Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

– Где конвейер? – Спросить оказалось проще.

– Следуйте к источнику света, мигающему с частотой один герц.

Ученье – свет. Неученье – тьма. «Если б конь имел меня, я б, наверно, помер». «Мойте руки перед едой. Остерегайтесь кишечных паразитов». Восхищена вашей смелостью, священник! И вашими наклонностями. Родственная душа. «Мы так близки, что слов не нужно». Аминь.

Священник не понял, что такое «частота один герц», но в этом склепе мигала только одна лампа – справа от входа. Он вышел за дверь и вкатил во владения Мамы кресло с трупом Валета. Реаниматор назойливо комментировал каждый его шаг. И подавал команды.

– «Феникс» в поле зрения. Вторая степень разложения. Многочисленные ожоговые повреждения покровных тканей. Правее! Восемь огнестрельных ранений. Еще правее! Необратимые повреждения внутренних органов. Прогноз на краткосрочный ривайвл – благоприятный. Прямо! «Поторопись, сынок! Время – деньги. Деньги – грязь, но без них – никуда»… Перекладывайте труп, священник. Аминь.

Священник вздрогнул. Голос реаниматора царапал его уши, будто металлическая стружка.

– Вы закончили, священник? – Большая Мама стала вкрадчивой.

– Да, – проговорил он, заподозрив подвох.

И не ошибся.

33. ПТИЧКИ НЕБЕСНЫЕ

В этом году Заблуда-младший решил открыть зимний сезон охоты пораньше, еще до того, как выпадет снег. Конечно, выслеживать добычу будет труднее, зато его обленившиеся болваны немного растрясут жир, который нагуляли за лето. У Григория появилась задняя мыслишка превратить охоту в своеобразные маневры. Продемонстрировать силу. Показать этому «старому деревенскому пердуну», кто в городе хозяин… Чем дольше он вертел мыслишку так и этак, тем больше она ему нравилась.

А ведь в былые славные денечки Гришкин папаша и Ферзь охотились вместе. Открытие сезона становилось настоящим праздником. Численность загонщиков достигала двух сотен человек, а псов и вовсе не считали. Охотничье оружие и прибамбасы имели немалую цену, и когда вся шушера, вырядившись в меха да забравшись в отороченные бахромой седла, гарцевала и бряцала своими инкрустированными хлопушками, это смотрелось красиво и романтично. Рев рога далеко разносился по округе. Собачий лай звенел в морозном воздухе. От лошадей валил пар. Раскрасневшиеся девки в лисьих шубах выглядели очень сексуально… Да, идиллические были времена! При одном только воспоминании о них даже такого железного человека, как Начальник, охватывала ностальгия, и он утирал скупую мужскую слезу.

А дичь! Даунов было столько, что плюнь наугад – и обязательно попадешь в кого-нибудь; кроме того, они были подвижными, наглыми и сильными. Это делало травлю интересной и непредсказуемой. Занятие для настоящих мужиков.

Гришка навсегда запомнил свою первую полноценную охоту (ему тогда едва стукнуло тринадцать). Одного матерого дауна гнали трое суток, погибли несколько загонщиков, горе-следопыт утонул в болоте, а даун в конце концов взял и застрелился! Отец был вне себя; только Ферзь сумел его утешить, устроив бои без правил между своими холопами. Вот какой она была в ту пору – крепкая мужская дружба!

Ныне приличные людишки перевелись; теперь вокруг одни предатели и дегенераты. Уж на что Гнус был крут – но и он дал себя прирезать подобно тупому петуху. А Жорик, решивший сыграть в прятки с чужаком? В результате сыграл в ящик. Туда ему, дураку, и дорога! О Жирняге и говорить нечего. Трусливый педик. Вшивый теоретик. Что он там болтал недавно о привидениях и ходячих мертвецах? Небось и Гнуса увидел с перепоя… От таких исполнителей только лишние хлопоты. Поручи что-нибудь – и не будешь знать, куда девать дерьмо. Рассуждать и трепаться умеют многие, но вот действовать эффективно и с пользой…

Лучше вспоминать приятное. Собирались охотники на привокзальной площади (Григорий не видел резона нарушать традиции). О вокзале – отдельный разговор. Считалось, что когда-то давно это было ОСОБЕННОЕ место. Место надежд и ожиданий. Отсюда уезжали и сюда возвращались из странствий. Некоторые не возвращались вовсе. Значит, были места и получше? Подумать только! На Гришкиной памяти с вокзала отправлялись только в бега или прямиком на тот свет.

С дичью поступали гуманно, то есть по-хозяйски. Дауны, облюбовавшие старые вагоны и прознавшие о сборе охотников, начинали разбегаться во все стороны, как тараканы с горячей сковородки. Смешные паразиты, ей-богу! Им давали часок-другой форы, после чего начиналось самое интересное. Чаще всего даунов гнали в сторону северной лесостепи, но иногда охотились на них прямо в городе. Самок и детенышей обычно не трогали (разве что использовали для натаскивания молодых собак). Это считалось непрестижным, хотя среди самок попадались весьма забавные экземпляры.

Несмотря на ощутимый дефицит рабочей силы, самцов никогда не отлавливали с целью продажи в рабство. Заставить их работать нельзя было даже под пыткой или под угрозой голодной смерти. В последнем случае они тихо и благостно увядали, ни на что не жалуясь. Местный интеллектуал Жирняга называл это каким-то «генетическим вывихом». Кстати, плодились они впечатляющими темпами. Скорее всего это проистекало из ихнего фатализма и нежелания применять хотя бы примитивную контрацепцию.

Поскольку Жирняга был убежденным мальтузианцем, он частенько напрягал слух Начальника, живописуя ужасы грядущего перенаселения и неудержимой экспансии голодных даунов. Председатель управы утверждал, что рано или поздно жителям города придется потесниться, и дофантазировался до коммунальных хат, в которых будут жить сразу несколько семей.

Жирняга также приписывал себе изобретение термина «тихая агрессия», в результате которой якобы произойдет постепенное растворение цивилизованной части населения среди полчищ социально-пассивных даунов путем заключения смешанных браков и распространения «свободной любви», и, как следствие, наступит неизбежное всеобщее вырождение.

Россказни Жирняги о пагубном влиянии идеалов анархии, вседозволенности и низкопробной «контркультуры» на незрелые умы горожан не пропали даром. Семя дало ростки. Почву увлажнял еще Гришкин папаша. Начальник города Ина с юных лет разделял опасения старших товарищей. Поэтому контроль за поголовьем и периодический санитарный отстрел даунов считались мероприятиями прогрессивными во всех отношениях.

Неспособность к общественно-полезному труду передавалась у даунов по наследству. Общество платило им той же монетой. Как они умудрялись выжить и чем питались, оставалось загадкой для «нормальных» жителей города. (Священник, изучавший свою потрепанную от старости книжку прилежнее других, находил в ней пугающие параллели: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, ни прядут», «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы», «Не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или: «что пить?» или: «во что одеться?»». И так далее, и тому подобное. Судя по всему, выходило, что о вокзальном народце хлопочет кто-то там, наверху. Но результат, как ни крути, был плачевный.)