Пейзаж с убийцей - Светлана Чехонадская

Ноябрьская статья оказалась печальной: водитель машины, которого милиция подозревала в пособничестве преступникам, был найден в тайге, в двадцати километрах от места ограбления. Он был расстрелян из автомата. Предполагалось, что где-то подальше в таком же виде лежит и замначальника артели.

И еще одна статья о том же ограблении появилась в самом конце года. В ней говорилось, что найдены доказательства несомненной вины пропавшего замначальника артели, что многие понесли строгое, но справедливое наказание, вплоть до выговора и лишения премии, а также то, что Е.Е. Комаров, задержанный с позолоченной машиной, вину свою отрицает и стоит на том, что просто помогал незнакомому человеку. «Польстился на деньги» — сказал он. Машина, действительно, была оформлена не на него.

«Золото бесследно исчезло» — грустно сообщил автор статьи.

Без особой надежды Елена покопалась в газетах еще полчаса. Поиски разочаровали. Никакого Антипова в статьях не было. Вообще, в газетах фигурировали три человека: Комаров, погибший водитель и пропавший замначальника артели. Его фамилия не указывалась, но вряд ли вор в законе мог занимать подобную должность, даже и в девяносто втором.

Елена снова почувствовала дурноту. В папке участкового Михайлова лежало упоминание о дяде из Кропоткина, а также о том, что Штайнер собирался крупно разбогатеть. Но откуда, черт возьми, она сама могла узнать об этом?! Еще совсем недавно она считала главной тайной наличие фамилии Антипова в своем детективе. Но теперь главной тайной стало появление темы Бодайбо в описании деревни Корчаковки! «Господи, может, просто что-то услышала? — тоскливо подумала Елена, закрывая подшивку. — Да хоть на вокзале в Новосибирске? Такое громкое дело, слухи о нем могли будоражить вокзальный люд в то лето…»

Сегодня удивил участковый Михайлов. Он дозвонился ей по мобильному (у нее даже сердце екнуло от радости) и рассказал, что выздоровел, продолжает вести это дело, и теперь у него есть помощник — «классный следователь из прокуратуры. Ему активно не нравится твоя подозрительная осведомленность, но я тебя в обиду не дам, ты не думай!» Она не помнила, когда они перешли на «ты». Еще Михайлов рассказал последние новости: о ножах («У одного авторитетного человека есть мнение, что ножи были идентичными, представляешь!»), о каталке (у нее сразу закружилась голова), о сносе дома Штейнера и прочих интересных вещах.

— А про ножи все-таки можно выяснить? — спросила Елена.

— Экспертизу проводила женщина, забыл ее фамилию. Говорят, классный специалист. Но она давно уже не работает. Вроде, у нее был роман с каким-то нашим сотрудником, она, наверное, замуж вышла и уволилась.

— Жалко, — сказала Елена. — А насчет Антипова что?

— Мы с Терещенко решили, что его надо обязательно разыскать. Слишком много к нему разных ниточек ведет. Оказывается, это очень сложно, представляешь? Никаких концов!

— А то, что я просила, ты выяснил?

— Еще нет. Но выясню, не сомневайся…

Разговор ее обрадовал и расстроил. Обрадовал потому, что… просто обрадовал. А расстроил потому, что… обрадовал. «Молодой мальчик из Новосибирска, деревенский участковый! Даже и не думай!» — сказала она себе.

В кармане завибрировал мобильный телефон. Здесь в читальном зале доставать его смысла не было, кроме того, она и так знала, что это Митя: он просто взбесился после ее возвращения из Новосибирска.

«Возможно, придется увольняться, — почти равнодушно подумала Елена. — Он охамел со своим Лежаевым! Платят людям копейки, а работы требуют на миллион. Вот и идут к ним одни неудачники и бездари, без образования, без способностей, косноязычные, неграмотные… А им хоть бы хны! Лежаеву вообще телекомпания не нужна, зачем он ее содержит? «На всякий случай» — такое у него объяснение. Президентом, что ли, собирается стать? Представляю себе его избирательную компанию с помощью нашей богадельни».

Настроение, тем не менее, испортилось. В этой работе Елена не была заинтересована — ей было достаточно переселиться в загородный дом и сдать квартиру, чтобы плевать на всех с высоты второго этажа — но уйти не по собственному желанию было бы неприятно.

Кроме того, запереться в Валуево означало бы сильно сузить возможности поиска мужа. Она, конечно, мечтала выйти замуж, и не за вдовца, как шутливо признавалась Ане, а за нормального мужчину, желательно ровесника. Где его искать, было непонятно.

В принципе, Елена испробовала почти все пути, которые молва объявляла верными. Она три раза съездила на пятизвездные курорты в Турцию, причем, на всякий случай, выбирала разные времена года. Все три поездки, вне зависимости от сезонов, оказались неудачными.

В июне курорт заполонили семьи с маленькими детьми, в августе выбранный отель оказался целиком мужским, но, как выяснилось, не той ориентации.

Третья поездка была самой жуткой. Стоял конец октября, казалось, что все дети в школе, а все голубые работают — так и вышло. Роскошный курорт с бальнеологическим центром заполняли исключительно женщины. Елениного возраста, Елениной комплекции, ухоженные, следящие за собой и почти неограниченные в средствах — впервые ее одиночество глянуло в глаза самому себе.

На всякий случай съездила она и в Сочи: здесь, по крайней мере, нужную ей толпу не разбавляли иностранцы. Выбрана была, конечно, «Рэдиссон» с ее неприятным новорусским климатом, задержавшимся здесь с середины девяностых (уж Елена-то, в прошлом челнок, не испытывала ностальгии по тем временам). Здесь у нее завязалась пара романов: с неженатыми, как ни странно, и даже с москвичами, и даже с обеспеченными. Но, к сожалению, совершенно не родными и даже придурковатыми. Оба романа она прекратила сама.

Так где же следовало искать мужа? На дорогих дискотеках? В боулинге? В консерватории? Отправлять объявление на сайт знакомств она еще побаивалась: знала, что, скорее всего, отклик будет массовым, и дальнейшее развитие событий наверняка потребует активного участия, приведет к обилию разочарований, раздумий. То есть понадобится большая работа души. К такой работе она еще не была готова. Ну, а знакомые, озабоченные ее проблемой, продолжали сватать, сводить, знакомить, но все время подсовывали такой залежалый товар, что она постоянно на них сердилась.

Вообще-то, по паспорту Елена уже была замужем. Точнее, тот паспорт, где, кроме прочего, была и другая фамилия, навеки исчез в омском паспортном столе в девяносто втором году. Она избавилась от него с большим облегчением: настолько неприятными были воспоминания о двухлетнем фиктивном замужестве.

Это посоветовал знакомый москвич. Из сострадания к ее мытарствам в Москве конца восьмидесятых, он привел приятеля своего приятеля и заявил, что существует только один, но зато проверенный временем способ прописаться — фиктивный брак.

Увидев приятеля, она ужаснулась. Это был алкаш с багровой мордой и маленькими злыми глазками. «На фейс не смотри! Он кроткий, как мать Тереза! — сказал московский знакомый. — Не вариант, а конфетка! Ты даже квартиру получишь! Он живет возле проспекта Мира в доме под снос. Ему тоже прямая выгода: во-первых, ты заплатишь, во-вторых, возьмешь на себя коммунальные расходы, в-третьих, будешь давать на бутылку. Перед сносом дома разведетесь и получите каждый по однокомнатной! Я его еле до тебя довел, бабы на улице просто из рук рвали!»

Звучало убедительно. Алкашу были заплачены все деньги, накопленные за последние годы, потом была регистрация в ЗАГСе (это воспоминание она выгнала из памяти таким мощным и ненавистным усилием воли, что совершенно искренне ничего не помнила), потом началась совместная жизнь.

Старый дом в одном из переулков, примыкающих к знаменитому Банному, уже покинуло большинство жильцов. Некоторые окна были выбиты, половина лестниц обвалилась. Стены здесь были насыпные, и сквозь прореженную штукатурку виднелись легкие деревянные решетки, заполненные каким-то трухлявым мусором. Он постоянно сыпался на пол тоненькими струйками.

И днем и ночью дом гудел, кряхтел и качался. Очевидно, его когда-то действительно собирались сносить, но потом, видимо, власти сообразили, что это будет лишняя трата денег. После первого же южного ветра дом должен обвалиться сам.

Но он не обваливался. Он постепенно заполнялся удивительно злыми бомжами, которые могли выскочить внезапно, из кучи мусора, из-под куска обоев, из-за прислоненной к стене шкафной дверцы. Многие из них за долгие годы жизни в брошенных домах или на свалке научились мимикрировать — они изменили цвет кожи и волос и прикидывались под окружающую среду не хуже насекомого палочника.

Это все были друзья ее мужа. Самое неприятное в них было то, что они никогда не спали. Очевидно, алкоголь заменяет не только еду, но и сон. С наступлением сумерек бомжи становились особенно активными: они отделялись от стен, полов, возможно, и потолков, они двигались к ее квартире пятнистой толпой цвета мусора, гудрона, старых бутылок, спекшейся крови.