Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю - Леонид Вайсберг

Как я уже говорил, в этот вечер на корме теплохода было пусто. Но искупаться мне так и не удалось. Теплоход сел на мель. Ревели двигатели, давая судну передний и задний ход, но «Амур» не трогался с места. Я понял, что засели мы крепко. Двигатели смолкли, с ходового мостика не доносилось ни звука.

Тут-то и решил я окунуться в самом Дунае. Раздобыл веревку, привязал ее к стойке перил, опоясывающих теплоход, и спрыгнул за борт. Почти у самой кормы. Одной рукой держусь за веревку, другой — подгребаю. Вода теплая, ласковая. Кругом темень. Огни светятся только на теплоходе.

Не знаю, сколько прошло времени. Может минута, а может и пять… Но рядом вдруг взревели двигатели. Мощная струя воды отбросила меня в сторону с такой силой, что я выпустил из рук веревку. Я заорал во всю мочь. Еще! Еще! Но никто не слышал меня за шумом двигателей. И, о ужас, теплоход двинулся вперед! Он снялся с мели! Вот уже между нами широкая полоса воды. С каждой секундой она становилась шире.

Я кричал до тех пор, пока виднелись огни «Амура». Но вот они, мигнув последний раз, исчезли за поворотом. Я остался один посреди широкой реки. Утонуть не боялся. Плаваю я хорошо. И все же мне было так страшно, что зуб на зуб не попадал. Что делать? Чужая река. Ночь. Попробовал достать дно. Не вышло. Проплыл еще немного. Стало мельче. Метров через сто я сумел стать на ноги. Это был берег. Обрадовался.

Побегал немного по песку, чтобы избавиться от перестука зубов. Не помогло. К счастью, я вспомнил об одном способе. Северном. Полярники в стужу так обогреваются. Сделал глубокий-преглубокий выдох и не дышал до потемнения в глазах. Даже голова немножко закружилась. Потом резко набрал в легкие воздух. Проделал это несколько раз.

Стало теплее, и я отправился на поиски людей. Иду, а сам соображаю, в какую страну я попал: в Венгрию или Чехословакию? Ведь в этом месте Дунай протекает как раз между ними. На правом берегу, если смотреть по течению, — Венгрия, на левом — Чехословакия.

«А вдруг пограничники примут меня за диверсанта и подстрелят?» Я замер на месте. Потом решил все же идти и петь «Интернационал». Его любой человек знает. Но сколько я ни ходил, передо мной все время оказывалась вода. Налево — вода, направо — вода, впереди — вода, сзади — вода. В это время из-за тучи выбралась луна, и я увидел, что попал на крошечный песчаный островок, поросший редким кустарником!

Тут только я до конца осознал, в какую неприятную историю влип. Что делать? Что делать? Я опустился на землю. Сижу на островке между двух стран, а в голове пусто-пусто. Ищут ли меня на «Амуре»? Скорей всего — нет. Все спят в мягких постелях. А я сижу в одних трусах и не знаю, что делать.

Потянул ветерок. Холодно. Страшно… С островка видны оба берега. В лунном свете деревья на них кажутся совершенно черными. Что делать? Конечно, удобнее всего ожидать рассвета. Но за это время теплоход уйдет уж очень далеко. Плыть на берег? Но на какой?

Долго просидел я так. Наконец в голове появились кое-какие стоящие мысли… «Амур» держит сейчас курс на Белград. Для этого теплоходу нужно пересечь всю Венгрию… Правильно! Поплыву на правый берег. Разыщу пограничников, и они помогут мне.

Вода показалась теплой-претеплой. Это потому, что я изрядно замерз на островке. Поплыл. Дома я запросто проплывал километр. А тут едва добрался до берега. Волновался. Руки и ноги плохо слушались. Вылез из реки и упал в траву. Минут двадцать пролежал, пока очухался.

Наконец встал на ноги. Что теперь? Ведь я нарушил государственную границу! И откуда пограничникам знать, что я не шпион? Словом, идти опасно. Буду лучше кричать.

— Не стреляйте! Я свой! Не стреляйте! Я свой! О-го-го-го!

Стою кричу… Расчет оказался верным. Ко мне подошли венгерские пограничники. Ну и разглядывали же они меня! Видимо, никак не могли понять, откуда взялся на берегу Дуная мальчик в одних трусах. А я снова стал замерзать. Один из пограничников накинул мне на плечи свою куртку. И мы пошли на заставу.

Здесь быстро все выяснилось, так как командир заставы прилично говорил по-русски. Узнав подробности моих приключений, он позвонил куда-то по телефону. Пока командир разговаривал, я навалился на горячий борщ. Ел так, что за ушами трещало. Сразу захотелось спать. Стыдно сказать, но заснул я здесь же, за столом…

Разбудило меня пение горна. Я открыл глаза и сразу все припомнил. Не помнил только, кто и когда уложил меня в эту кровать. В комнату вошел человек в белом халате. Врач.

— Как себя чувствуешь?

— На большой с присыпочкой!

— Что, что?

— Очень хорошо, — поправился я, сообразив, что венгерскому врачу вряд ли известно такое выражение.

Думаю, он не поверил мне. Начал выстукивать, выслушивать.

— Молодец! — решил, наконец, врач.

Я вскочил с постели. Отодвинул плотные занавеси. В комнату врывались солнечные лучи.

— Который теперь час?

— Восемь часов утра.

— Ну!!! — Я с ужасом представил, что творится сейчас на «Амуре». Нужно было догонять его ночью, а я уснул! Что же теперь будет? Отец, наверное, с ума сходит. Может, даже телеграмму маме и бабуле послал? Может, меня уже в утопленники записали?

— Отведите меня, пожалуйста, к командиру, — попросил я.

Начальник заставы встретил мое появление смехом:

— А, нарушитель границы явился!

— Мне нужно поскорее на теплоход… Очень нужно… Доставьте, — взмолился я.

— С этим успеешь. Прежде позавтракай.

— Ой, нет, нет… Я не могу…

— Почему?

— Там меня утопленником считают… Разыскивают…

Начальник заставы захохотал.

— Утопленником! Никто тебя не разыскивает. На «Амуре» все давным-давно известно.

— Известно?

— Еще ночью радиограмму послали. Личность твою устанавливали. Так и запросили: сообщите приметы мальчика в трусиках.

— А они?

— Ответили: «Охраняйте покрепче, чтоб не удрал».

— И все?

— А ты еще чего-нибудь хотел? Мало тебе, что границу государственную нарушил?

Ответить на это было нечего…

Рассказываю я сейчас об этом, а сам думаю: поверят мне ребята или нет? Жаль, что о нарушителях границы не принято сообщать в газетах. А еще лучше, если бы венгерские товарищи направили по этому поводу ноту нашему министерству иностранных дел. Но они только посмеялись над моими приключениями и радовались, что я жив и здоров. Ясно — друзья!

…После завтрака машина помчала меня в Будапешт. Начальник заставы сказал, что «Амур» будет ожидать «утопленника» там.

Дорога вилась сперва вдоль Дуная. Ехали мы по медье Дьёр — Шопрон. «Медье» по-венгерски — «область». Всего их в Венгрии девятнадцать. Красивые здесь места. Невысокие горы, поросшие лесом. Живописные долины с реками и речушками. Селения — беленькие, чистенькие.

Шофер гнал машину во всю мочь. Ни разу не остановился. Видно, начальник так приказал. Со мной шофер не разговаривал. Не сказал ни одного слова за все три часа, что ехали мы до Будапешта.

Прикатили мы на набережную. К тому самому причалу, где несколько дней назад поднимались на «Амур» туристы. Но теплохода здесь не оказалось. Неужто не дождался меня и ушел в Белград?

Выйдя из машины, шофер сразу же мертвой хваткой зажал мою руку в своей лапище. Это чтобы я не сбежал. А я и не собирался. Я больше всего на свете хотел попасть на теплоход. Сбросить с плеч эту огромную шинель, которая на каждом шагу путалась под ногами.

Ждали мы недолго. И вы не можете себе представить, как я обрадовался, когда из-под цепного моста вынырнула белоснежная громада «Амура». Туристы толпились на палубе и хором кричали:

— Пирату — привет! Утопленнику — привет!

Я попрощался с шофером. Отдал ему шинель. Но, прежде чем взойти на борт теплохода, начертил куском кирпича на одной из гранитных плит набережной буквы «П. Л.». Это был условный знак Ференцу.

Принимаю крещение от Нептуна Дунайского. Страна шести республик. По международной автостраде

Вы, конечно, представляете, что чувствовал я, поднимаясь по трапу на «Амур». Это была какая-то отвратительная смесь из страха и плохого настроения. Ну, все равно, что касторка. Даже хуже. По моему разумению, после короткого разговора меня должны были с позором исключить из числа туристов и первым же поездом отправить домой. Ничего не поделаешь — заслужил. Наверное, на «Амуре» никогда не приключалось такого.

Словом, я приготовился к самому худшему. Но, честное слово, совершенно невозможно понять этих взрослых. Они встретили меня как героя! Обнимали, поздравляли! Снова и снова заставляли рассказывать о «моем мужестве и стойкости». Капитан при всех заявил, что из меня вырастет настоящий моряк.

Молчал лишь папа. Это было такое молчание, что я очень опасался момента, когда мы останемся с ним одни. И вот мы очутились лицом к лицу в своей каюте.