Любимый незнакомец - Эми Хармон

– Нет, Майкл, – сказала она, с обычным самообладанием пропуская мимо ушей его саркастическое замечание. – Ни о Молли, ни о ваших родителях, ни о вашей жизни.

– Молли истинный ангел. Она так и живет в Чикаго. К счастью, мы с ней совсем не похожи.

– Она с виду ирландка?

– Да. Настоящая.

– Значит, Капоне вас нанял, потому что решил, что вы итальянец?

– Он меня… не нанимал.

– Тогда давайте сначала.

Начало. Он даже не знал, где оно, это начало.

– Капоне решил, что я итальянец… но я и хотел, чтобы он так решил. Я заставил его так думать. У меня ушло много времени на то, чтобы он в это поверил.

– Вы вели себя очень терпеливо. Об этом мне рассказал шелк.

– Да. Что ж, – он кашлянул, – выгляжу я так, что могу быть кем угодно. Или никем. Еще я хорошо знаю языки. В армии я изображал разные акценты. Кто-то здорово шутит. Кто-то поет. Кто-то умеет поддержать разговор и может любого разговорить. Я такого никогда не умел. – Он покачал головой. – Говорить я не умею. Я слушаю. Уши у меня неплохо работают. И к тому же я могу изобразить кого угодно.

– Это вы нам уже доказали. – Она ободряюще улыбнулась ему.

– Парням это нравилось. Они называли мне акцент, а я его изображал. Идиш, Филадельфия, Бронкс, Бостон. Если я чего-то не знал, то быстро запоминал. Солдаты там были отовсюду. Я заставлял их говорить, а сам прислушивался. Моя мать говорила на гэльском, так что при случае я и этим пользовался. Я мог бы сойти за грека и потому выучил греческий. Я говорю на итальянском, на испанском и на идише.

– И всему этому вы научились в армии? – изумилась она.

– Нет. Языки были до… и после. Это часть моей работы. – Он был уверен в том, что получил эту работу как раз из-за своей склонности к языкам.

– В Кливленде много поляков, венгров – больше венгров, чем где бы то ни было в мире, за исключением Будапешта, – и чехов, – заметила Дани. – Придется вам подучить восточноевропейские языки.

– Возможно, я не останусь здесь так уж надолго, – ответил он.

По лицу Дани скользнула тень – словно это ее расстроило. Ему понравилось, что это ее расстроило. Но, поймав себя на этой мысли, он расстроился сам.

– Вы правда работаете на министерство финансов? – спросила она.

– Да.

– И вы правда… налоговый агент?

– Нет. Не совсем… но что-то вроде того.

– А раньше служили в полиции.

Он кивнул:

– Мне нравилось служить в армии. Нравилось выполнять приказы. Нравилось даже воевать, хотя я и не получал такого же удовольствия, как многие Другие ребята. Когда я вернулся назад, мне показалось, что теперь мне прямая дорога в полицию. Я уже был женат. Надо было содержать семью.

– Значит, вы женились совсем молодым.

– Я женился на Айрин через полгода после того, как ушел в армию. Нам было по восемнадцать. Мы вместе выросли. Жили по соседству. Когда я уехал во Францию, она осталась жить со своими родителями. Потом я вернулся назад… и тоже поселился у них. – Как странно было рассказывать об этом.

Порой ему казалось, что он совершенно не знает Майкла Мэлоуна – героя его собственных воспоминаний. Словно он разделился надвое – или оставил себя прежнего в своем старом районе, на улице, где они жили. Той самой, на которой Айрин прожила всю свою жизнь.

– Мы поженились, а через три дня я уехал во Францию и пробыл там больше двух лет. Когда я вернулся домой в начале 1919-го, Мэри было уже почти полтора года, – продолжал он. Было что-то нереальное в том, как он впервые встретился с собственной дочерью, в том, какой хорошенькой малышкой она была. Глаза у нее были голубые, как у Айрин, но светлые материнские волосы Мэри не унаследовала. Мэри была темноволосой – прямо как он.

– Вы потеряли не одну только Мэри. На кладбище, когда вы хоронили Айрин, было еще одно маленькое надгробие, – произнесла Дани, словно оправдываясь. Словно признавалась в том, в чем совсем не хотела признаться.

– Я не хотел об этом рассказывать, – пробормотал он.

– Я знаю.

Он не хотел об этом рассказывать, но в его жизни все было связано. В его жизни не было бы Аль Капоне, не будь у него армии, Айрин, и Мэри, и Джеймса… и Дани. Пожалуй, проще всего выложить все начистоту. Три смерти и рождение того человека, которым он теперь был.

– Айрин снова забеременела где-то через год после того, как я вернулся из Франции. До самого конца все было в полном порядке. Не знаю, что там пошло не так, но ребенок, мальчик, родился мертвым. Когда Мэри через полтора года после этого умерла от воспаления легких, Айрин как будто сломалась. Она всегда была довольно чувствительной, но это ее разбило. И она так и не пришла в себя. Она говорила, что рядом со мной ей только хуже. Что из-за меня она нервничает и расстраивается. Мы так и не развелись… но последние пятнадцать лет жили врозь. – Как хорошо он ей все рассказал. Так кратко. Безо всяких эмоций. Он ощутил гордость. Ему даже удалось ни разу не отвести от нее взгляд. Но, конечно, у нее возникли вопросы.

– Как она умерла?

– Она пристрастилась к лаудануму. Думаю, он ее и добил. Или она его с чем-то смешала. Мы не знаем, нарочно ли она это сделала. Она лежала в постели. Молли говорит, что выглядело все так, словно она умерла во сне.

– Мне жаль.

– Я ничего не почувствовал. И до сих пор ничего не чувствую. – Он сунул руки в карманы и спокойно взглянул на нее. Он не заслуживал сострадания и совсем не желал его.

– Когда озеро замерзает, оно не промерзает до самого дна, – сказала Дани.

– Что?

– Замерзает поверхность воды. Лед может быть очень толстым… но под ним всегда есть незамерзшая вода. Вы что-то чувствуете. Просто это где-то внутри, под слоем льда, – мягко сказала она.

– Может быть. – Он пожал плечами.

– Как все это связано с Аль Капоне? – спросила она, возвращая его к первоначальной истории.

– Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вспомнить о вас.

– Обо мне? – ахнула она.

– О вас. И о вашем отце.

Она не спускала с него потрясенных глаз.

– Ваш отец ходил по тропкам, которые уже были исхожены до него. В те годы все только начиналось, нужно было поделить территорию. Пролезть в двери. Заграбастать поставки. Подмаслить полицейских и судей, заплатить всем,