Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Неизвестно, как отреагировал Сталин на просьбу Луначарского, но летом 1925 года ЦК Коммунистической партии принял решение пригласить в Советский Союз Прокофьева, его соперника Стравинского и мужа Фру-Фру пианиста Боровского. Спустя три дня после принятия решения помощник Луначарского Борис Красин уже устраивал в Париже встречи с теми, кого было решено пригласить в Советский Союз. Прокофьев ничего не знал о закулисных махинациях. Лина, разумеется, тоже.

Красин приехал не один. С ним был молодой, самоуверенный помощник, товарищ Тутельман, который показался Сергею настоящим коммунистом, «агентом Москвы»[189]. У Красина было дружелюбное, но измученное лицо, и он тупо повторял одно и то же, хотя и пытался придать своим словам убедительность, блеснув красноречием. Но усилия давались нелегко: от напряжения он морщил нос, словно попробовал что-то кислое. Красин был противником буржуазной музыки и представился настоящим борцом за музыку для народа – заявление, заинтриговавшее Сергея, хотя некоторые его произведения, такие как «Огненный ангел», не вписывались в эту категорию.

Прокофьеву и его очаровательной жене пора приехать в Москву, заявил Красин. Он вручил композитору подписанное и скрепленное печатью письмо ЦК ВКП(б). Красин показал Прокофьеву драгоценный документ лишь на долю секунды, потом поспешно сложил его. Для усиления эффекта Красин продекламировал письмо вслух. Приглашение поступило от юбилейной комиссии ЦК по празднованию двадцатилетия революции 1905 года, которая, как было известно Сергею, не была революцией и не ограничилась 1905 годом. Это была волна протестов, которая поднялась в декабре 1904 года в Санкт-Петербурге и прокатились по всей России, что в результате привело к дестабилизации царского правительства и ускорило принятие либеральных реформ. Советы считали это событие предвестником революции 1917 года, поэтому его юбилей заслуживал пышных торжеств.

От имени Центрального комитета Красин попросил Сергея сочинить музыку к кинофильму о событиях 1905 года. Он заверил композитора, что, если ему трудно сочинить музыку для всего фильма, будет вполне достаточно увертюры и одной-двух небольших пьес. Красин добавил, что на празднование юбилея, которое будет проходить в Москве в Большом театре, съедутся представители со всех концов Советского Союза.

Предложение было даже слишком заманчивым, но Сергей не мог его принять. «Согласие будет означать, что я поддерживаю большевизм, а значит, придется распрощаться с перспективами в буржуазных странах», – подумал он[190]. Однако предложение нужно было отклонить деликатно. Сначала Сергей попытался заставить Красина отказаться от этой идеи, дерзко заявив, что рассчитывает на «крупное вознаграждение», на что Красин ответил: «Конечно же мы заплатим». Тогда Сергей зашел с другой стороны. «В какой срок я должен завершить работу?» – спросил он. «К Новому году». – «О, тогда, боюсь, вы пришли слишком поздно. Видите ли, я только что согласился написать балет для Дягилева. Я не в состоянии одновременно заниматься и тем и другим, а отказывать Дягилеву нельзя»[191]. Однако Красин попросил обдумать его предложение, и они договорились встретиться через два дня.

Дипломатические отношения удалось сохранить благодаря Тутельману, который с мрачным видом предложил Сергею выступить с концертами в Москве, Ленинграде и других городах – в общей сложности десять концертов, Прокофьеву предоставляли право самому назначить цену за выступления. Сергей пожелал узнать, какая сумма устраивает приглашающую сторону, и Тутельман предложил 200 долларов за концерт или 150 долларов плюс 25 процентов от выручки. Сергей решил, что это предложение тоже не может принять. Его график был расписан до 1926 года, и, кроме того, ему нужны были письменные гарантии, что по окончании турне ему разрешат выехать из Советского Союза. Красин, кивнув в знак согласия, спросил: «Я правильно понял, что вы не против поездки в Советский Союз и мы можем объявить в прессе, что вы планируете приехать?» – «О, конечно», – ответил Сергей[192].

Сергей продолжал обдумывать предложение, не спеша связывать себя обязательствами. В письме Красину от 28 июля 1925 года Сергей сообщил, что у него очень много работы, поэтому он не успел обдумать советские предложения. Тем не менее новости о том, что Прокофьев проявил интерес к приглашению, быстро достигли Москвы. В августе Сергей получил письмо от Надежды Брюсовой[193], помощницы Луначарского, в котором она обрисовала в общих чертах условия въезда и выезда из Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, которую Прокофьев называл «Большевизией»[194]. Композитор Стравинский и пианист Боровский тоже получили письма. «Правительство дает согласие на Ваше возвращение в Россию. Оно согласно простить Вам все прошлые нарушения, если такие были. Но правительство не сможет простить за контрреволюционную деятельность в будущем. Вам гарантируют полную свободу перемещения, въезд и выезд из РСФСР, по Вашему желанию»[195]. Сухой, формальный тон, в котором было написано письмо, не мог не оскорбить Стравинского и Боровского, хотя последний согласился на краткосрочный визит. Прокофьев начал серьезно взвешивать все за и против. Несколько лет спустя Лина сокрушалась, насколько они оба были неинформированными.

Сергей и Лина стали все чаще задумываться о перспективе поехать в Россию. Планы Сергея даже сказались на совместной работе Сергея с Дягилевым и художником-конструктивистом Георгием Якуловым над балетом «Стальной скок», новой работой для «Русского балета».

Якулов задумал грандиозное, фантастическое действо, намереваясь показать три взаимосвязанные сферы деятельности, каждая из которых характеризовала одну из особенностей большевизма: рынок на Сухаревской площади, предприятие в условиях НЭП (новой экономической политики) и завод или сельскохозяйственную выставку, символизирующие перерождение российского общества. Все это характеризовало годы, последовавшие за революцией и Гражданской войной; балет должен был рассказать о строительстве прекрасного нового мира.

Во всяком случае, таков был замысел. Пока Сергей писал музыку, которую хотел сделать мелодичной, несмотря на то что действие второго акта происходило на заводе, Якулов разработал эскизы декораций и написал либретто. Все материалы были переданы Дягилеву, который, после долгих колебаний, пришел к выводу, что сюжет не произведет впечатления на легкомысленно настроенных зрителей. Он поручил своему протеже, Леониду Мясину, переписать либретто и продумать хореографию[196]. Когда в 1927 году состоялась премьера балета, Сергей был неприятно удивлен. Вместо того чтобы показывать разрушение старого, царистского миропорядка и замену его новым, революционным, балет преследовал совсем другую цель. В первом акте на сцену вышли герои русского фольклора, смутно напоминающие второстепенных персонажей балетов Стравинского «Жар-птица», «Петрушка» и других постановок «Русского балета» Дягилева. Новые музыкальные номера, в которых перед зрителями предстали Баба-яга и крокодил, графини на рынке, моряк и три черта, кот и кошка, моряк и девушка-рабочая, поставили критиков в тупик, равно как и «Легенда о пьянице».