Третье яблоко Ньютона - Елена Котова

— Начну читать, как только сяду в самолет. Ну что, за работу?

Они работали весь день, пока не пришло время отъезда Мэтью в аэропорт. Варя оплатила его счет за гостиницу, он поцеловал ее в щеку и сел в машину. Она села в другую. Он направлялся в свою страну, Варя оставалась в своей. Мэтью думал о том, что вообще-то каждый нормальный адвокат на его месте теперь должен был бы передать Варин кейс кому-то еще. Но он ведь всегда гордился именно своим умением и бесстрашием преодолевать границы дозволенного. Да, у него, как и у каждого нормального адвоката, всегда было табу на личные отношения с клиентом. А вот прошлой ночью он преодолел и эту условность. Это лишь новая ступень в воспитании чувств и беспрецедентное познание мира своего клиента. Точнее… это особый, тайный прецедент Дарси. Его защита теперь будет безупречной. Он обязательно дойдет до Палаты лордов.

Сев в самолет и пристегнувшись ремнями, Мэтью раскрыл книгу. Варя так занятно рассказывала об этом романе. Как приятно пахнут новые книжки. И предисловие Майкла Гленни… Но, с точки зрения его, Мэтью, эстетических стандартов, лучшего редактора, чем Джулиан Феллоуз, нет. Непревзойденный манипулятор словом, умеющий так красиво и захватывающе упаковывать в блестящую языковую стилистику достаточно ординарное содержание и почти полное отсутствие оригинальной мысли.[35] Только истинные английские снобы умеют так великолепно владеть словом и выражать им все, что угодно. Джулиану Феллоузу не писателем или сценаристом надо было бы быть, а переводчиком. Бесподобный интерпретатор. Только где набрать авторов, достойных таких интерпретаций…

Глава 9

«Что значит имя?»

«What’s in a name? That which we call a rose

By any other name would smell as sweet».[36]

Штаб-квартира Интеллидженс Сервис (МИ-6).

Воксхолл Кросс, Лондон

Начальник Директората Джулиан Филбоуз стоял у окна своего кабинета и смотрел на Воксхолл-бридж и переполненную по весне Темзу. Вода даже после месяца очищения талыми водами и непрекращающимися английскими дождями не утратила своего мутно-асфальтового, грязного цвета. Вода катилась, съеживаясь от пронизывающего ветра в маленькие волны, те беспорядочно толкались, накатывали друг на дружку, чтобы в конце концов рано или поздно разбиться мелкими барашками о каменные парапеты, мимо которых под дождем шли люди. Оконное стекло кабинета было усеяно дождевыми каплями и мелкими струйками, сползавшими извивами, как червячки. Джулиан физически ощущал промозглость лондонского апрельского дня и тяжесть низко нависшего над городом неба цвета цинка. Действительно, погода никогда не бывает хорошей.

«Опять меряемся силами с Лэнгли. Это у нас в крови. Воспроизводим и закрепляем традиции, цементирующие самоидентификацию нации. Конечно, хромоногому старику Каммингу[37] было легче, в его время будущий развал Британской империи еще только маячил на отдаленном историческом горизонте. Еще казалось, что грядущая Первая мировая война, в которой будут востребованы ресурсы наших колоний, наш флот, наша стойкость, все поправит. Камминга подпирала эта мощь. Расцвет британской дипломатии времен Антанты нес его по пути задуманного. „Си“ только поставлял информацию, а дальше за него работала империя. Теперь все по-другому. Но все-таки совершенно правильно, что мы теперь в составе Министерства иностранных дел. Это только в оперативном плане является прикрытием, кстати, крайне эффективным. А в философском смысле мы стали одной из опор, практически главной опорой, британской дипломатии. Что бы ни происходило с нашей страной, как бы ни конкурировал с нами весь мир, все эти японцы, китайцы с их ширпотребом, америки и россии с их ресурсами, мы всегда держались и будем держаться на власти нашей британской имперской дипломатии. Эта власть всегда останется глобальной, всепроникающей и невидимой. И поэтому она не только неуязвима, но и эстетически прекрасна».[38]

Мысли о вечном и прекрасном не меняли, однако, того неприятного факта, что ситуация складывалась весьма неудачно. Ведомственные игры и ставшая второй натурой потребность повозить носом по столу квадратных американских парней из Вирджинии, этих ковбоев в фермерских сникерсах на толстых пластиковых подошвах, сейчас, похоже, предельно запутали и осложнили его, казалось бы, простую и обреченную на успех в силу этой простоты и бесхитростности разработку.

Начальство, похоже, заигралось еще на старте. Исходя из примата силы всепроникающей и невидимой власти. Ни богу свечка ни черту кочерга. С одной стороны, решили все сделать чужими руками. Рассчитывали на Госдеп и Лэнгли, на самоуверенный напор, assertion, американцев с их провинциальной прямотой. Пускай протаранят на политическом уровне. С другой стороны, захотели зачем-то делать это открыто, мы-де с вами сотрудничаем. Поэтому эскиз разработки согласовывали по верху, между Форин-офисом и Госдепом. Какое может быть сотрудничество, общий язык с этими продуктами гамбургеров и кока-колы в седьмом колене? You can’t be more common than this, can you?[39] Он лично бился с этим Джеком из Белого дома, объясняя ему все буквально на пальцах. Больше года назад, кстати, когда русские только начали продвигать своими варварскими методами эту Барбару. Это уж потом Джек с Госдепом ее пригласили в Вашингтон. Эх, была б тогда его, Джулиана, воля, никогда бы не пошел он мутить эту историю по открытым каналам, через верх. Он бы все по низу Лэнгли запустил, через их, МИ-6, агента в ЦРУ. Тот бы и принес эту разработочку как собственную инициативу в замусоленной папочке своему начальству. Начальство бы все это закусило, и стали бы американцы все делать сами, не оглядываясь ревниво на Воксхолл, не меряясь с ним, Джулианом, интеллектом или чем там еще меряются… эти плебеи. Он тогда так и сказал нынешнему «Си»: «I am afraid, we might as well consider another option. Not surprisingly, I would quite prefer, indeed, this other option. We should rather instruct respectively our agent „Jeeves“, whom I find, I should say, perfectly suitable, precisely given his very low profile».[40]

Самое же неприятное, что это он предложил начальству и замутил разработку, авторство которой теперь не скроешь. При этом его заставили пойти на поводу у начальства в части открытости с американцами. А теперь он должен, просто обязан довести операцию до конца так, чтобы Форин-офис положил еще одну маленькую бисеринку в копилку британской дипломатии. Это его личный профессиональный долг. Не в британских традициях перекладывать ответственность на других. Так что в МИ-5 этот вопрос уже не передать. А по сути, с учетом того, как все повернулось, ему там самое место, либо в D4 — контршпионаж против России и Китая, либо, еще правильнее, в D7 — организованная преступность. У МИ-5 и инфраструктура для решения таких вопросов, и отлаженные механизмы работы с Metropolitan Police под рукой, все можно делать по звонку. А у МИ-6 с полицией отношения сложные. Но стучаться теперь в МИ-5 гордость не позволяет.

С Лэнгли тоже все непросто, ох непросто… Дружба дружбой, а к своему агенту в Инвестбанке, к этой «Марте», они не подпускают. А та, конечно, свою часть работы внутри этого банка сложила полностью под себя, держит все под личным контролем и отчитывается только перед своим Центром, то есть перед недоразвитым Стивом из Кливленда, штат Огайо, прости господи. Как звучит-то, «А-хай-йо», разве сравнишь со «Стаффордшир», например. Какой уж тут общий язык!

И потом прокол его начальства с отправкой ноты о снятии иммунитета с Барбары без согласования с американцами. А вдруг тогда МИ-6 вообще окажется не у дел? Да хоть бы и не у дел, в масштабах этого мелкого уголовного дела! Надо мыслить стратегически, тогда с любого расклада можно снять сливки. Никто бы не забыл, что это именно МИ-6 все придумала, а не Лэнгли. Можно было бы много лет американцам об этом напоминать, поздравляя их с незаслуженным успехом в случае такового или попрекая их тем, что провалили такую блестяще задуманную операцию. Но Форин-офис взял и шарахнул ноту, потому что, видите ли, из полиции пришел запрос. С чего вдруг полиция вообще этот запрос направила? Лишь потому, что этот кретин, президент Инвестбанка, пошел на поводу у такой же дуры «Марты» и передал доклад Шуберта констеблям, ни с кем не согласовав. А парням в ковбойках и сникерсах пришло в голову свою дуру-«Марту» только по первой фазе разработки проинструктировать, а подумать о том, что в ФБР этот доклад передан быть не может, ибо все служебное расследование происходило в Лондоне, и никто, кроме английской полиции, не сможет этим заняться, — это им в голову не пришло. А Форин-офису в голову не пришло, что президент Инвестбанка может все в полицию слить, в то время когда эта Барбара была не здесь, а в Америке. И всех этих бед можно было избежать, если бы у него, Джулиана, был бы карт-бланш на работу с БНД. Тогда этот мелкий агентишка Рольф сам, без тени вмешательства Лондона, все объяснил бы своим начальникам. Немцы же больше всех не хотели скандала. Так и спустили бы с неба на землю своего же, немецкого, президента этого чертового банка, который возомнил себя самостоятельной фигурой международного масштаба! Но чистоплюи и бюрократы Форин-офиса решили, что одновременно играть и с американцами, и с Берлином слишком сложно и можно со всеми перессориться. Вот со всеми и перессорились! Американцы взяли и в отместку кинули их с арестом этой Барбары прямо на склонах собственных Скалистых гор, как было оговорено at entry point.[41] И ведь не абстрактно договаривались, а чисто конкретно, на уровне оперативного плана. Кинули, чисто конкретно… Господи, как от общения с этой нацией без истории и корней засоряется речь. Скоро все мы, заказывая стейк в ресторанах, будем говорить официантам вместо «May I have a steak» «Сan I get a steak?», как будто намерены сами ринуться на кухню и добывать там стейк, при этом спрашивая зачем-то у официанта, получится ли у нас это.