился я. — И когда же нас ждет наша звезда?
— Сегодня в восемь, — сказал Валера.
— М-м-м… — проговорил я с сомнением. — Это будет уже не очень-то деловое свидание.
— Она сама так назначила, — сказал Валера.
— Чем ты ее купил?
— Участием в «Детективе». А что?
— Ничего, — сказал я. — Мудро.
— У меня в связи с этим появились кое-какие мысли относительно вашей передачи…
— Не торопись, — прервал его я. — Прежде все обдумай, а потом говори. Ты отправишься со мной, и мы все обсудим. Где проживает наша дива?
— На Староникольской. Это которая раньше была Героев Октября.
— Прекрасно, — сказал я. — Встречаемся на троллейбусной остановке «Площадь Мира» в половине восьмого. Форма парадная, цветы и шампанское.
— Зачем шампанское? — испугался Валера.
— Для колорита, юноша, — сказал я веско. — Ладно, шампанское беру я. За тобой цветы.
— Сделаем, — буркнул он.
До назначенного срока я успел поваляться на диване с новыми рукописями и этим совсем испортил себе настроение. Теперь, когда моя собственная (относительно, конечно) независимая телекомпания наконец набрала солидности и авторитета, когда решились основные вопросы ее безбедного существования, мои ребята начали позволять себе халтурить. Начались повторы, заимствования, просто плохая и слабая работа. Конечно, исчез элемент новизны, началась рутина, но лично я всегда считал, что рутина начинается не вне нас, а в нас самих, когда мы охладеваем к собственному делу. Можно сделать интересной любую работу, которой вы вынуждены заниматься, а уж на телевидении, где я открыл всем широкий простор для инициатив, можно было наслаждаться творчеством в полный рост. Назревала насущная необходимость драконовых мер, следовало провести показательную карательную акцию, чтобы тем раскачать людей. Предстояло готовиться к роли жестокого диктатора, что мне всегда было противно.
Так что, когда я появился на троллейбусной остановке «Площадь мира» и не застал там Валеру Хабарова, вопрос о его немедленном увольнении показался мне наиболее актуальным. Но он появился через три минуты, и вопрос не успел разрастись до стадии окончательного решения. В руках у него был букет роз, подобранных со вкусом, и я невольно поинтересовался:
— И сколько все это стоило?
— Нисколько, — буркнул он. — У меня тетка работает в теплицах силикатного завода, она мне их бесплатно предоставила, когда узнала, что я иду к Марине Рокше.
Я хотел произнести небольшую лекцию о разрушительной сущности всяких опозданий, но тут подошел троллейбус, и мы втолкались в него, чтобы ехать к Марине Рокше. Меня, конечно, узнавали, но от этого толкали не менее агрессивно, и я в очередной раз поскорбел о собственной либеральности, которая не позволяла мне заставить водителя моей служебной машины работать сверхурочно.
— Павел Николаевич, — заговорил Валера, когда мы вышли на своей остановке. — Я обо всем подумал и пришел к единственно верному решению.
— Это любопытно, — буркнул я без интереса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Чтобы сделать это шоу без ощутимых потерь собственного достоинства, — начал он заготовленной заранее фразой, — мы должны делать пародию.
— Пародию? — переспросил я. — На что?
— Пародию на ваш «Детектив», — пояснил Валера. — В смысле, дружеский шарж. На схеме вашего «Детектива», с вашими героями, развернуть комедию абсурда, на фоне которой и пройдет ваш концерт искусств.
Я остановился и задумался.
— Мысль хороша, — сказал я. — Но уж слишком отстраненная, я бы сказал. Ты хоть представляешь себе, кого и как надо вписывать в это шоу?
— Ну, это уже текущая сценарная работа, — сказал он.
Я пошел дальше.
— Хорошо, я понимаю, что артистов, певцов и прочую шушеру мы впишем, у них в принципе такая работа. Но как ты предъявишь в своей пародии, скажем, губернатора, или мэра города, или советника по культуре?
— Так в том-то и дело! — воскликнул Валера. — Представить их в дежурном виде слуг народа было бы пошло и скучно. А если подать их в развивающейся драматургии, причем снять так, чтоб они ничего не заподозрили, а потом дружески над ними посмеяться — без злобы, разумеется, — то от этого мы только выиграем.
Я покачал головой.
— М-да… Не видать мне тогда новой квартиры.
Валера некоторое время молча шел рядом, потом произнес сухо:
— Вы не сказали, что все дело упирается в новую квартиру.
Я покосился на него с усмешкой.
— Тебе это знать не обязательно, ты еще слишком молод. Ладно, развивай свою бредовую идею, она мне нравится.
— Правда? — обрадовался он.
— Правда. Далеко еще идти?
— Да вот ее дом, — сказал он.
Мы пришли.
3
Марина Рокша жила в старом трехэтажном кирпичном доме с высокими потолками, где лестничный колодец был достаточно широк для того, чтобы поднимать на талях рояль. Ступени лестницы истерлись поколениями жильцов, но подъезд был чист и ухожен. Когда-то здесь наверняка были коммунальные квартиры, но теперь в доме проживали люди не бедные, и они могли себе позволить восстановить решетку перил и, при внешней респектабельности, довести двери до броневого состояния.
Звонок был слабо слышен на лестничной площадке, но открыли очень быстро. В дверях стояла молоденькая девица в майке и джинсах, худая, бледная, с короткими светлыми волосами.
— Ой, Павел Николаевич, — расцвела она. — Проходите… Марина сейчас появится.
— Благодарю вас, — пробормотал я, проходя за нею в прихожую.
— Меня зовут Света, — представилась девица. — Я подруга Марины, ее помощница и, можно сказать, секретарша. Не снимайте туфли, у нас не принято.
— Это очень правильно, — согласился я. — Терпеть не могу заходить в незнакомую квартиру в носках. Мало ли что там может быть на полу.
Мы прошли за ней в гостиную, отмечая недурной вкус оформления, и там под громкие звуки тяжелого рока встретили длинноволосого молодого человека, который почти лежал в кресле, потягивая через соломинку коктейль. Увидев меня, он раскрыл рот, не меняя, впрочем, положения.
— Привет, Паша! — закричал он, поднимая руку для приветствия.
Мне сей юноша знаком не был, но я позволил себе вежливо кивнуть. Света убавила звук магнитофона и спросила:
— Так хорошо?
— Плохо, — буркнул я, усаживаясь в мягкое кресло. — Я бы предпочел тишину или Рахманинова.
— Что за вкусы у детективов! — расхохотался юноша. — Это музыка нашего поколения, Паша! Вам придется с этим смириться…
— Да? — я покосился на Валеру, который с цветами скромно сел на стул у стены.
— Конец света, — просто сказал тот, не стремясь ввязываться в дискуссию.
Света все же выключила магнитофон, представив юношу в кресле:
— Это Владик, приятель Марины. Он оттягивается от этого железа.
— Мы поколение с обожженой душой, — провозгласил Владик. — Нам нужны сильные впечатления, чтобы добраться до сердца.