Variant (СИ) - "Тори Теллер"

— Не смей! — тут же осадила ее рыжая, помня, что говорил ей скальд.

Отвернувшись, она порвала клыками запястье, и моментально прижала рану к белым губам Арна, распахнувшего затуманенные глаза.

— Тшшш, — на ухо ему зашептала Олив и слегка потянула за волосы, чуть запрокидывая голову вампира назад.

Убедившись, что ее викинг послушно глотает, девушка откинулась на подушки, аккуратно притягивая их обоих за собой. В отличие от сексуальных возлияний, для энергетического восстановления желателен был полный релакс и комфорт.

Немного погодя, Олив подтянула под себя ноги и удобно пристроилась под боком большого тела викинга. Она обняла его поперек живота и положила голову на грудь. Широкая ладонь Северянина тут же сместилась на спину девушки и прижала ее плотнее. Олив чувствовала, как вампир поглаживает ее кожу пальцами, глотая кровь своего рыжего донора и мурча словно кот. «Моемоемое» — звучало в голове у девушки, проваливающейся в дремоту. Она засыпала под стук своего сердца, медленно перетекая в сознание Кристин.

Любя, ревнуя, жалея и снова — любя…

Последним, что осознала Олив, была мысль, что удары своего сердца она слышит в груди вампира.

Где-то там, почти в другой жизни, в зелени сада под светлеющим небом Прованса, глядя в зеркало, нервно поправляла прическу Эмбер…

Почти отчаявшись добиться от своего Создателя хоть слова, надув губы, за ее спиной стояла Тина, подтягивая корсет непривычного шуршащего шелкового платья…

Согнувшись и опустив золотоволосую голову, сидел на стуле Моррис, сбросивший смокинг и закатавший рукава белоснежной сорочки…

Все замерли в нетерпеливом и тревожном ожидании.

Только Эгиль — прямой, высокий, беловолосый и бронзоволикий — был спокоен. Потому что умел ждать вечно, как умеют только драконы. Но и его зеленые глаза не отрывались от закрытых дверей гостиной, не существовавших для драконьего зрения.

Колдун удивлялся и восхищался необычностью и щедростью этой хрупкой золотоволосой женщины, сотворявшей нечто невероятное — вампиров, осознающих бренность бытия и ценность жизни как таковой.

Энергия руны Кано работала в ней на всю катушку, делая Оливию Рейвен Кук истинным Создателем, отдающим свою сущность и свое сердце. Его мерные мощные удары проникали в каждую клетку двух мертвых тел, объединяя магию крови и магию рун.

И даже Дом, то есть мистический Перекресток, казалось, впитывал каждый его удар.

И оживал.

И Эгиль-Драккар — дракон, колдун и циник, забывший свой истинный возраст — хотел сделать все, чтобы первородная сила Олив превратилась из тяжкого бремени в награду. Потому что свою он уже получил: впервые за тысячи лет у Древнего не появилось желания покинуть эту очередную глупую реальность. Наоборот — снова стало интересно, чем все закончится.

Потому что впервые за тысячелетия он рассуждал как обычный смертный, страстно желающий близким успеха и отказывающийся от логики и практицизма.

А еще колдун хотел преподнести Оливии необыкновенный подарок. Потом.

После войны, которой не избежать.

***

Викинг пил вкуснейший из нектаров — живую кровь, почти не отличимую от эликсира жизни, бежавшего по артериям его любимой женщины. Разве только чуть более прохладную и спокойную, но все-таки — живую. Как эта субстанция могла вырабатываться мертвым телом вампира, Арн не понимал. Но то, что Крис была и оставалась вампиром — не было никаких сомнений. Северянин чувствовал это всем своим существом и, конечно, оживающим телом, к которому, пытаясь устроиться более комфортно, рыжая прижималась безо всякого стеснения,

Забота, нежность, преданность — вот что слышал в ней Северянин, и это его изумляло. Мало того, викингу самому уже хотелось покровительствовать, защищать, обучать и гордиться — в общем, полный набор связи Создатель-Дитя. Если бы во всем этом он не чувствовал малюсенькой булавочки девчачьего злорадства, он бы решил, что Кристин подменили.

То, что формирование подобной связи прямо сейчас, — в момент пока он пьет эту восхитительную кровь — дело рук его феи, вампир нисколько не сомневался. Но если раньше Северянин устроил бы разборку по полной программе, то теперь ему просто было любопытно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Арну очень хотелось спросить, зачем Олив это делает — ведь он все равно не будет относиться к Кристин, как к своему созданию. Да и ревновать его было глупо — сексуальная привлекательность Олив и без фейрийского афродизиака перекрывала все известное ему до нее.

Викинг улыбнулся сам себе — ведь он не стал однолюбом. Отнюдь. Просто для него в Олив, словно сошлись все женщины мира! Все, которых он познал, и те, которых еще только собирался. Его Олив не фея — колдунья. Но Северянину нравилось жить в этом колдовстве. Нравилось, что жизнь перестала быть скучным служением разным придуркам, типа Совета Лиги вампиров или слабым человеческим правителям.

Но вот Спенсер…

Тут вампир поперхнулся и закашлялся, отводя руку Кристин.

— Все… Спасибо.

Девушка подала ему салфетку, а Арн с удивлением ощутил остывающее тепло там, где только что было ее тело. Северянин поднял на вампиршу удивленные глаза, брови его поползли вверх:

— И давно ты… теплая? — шепотом поинтересовался он.

— Я такая тогда, когда хочу, — язвительно ответила рыжая, показав язык.

— Да как ты смеешь так вести себя со мной?! Особенно после того, чем связала нас Олив!

— Олив никогда бы не нарушила вампирский закон, Арн, — снисходительно произнесла Крис. — В этом она предельно аккуратна. Она создала простую родственную связь. Человеческую. Без вампирских извращений.

Арн молча похлопал глазами. Кристин засмеялась.

— Так что я действительно за тебя — в огонь и в воду. Пока Олив будет тебя любить. Или пока ты ее не обидишь. Но если это произойдет — я сама тебя убью. Так и знай!

Она стояла перед викингом — сердилась и улыбалась, глядя как он «баюкает» под боком задремавшую Олив. А вампир, в свою очередь, смотрел на своего донора и экс-любовницу и думал, что пару дней назад за такие слова сломал бы ей хребет. А теперь он ею чуть ли не… гордится??

«Вырастет — будет меня бить», — прошелестел глубоко в сознании его собственный голос.

Викинг разглядывал Кристин, словно видел впервые. Она качнулась под непонятной ей яростью аквамариновых глаз и схватила вампира за руку, которую он протягивал вперед, одновременно поднимаясь вместе с Олив, легко придерживая ее одной рукой как маленького ребенка.

Взгляд его менялся, менялось лицо, стать. Он был и оставался тысячелетним вампиром Рориком Арнбьорном — Северянином, но человеческая сущность воина и защитника сейчас проступала на первый план.

— Мне есть кого и от чего защищать, — уверенно произнес в пространство конунг, целуя свою проснувшуюся фею и притягивая к своему могучему торсу Крис.

Двери с треском отворились, и Эгиль сделал два длинных шага к троице.

— Что изменилось, Северянин? — спросил колдун, окинув их острым взглядом.

— Я вспомнил, что потерял, и наконец, осознал, что нашел.

Глаза скальда брызнули зелеными искрами — он прищелкнул пальцами и воскликнул:

— Браво, Олив! Даже мне такое удается с бОльшим трудом/

Пятая Руна. Глава 21.

О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом…

Эгиль обернулся к остальным, зашедшим в гостиную следом и удивленно разглядывавшим скульптурную группу «викинг и валькирии». Тина не удержалась и прыснула со смеху, смущенно пояснив:

— Вы, ребята, того… в общем, офигенно прекрасны, но выглядите… ну абсолютно по-идиотски!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Эмбер, до этого хмуро поглядывавшая на свое Дитя, вдруг согласилась:

— Тооочно, — фирменным хрипловатым голосом протянула она. — Две лохматые королевы и бог в трико!

Тут уже очнулся и зареготал Моррис.

— Кому-то понадобилось напомнить, кто в доме хозяин? — поднимая бровь и опуская Олив на ноги, громогласно и язвительно поинтересовался Северянин, выступая вперед.