Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

— Похоже, мы крепко опоздали? — тихо сказал он.

Турецкий лишь кивнул.

— Вот что, Володя, давай быстренько по своим каналам узнавай по адресу Кочерги на Большой Бронной телефон его соседки Лидии Зубовой.

Уже через минуту Турецкий разговаривал с соседкой, и от ее первых же слов тоска клещами сжала ему виски.

— Да ведь он же дома!.. С приятелями, что ли, какими приехал, я их голоса слышала. Да вы не вешайте трубку, я сейчас схожу к нему, кликну…

Он слышал, как застучали каблучки Зубовой по коридору, слышал стук по дереву и ее слова:

— Витя! Витя, тебя тут твой друг Александр Борисович спрашивает! Вить, ты что, спишь, что ли?

И следом:

— О-о-ой! О-о-ой! Ма-а-ма-а!

А они уже неслись под этот крик через всю Москву, к Садовому кольцу, потом — к Патриаршим прудам и вот, наконец, финиш — Большая Бронная. Конец пути. Конец жизни хорошего человека Виктора Антоновича со смешной фамилией Кочерга.

«Каюсь перед смертью. Это я по указке Санишвили подложил бомбу, убил С. Е. Алмазова и его приятеля, который мне незнаком. Не могу больше жить после этого. Прощайте. Мне нет прощения.

Висел он очень аккуратно, по всем «правилам» самоповешения, описанным в учебниках криминалистики и судебной медицины. И подпись на предсмертной записке — точно такая же, как на страницах протокола допроса. И на столе у двери, где стояли сейчас Турецкий с майором Володей Яковлевым, как положено, початая бутылка водки и стакан, под которым прощальное письмо. Подложено аккуратно.

Но Саша ничему этому не верил. Ни на миг не верил картинке, так ловко и убедительно нарисованной убийцами Виктора Антоновича. Правда, вопрос, насколько убедительно, еще предстоит выяснить медикам и криминалистам.

Майор снял ботинки и в носках подошел к повешенному.

— Так… доктор нам уже не поможет, — мрачно сообщил он, словно обращаясь к покойному, и вернулся к двери.

— Вызывай дежурную группу, Володя. И еще личная просьба к тебе…

— Слушаю, Александр Борисович, — почему-то снова перешел на официальный тон Володя.

— Пока бригада не приехала, сделай милость, допроси соседку…

— Нет вопроса, а… А ты что?

Турецкий поморщился от того, что, к сожалению, в данный момент ничего не может объяснить толком этому славному парню. Можно было бы, конечно, сказать ему, что перед ними наверняка имитация самоубийства и надо бы подойти к месту осмотра происшествия именно с этой точки зрения, но… Рано. Вместо этого он попросил Володю сообщить о случившемся его начальнику, то есть Юре Федорову, с тем чтобы тот, если сочтет нужным, позвонил Меркулову. Впрочем, с последним можно и не торопиться: ничего ж теперь не изменишь, а нервы надо иногда жалеть, даже когда они не твои, а начальства. Показалось, что Володя все прекрасно понял: не надо никуда торопиться. Тем более что явный провал в общей операции. Значит, хвастаться сейчас нечем, а по шее схлопотать всегда успеешь…

С тем Турецкий отбыл в направлении аэропорта Шереметьево. Оставалась последняя зацепка, имя которой было Геннадий. Или Гена. Изображенное на пальцах правой руки.

Время для посещения Шереметьева он, конечно, выбрал не самое удобное, середина воскресного дня — не лучшие часы для таксистов в аэропорту. Главные «денежные» рейсы прибывают по утрам. В середине дня наблюдается затишье. Поэтому, отыскав себе с трудом место для стоянки, Турецкий немного покемарил за рулем: устал, да и весь сегодняшний сон уложился в тридцать пять минут поездки на метро к Мефодьичу.

Когда он проснулся, перед зданием порта уже выстроилась вполне приличная вереница «такси» без всяких опознавательных знаков. А сами «таксисты» кучковались у входа, возле раздвижных прозрачных дверей в ожидании подходящих клиентов. Пора было выбираться в народ.

Вразвалочку, руки в карманах, в грязновской кепочке, сдвинутой на затылок, Турецкий подошел наугад к одному из «извозчиков» — молодому белобрысому пареньку в синей бейсбольной шапочке с надписью «Калифорния».

— Подкинешь в центр?

Белобрысый смачно сплюнул, глядя на свое отражение в стеклянной двери, и после продолжительной паузы, во время которой он, надо думать, размышлял: стоит или нет принимать предложение, лениво процедил:

— Валюта есть?

— Дойчемарки, — небрежно хмыкнул Саша и тоже сплюнул. — Сколько?

Но тут к «бейсболисту» подвалил некто усатый, что-то шепнул на ухо, и белобрысый тут же слинял, не успел Турецкий и глазом моргнуть.

— У тебе марки? — с наглым кавказским акцентом спросил новый «таксист» и посмотрел в упор выпуклыми блестящими глазами. — Па-ка-жи!

— А куда торопиться? — возразил Саша. — Вот встречу приятеля из Германии, у него и будут марки. А потом мы с ним в центр махнем. На Фрунзенскую, понял, друг любезный? А тебя, кстати, случайно не Геннадий зовут? — спросил просто так, может, он знает.

— Ага, — равнодушно махнул тот ладонью, отходя, — Хрынадый!

— Ну и хрен с тобой, — буркнул Турецкий себе под нос. Этот «товарищ» явно для душевной беседы не подходил.

Погуляв вдоль фасада зала «прилета», он выбрал в ряду стоящих автомобилей один, за рулем которого сидел определенно таксист, и со стажем. Это был солидный дядька, который читал «Литературную газету». Подошел к его открытому окну.

— День добрый, отец.

— Привет, коли не шутишь, — ответил он и снял очки.

— Скажите, папаша, вы здесь не знаете такого Геннадия? Он небольшого роста, худенький и с усиками. В такси работает.

— А на кой он тебе сдался, сынок? — с иронической ухмылкой протянул «отец».

— Деньги я ему должен, — обрадовался Турецкий завязавшемуся разговору. — А адрес мужика потерял, пока в город ехал.

— Откуда ехал-то?

— Да из Смоленска, — сказал первое, что пришло в голову.

— Это что ж, специально чтоб долг отдать? Такой агромадный? — засмеялся он, и стало понятно, что туфте этой он ни чуточки не верит.

— Да не, что вы, батя, — продолжал разыгрывать простака Турецкий. — Нынче-то пришлось по делам. А меня золовка просила найти этого Геннадия.

Откуда-то, как черт из банки, снова возник белобрысый «бейсболист».

— Чего ему от тебя надо, Васильич?

— Да вот, приехал человек из Смоленска, ищет Геннадия-шофера, чтоб, значит, долг ему отдать. Ты про такого знаешь?

— А чего не знать? Конечно! Он толстый такой, на грузовике ездит.

— Не-е… — возразил Саша. — Геннадий — худой и с усиками. Вот такой, — показал он ладонью примерно на уровне своей груди.

— Такого не знаю, — покачал головой белобрысый.

— Ну что ж, тогда пойду приятеля из Германии встречу, а потом посмотрим…

— Эй, смоленский! — крикнул «бейсболист» вслед. — А ты ему много денег-то задолжал? А то давай, я найду его и отдам, а? — И он заржал, очень довольный своей остроумной шуткой.

В туалете Саша снял куртку и кепку, намочил и пригладил волосы и направился в справочную «Аэрофлота». Очень симпатичная девица с изящной фигуркой и точеным личиком объяснила ему, что списков прилетающих пассажиров у них нет, но в Берлине представителем их фирмы работает ее хорошая знакомая, и предложила погулять, пока она с ней свяжется. Недолго, минут десять — пятнадцать.

Саша поболтался по залу, выпил в буфете стакан минералки, купил в ларьке смешного слоника для Нинки, снова подорвав свой из без того хилый бюджетец, основательно подчищенный Мефодьичем, хоть тот сегодня обошелся с клиентом очень даже по-человечески. Но… Он понимал, что мы лишь предполагаем, а Бог, как известно, располагает. Словом, подойдя через некоторое время к справочной, Саша увидел приятную улыбку милой девушки.

— Быстренько давайте мне ваш факс, — с ходу сказала она.

— Что?! — ничего не понял Турецкий.

— Мне нужен номер вашего телефакса, — стала объяснять она. — И на него моя подруга передаст вам список пассажиров рейса из Берлина. Понимаете?

— Ах, ну конечно! — Он так и рассыпался в благодарности. Потом продиктовал красотке номер факса Генеральной прокуратуры.

Но ведь сюда летят не только аэрофлотовские машины. Есть еще «Люфтганза», есть другие компании. Представителя «Люфтганзы» Турецкий отловил довольно скоро, увидев в одном из коридоров высокого беловолосого, явного немца, со значком фирмы на пиджаке. Убедившись, что он может понимать и даже говорить по-русски, Саша предъявил ему удостоверение прокуратуры и объяснил свои трудности.

Тот молча выслушал, не выдавая своих чувств ни словом, ни жестом, и заявил с несколько жестким акцентом:

— Извините, но этого я сделать для вас не могу, потому что это не входит в круг моих обязанностей. Если вам очень необходимы списки всех пассажиров, прилетевших из Франкфурта, будьте любезны, сами полетайте… да, полетите туда и предъявляйте там вашу красную книжку.