Радамехский карлик - Андре Лори

Оно гласило следующее:

«Дорогому, сыну нашему, Норберу Моони, весьма сведущему в науках и искусствах и весьма премудрому, поклон и пожелание благополучия.

Слуге нашему, Каддуру, мы поручили вручить тебе это послание с тем, чтобы уведомить тебя, что отныне должно тебе вносимую нам за содействие, оказываемое тебе возлюбленными сынами нашими, детьми племени Шерофов, подать повысить до суммы тысячи пиастров в месяц.

Хвала Аллаху Всевышнему!

Бэн-Камса, Радамехский Могаддем.»

Норбер Моони был так доволен превосходными результатами заключенного им с этим почтенным лицом договора, что не почувствовал особенного негодования при вести об этом новом вымогательстве. Но тем не менее он строго придерживался правила действовать в денежных делах не иначе, как с согласия господ комиссаров, выбранных обществом акционеров, а потому, извинившись перед своими гостями и предложив карлику освежительных напитков, попросил его обождать ответа и послал пригласить трех членов контрольного комитета пожаловать к нему для деловых переговоров.

Ни от кого не утаилось, что во время этого ожидания, продолжавшегося около четверти часа, безобразный карлик все время не сводил глаз с Гертруды Керсэн, любуясь ею с нескрываемым наслаждением, что, конечно, свидетельствовало об известной доле развития его эстетических чувств. Он до того увлекся этим созерцанием, что даже не заметил появления трех господ комиссаров.

Они вошли по обыкновению как-то неуклюже, кучкой, все вместе, молча и коротко поклонились и без малейших затруднений согласились подписать новое условие, предложенное Могаддемом.

Вдруг глаза карлика случайно упали на трех мужчин, стоявших у стола подле Норбера Моони, который разговаривал с ними.

И в тот же момент странная перемена произошла в лице этого маленького уродливого человека. Выражение восхищения, ясно читавшееся в его чертах, внезапно сменилось чувством неожиданного отвращения. Он смотрел на трех комиссаров, так сильно выпучив глаза, что, казалось, они сию минуту должны были выскочить из своих орбит.

И вдруг, не сказав ни слова, не поклонившись, не дождавшись даже ответа, который готовили для него, быстрой, торопливой походкой направился к двери.

Когда поспешили вслед за ним, чтобы узнать, что означает это внезапное бегство, он исчез совершенно бесследно и его никто более не видел.

Случай этот был столь необычайный, столь странный и необъяснимый, что он в течение всего дня продол жал служить темой разговоров, давая повод ко всякого рода предположениям, догадкам и соображениям. Наиболее вероятным предположением являлось, конечно то, что карлик, внезапно вспомнив о какой-нибудь позабытой им подробности, удалился, чтобы поспешить исправить свою забывчивость и, исправив ее, без сомнения, вернется на следующий же день за ответом. Как бы там ни было, его внезапное и бесследное исчезновение оставалось загадкой для всех. Никто не видел его проходящим ни в обсерватории, ни на работах, ни на круговой дороге. Никто не мог объяснить не только как он скрылся, но и как он вдруг появился.

На следующий день, с восходом солнца, гостям надо было проститься со своими радушными хозяевами. Путешественники продолжали свой путь по направлению к Хартуму. Обитатели пика Тэбали проводили их до самого подножия горы, сильно огорченные их скорым отъездом. Сэр Буцефал инстинктивно чувствовал, что увлечение небесными светилами не послужило ему на пользу, и потому особенно усердно занимался теперь госпожой Керсэн. Что же касается молодого ученого, то ему было так тяжело и грустно расставаться с Гертрудой Керсэн, что сам он этому искренне дивился в душе, тем более, что друзья обменялись взаимным обещанием вскоре увидеться снова или в Хартуме, или же здесь, на пике Тэбали.

ГЛАВА XI. Черная стража

Прошло около семи или восьми недель с того времени, когда посещение господина консула, его дочери и доктора Бриэ внесло искру веселья и оживления в однообразную и слишком уж монотонную жизнь на пике Тэбали. Работы шли своим чередом и по-прежнему вполне успешно. Но одно весьма-странное явление невольно поразило Норбера Моони, который не мог не приписать его в душе появлению Радамехского карлика. Дело в том, что большинство из его рабочих племени Шерофов один за другим незаметно покидали его.

До этого посещения у Норбера насчитывалось не менее восьмисот человек рабочих из этого племени, теперь же их едва оставалось несколько десятков. Под различными предлогами эти люди покидали Тэбали.

Правда, дело молодого ученого, то есть производимые им работы, нимало от этого не страдали, потому что уроженцы Дарфура спешили с особой охотой замещать убывавших сынов племени Шерофов, но если бы вся работа лежала исключительно только на этих последних, то при настоящем положении дел трудно было бы рассчитывать на успешное окончание задуманного предприятия.

С другой стороны, доклады Виржиля и Мабруки-Спика дали ему полезные сведения о сильном брожении умов среди землекопов и рабочих стекольного производства. Впервые после стольких долгих месяцев полнейшего порядка и спокойствия эти рабочие заговорили о близком наступлении новой золотой эры — об окончательном, решительном торжестве верных над гяурами и о поголовном избиении всех европейцев в стране. Виржиль, как старый солдат славной алжирской армии, конечно, относился в высшей степени пренебрежительно к этим разглагольствованиям и пустой болтовне, и если и упоминал обо всем этом при своих ежедневных вечерних отчетах, то только для очистки совести. Но Мабруки-Спик, видимо, сильно тревожился этим. Уже больше года Норбер Моони не мог достаточно нахвалиться этим человеком. Старый проводник, прежний сподвижник первых путешественников и исследователей верховьев Нила, служил ему верой и правдой и своей осторожностью, своим примиряющим влиянием и кротким, миролюбивым нравом, а главное, самым основательным и глубоким знанием нравов и характеров жителей Судана, Мабруки в сотне случаев оказывал Норберу Моони и делу экспедиции неоценимые услуги.

Глубоко признательный молодой ученый, ценя его преданность и заслуги, вознаграждал его особым к нему уважением и доверием, чрезвычайно льстившими самолюбию старого слуги.

Мабруки уверял, что шерофы не без причины покидали один за другим мастерские Тэбали, что они, вероятно, получили на то приказание Могаддема, и что это массовое движение, вероятно, объясняется каким-нибудь новым восстанием, готовящимся в пределах Суакима. Сверх всего этого осторожный старик предупреждал, что оставшимся еще на работах шерофам тоже ни в чем не следует доверять, что и эти тридцать или сорок человек — народ ненадежный, особенно же некий Абэн-Зегри, который пользовался в их среде громадным, неограниченным влиянием. Отпустить их под каким бы то ни было предлогом он не считал разумным, полагая, что таким образом рискует окончательно поссориться с их главой и вооружить их всех против себя; за ними следовало только внимательно следить, что он и делал.