Шаляпин. Горький. Нижний Новгород - Евгений Николаевич Никитин

самого автора производит сильное впечатление. Предполагается поставить ее в Художественном театре в нынешнем сезоне». Премьера «На дне» состоялась 18 декабря 1902 года. О чтении пьесы оставила воспоминания М. Ф. Андреева:

Несессер Ф. И. Шаляпина

«Горький читал великолепно, особенно хорошо Луку. Когда он дошел до сцены смерти Анны, он не выдержал, расплакался. Оторвался от рукописи, поглядел на всех, вытирает глаза и говорит:

– Хорошо, ей-богу, хорошо написал… Черт знает, а? Правда, хорошо!

Вокруг на него смотрели влюбленными глазами, мы тогда все, от мала до велика, были влюблены в него, больше всех, пожалуй, Станиславский. Шаляпин обнял Алексея Максимовича и стал уговаривать:

– Ничего, ничего! Ты читай, читай дальше, старик!

Трудно описать, в каком мы все были восторге!»

Чайная «Столбы»

Ночлежный дом Н. А. Бугрова

Чайная «Столбы»

Здание на Живоносновской (совр. Кожевенной) улице с большими белыми колоннами было построено на средства купца Федора Петровича Переплетчикова в 1838 году по проекту нижегородского архитектора Г. И. Кизеветтера.

Ф. П. Переплетчиков принадлежал к числу замечательных нижегородцев: на редкость талантливый коммерсант, гласный думы, городской голова, благотворитель. Перед своей смертью в 1845 году он завещал свой дом городу с тем, чтобы доходы, получаемые с него, использовались в благотворительных целях.

В конце XIX столетия это здание приобрел крупный купец, городской глава Дмитрий Васильевич Сироткин, а 21 ноября 1901 года писатель Максим Горький организовал и открыл здесь клуб-чайную для босяков, т. е. арендовал помещение, в котором можно было попить недорого чаю с хлебом. Средства на обустройство чайной выделил другой нижегородский купец-благотворитель Н. А. Бугров. Помимо чайной в этом доме были оборудованы амбулатория и библиотека, в праздничные дни устраивались концерты и литературные чтения. Исполнялись произведения А. Пушкина, Л. Толстого, Ф. Достоевского, Н. Карамзина, А. Островского, М. Салтыкова-Щедрина и многих других. Часто после концертов обитатели «Миллиошки» шли в публичную библиотеку за произведениями тех авторов, которых слушали.

Поскольку здание было украшено колоннами, то его прозвали «Столбы». Именно это был дневной приют для нижегородских босяков, поскольку из ночлежки в утренние часы выгоняли. Помещение необходимо было убрать, привести в порядок к вечеру. В зимнее время, когда работы было мало, многие из бедняков не имели места, куда можно было пойти. Чаще всего шли по кабакам и пропивали оставшиеся деньги, но часто пили и в долг и впоследствии оказывались практически в кабале у трактирщиков. Попадая в разные подозрительные заведения, со временем превращались в закоренелых преступников. Вернуть таких людей в общество было сложно, но как доказывает история с чайной «Столбы», вполне реально.

После чтения пьесы Л. Н. Андреев, М. Горький, Вл. И. Немирович-Данченко, К. С. Станиславский, Е. Н. Чириков и Ф. И. Шаляпин отправили приветственную телеграмму Л. Н. Толстому по случаю 50-летия его литературной деятельности как одному «из величайших людей, дух коего будет направлять человеческую мысль еще в течение нескольких веков».

Второй раз авторское чтение пьесы «На дне» Шаляпин слушал 29 сентября, на этот раз на квартире Л. Н. Андреева. Через 10 дней, 8 октября, Леонид Николаевич напечатал в газете «Курьер» статью «Ф. И. Шаляпин», в которой сказал:

«Я хожу и думаю – и думаю я о Фёдоре Ивановиче Шаляпине. Сейчас ночь; город угомонился и засыпает: нет его назойливых звуков, нет его бессмысленно-пестрых красок, которые в течение всего дня терзают слух и зрение и так оскорбительны среди осеннего покоя и тихого умирания. <…>

Я вспоминаю его пение, его мощную и стройную фигуру, его непостижимо подвижное, чисто русское лицо – и странные превращения происходят на моих глазах… Из-за добродушной и мягко очерченной физиономии вятского мужика на меня глядит сам Мефистофель со всею колючестью его черт и сатанинского ума, со всей его дьявольской злобой и таинственной недосказанностью. Сам Мефистофель, повторяю я. Не тот зубоскалящий пошляк, что вместе с разочарованным парикмахером зря шатается по театральным подмосткам и скверно поет под дирижерскую палочку, – нет, настоящий дьявол, от которого веет ужасом. Вот таинственно, как и надо, исчезает в лице Шаляпина Мефистофель; одну секунду перед моими глазами то же мягкое очертание, смышленое мужицкое лицо – и медленно выступает величаво-скорбный образ царя Бориса. Величественная плавная поступь, которой нельзя подделать, ибо годами повелительности создается она. Красивое сожженное страстью лицо тирана, преступника, героя, пытавшегося на святой крови утвердить свой трон; мощный ум и воля и слабое человеческое сердце. А за Борисом – злобно шипящий царь Иван, такой хитрый, такой умный, такой злой и несчастный; а еще дальше – сурово-прекрасный и дикий Олоферн; милейший Фарлаф во всеоружии своей трусливой глупости, добродушия и бессознательного негодяйства; и наконец создание последних дней – Еремка. Обратили вы внимание, как поет Шаляпин: “а я куму помогу-могу-могу”. Послушайте – и вы поймете, что значит российское “лукавый попутал”. Это не Шаляпин поет и не приплясывающий Еремка: это поет самый воздух. <…>

И всё это изумительное разнообразие лиц заключено в одном лице; всё это дивное богатство умов, сердец и чувств – в одном уме и сердце вятского крестьянина Фёдора Ивановича Шаляпина… Просто не верится».

Серафим Николаевич Судьбинин (настоящая фамилия – Головастиков. 1867, Нижний Новгород – 1944, Париж) происходил из рода старообрядцев-кожевенников Головастиковых, истоки которого прослеживаются в летописи Богородска. Одно время он жил в Нижнем Новгороде в доме № 45 по улице Тихоновской. Серафим Николаевич работал телеграфистом и в свободное время участвовал в любительских спектаклях. Именно тогда его увлечение переросло в профессию. Серафим Николаевич, поступив в труппу Д. А. Бельского, антрепренера Нижегородского театра в 1881–1891 гг., в качестве псевдонима выбрал фамилию Судьбинин и стал вести жизнь провинциального актера. На рубеже ХIХ – ХХ веков Серафим Николаевич начинает свою актерскую стезю в Московском художественном театре.

Судьбинин начал выступать на сцене МХТ с самого первого спектакля – «Царь Федор Иоаннович» по пьесе А. Толстого, играя то князя Шуйского, то князя Мстиславского. Потом он занят уже в четырех спектаклях: «Антигона» Софокла, «Смерть Иоанна Грозного» А. Толстого, «Двенадцатая ночь» Шекспира и «Геншель» Гауптмана. В 1900 году в его репертуаре появляются еще 3 спектакля: «Снегурочка» А. Островского, «Доктор Штокман», «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» Г. Ибсена.

Особенным, наиболее ярким и творческим на сцене этого театра для него стал 1902 год. Тогда он исполнил роль Нила в пьесе А. М.