Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре, почти незаметно для Рипа, дамы покинули столовую. Внезапно он осознал, что сидит, развалившись в кресле, с бокалом бренди и чуть ли не впервые в жизни беседует с лордом Метролендом. Он рассказывал ему о большой игре и вдруг ощутил сбоку чье-то присутствие – будто сквозняком холодным потянуло. Обернувшись, он увидел, что к нему бочком подкрался доктор Какофилос.
– Проводите меня сегодня домой? – спросил маг. – Вы и сэр Аластор?
– Черта с два я это сделаю, – сказал Рип.
– Черта с два, – повторил Какофилос, и глубокий смысл прозвучал в его отвратительных интонациях кокни. – Я имею в вас надобность.
– Наверное, нам следует пойти наверх, – сказал лорд Метроленд. – А не то Марго станет беспокоиться.
Остаток вечера Рип провел в блаженном оцепенении. Он помнил, как Марго призналась ему, что Нора и та глупая девочка устроили сцену из-за доктора Какофилоса и обе ушли домой в ярости. Вскоре ряды гостей стали редеть, пока не оказалось, что Рип пьет виски в маленькой гостиной один на один с Аластором Трамптингтоном. Они попрощались и сошли по лестнице, поддерживая друг друга.
– Я тебя подброшу, старина.
– Нет, старина, это я подброшу тебя.
– Я люблю кататься по ночам.
– Я тоже, старина.
На ступенях крыльца холодный голос с акцентом кокни ворвался в их дружескую дискуссию:
– А не могли бы вы подбросить меня? – Ужасающая фигура в черном плаще выскочила прямо на них.
– А куда вы хотите ехать? – спросил Аластор с некоторой неприязнью.
Доктор Какофилос назвал какой-то невразумительный адрес в Блумсбери.
– Извините, старина, мне совсем не по пути.
– И мне тоже.
– Но вы сами сказали, что любите кататься по ночам.
– О боже! Ладно, запрыгивайте.
И они втроем укатили.
Рип так и не понял, каким образом они с Аластором оказались в гостиной доктора Какофилоса. Они точно зашли не выпить, потому что выпивки там не было. Не знал он также, когда это доктор Какофилос успел нарядиться в малиновую хламиду, расшитую золотыми символами, и остроконечный малиновый колпак. Просто до него совершенно внезапно дошло, что доктор Какофилос облачен во все это. А когда до него это дошло, то он начал хихикать, и хихикал так неудержимо, что ему даже пришлось усесться на кровать. Аластора тоже обуял смех, и они оба долго еще сидели на кровати и хохотали.
Но совершенно неожиданно Рип обнаружил, что они перестали смеяться, а доктор Какофилос, по-прежнему выглядевший по-дурацки в своем жреческом одеянии, глубокомысленно речет о времени, материи, духе и о многих вещах, без малейшего представления о которых Рип прекрасно провел сорок три насыщенных событиями года.
– Итак, – возвестил доктор Какофилос, – вы должны вдохнуть огонь, и воззвать к Омразу – духу освобождения, – и отправиться в прошлое сквозь века, и вновь обрести мудрость, которую века рассудка потратили впустую. Я избрал вас, потому что таких невежд, как вы двое, я в жизни не видывал. Я обладаю слишком большим знанием, чтобы рисковать собой. А если не вернетесь вы – потеря будет невелика.
– Ну знаете, – сказал Аластор.
– И более того – вы под градусом, – заметил доктор Какофилос, внезапно перейдя на будничный тон.
Затем его речь снова обрела поэтическую окраску, а Рип зевнул, и Аластор зевнул. Наконец Рип сказал:
– Чертовски здорово, старина, что ты нам все это поведал. В другой раз непременно зайду дослушать остальное. А теперь мне пора, знаешь ли.
– Да, – поддакнул Аластор, – вечер удался на славу.
Доктор Какофилос стянул с головы остроконечный колпак и вытер пот с лысой макушки. С нескрываемым презрением он оглядел своих откланивающихся гостей.
– Пьянчуги, – произнес он. – Вы причастны к тайне, сами того не осознавая. Через несколько минут ваша пьяная поступь обгонит века. Скажите, сэр Аластор, – спросил он, и лицо его озарила жуткая шутливая учтивость. – Имеются ли у вас какие-либо предпочтения касательно вашего перемещения? Вы можете выбрать любое столетие, какое пожелаете.
– О, право, чертовски любезно с вашей стороны… Я, знаете ли, не то чтобы большой дока в истории.
– Говорите.
– Да мне, честное слово, все равно, какое хотите. Может, времена Этельреда Неразумного[105]? Всегда питал к нему слабость.
– А вы, мистер ван Винкль?
– Что ж, если бы я захотел переместиться, то, как истинный американец, предпочел бы отправиться в будущее – лет этак на пятьсот.
Доктор Какофилос приосанился.
– Твори свою волю, таков да будет весь закон.
– Я отвечу так: «Любовь есть закон, любовь в согласии с волей».
– Боже, ну и долго же мы проторчали в этом доме, – сказал Аластор, когда они наконец добрались до «бентли». – Жуткий старый жулик. Надо же было так надраться.
– Черт, а я бы еще выпил, – отозвался Рип. – Знаешь какое-нибудь местечко?
– Знаю, – сказал Аластор и, круто свернув за угол, врезался боковиной в почтовый фургон, который грохотал по Шафтсбери-авеню со скоростью сорок пять миль в час.
Когда Рип встал, слегка оглушенный, но, насколько он мог судить, без особых повреждений, то почти не удивился тому, что обе машины исчезли.
Ему и без того было чему удивляться: легкий бриз, чистое, усыпанное звездами небо, просторный горизонт, не заслоненный зданиями. Луна в последней своей четверти, низко повисшая на рощей и озаряющая склон, бугристый дерн и стадо овец, мирно стригущее осоку на площади Пикадилли и в ее окрестностях, отражались в тихой заводи, тут и там пронизанной тростником.
Повинуясь инстинкту, так как его голова и глаза по-прежнему горели от выпитого вина, а в пересохшем рту стоял мерзкий привкус, Рип подошел к воде. Его лакированные туфли с каждым шагом увязали все глубже, и он остановился в нерешительности. Перед ним зиял вход на станцию метро, превращенный в развалины в духе Пиранези[106]. Черное жерло поросло папоротниками, несколько осыпающихся ступеней вели к черной воде. «Эрос»[107] исчез, но пьедестал возвышался над камышами – замшелый и полуразрушенный.
– Обалдеть, – медленно произнес мистер ван Винкль. – Двадцать пятый век.
Затем он
