Берлинские похороны - Лен Дейтон

Я уж было собрался переформулировать вопрос, но, спокойно улыбнувшись, генерал дал мне понять, что уже ответил на него.

— Вы что-нибудь для Бонна делаете? — спросил я.

— Для этих негодяев — разумеется, нет. — Он стукнул по ручке кресла так, будто его кулак был аукционным молотком. — Первые десять лет после войны я был чересчур нацистом для любого порядочного немца он ни за что не сел бы пить со мной кофе. — Слова «порядочный немец» он произнес с явной иронией. — Я за это время беседовал только с двумя полковниками из Американского института военной истории. Мы вместе прошли все бои от Буга до Волги. И, знаете ли ... — Он доверительно наклонился ко мне — ...с каждым новым разом я делал все меньше ошибок. Смею вас уверить, еще парочка визитов американских полковников, и я бы взял Сталинград. — Он засмеялся сухим невеселым смехом. — Целые десять лет я был чересчур нацистом для немецких политиков. — Он снова невесело засмеялся, будто уже устал от этой шутки. Возвратилась Хейди с кипой больших коричневых конвертов.

— Вы знакомы с полковником Стоком? — спросила она меня.

— Моя девочка увлечена им, — сказал генерал и на сей раз рассмеялся совершенно искренне.

— Не такой уж плохой выбор, — сказал я, опасаясь, что проявляю неучтивость.

— Совершенно верно, — сказал генерал.

— Вы коллега Олега Алексеевича? — спросила девушка.

— Я его деловой соперник, — ответил я.

Засмеявшись, она положила передо мной большие коричневые конверты, которые содержали новые подробности о Бруме.

Глава 40

Короля нельзя ни захватить, ни снять с доски. Достаточно поставить его в позицию, из которой ему нет выхода.

Берлин, воскресенье, 3 ноября

Берлин стал для меня домом. Комната во «Фрюлинге» была теплая и удобная. Лег я рано, встал поздно, утро текло у меня сквозь пальцы, как серебряный песок. Небо заволокло тучами, стало необычно тепло. Около метро, на противоположной стороне улицы, я купил газеты «Таймс» и «Дейли экспресс» и сел за столик в кафе «Канцлере», откуда мне был виден Курфюрстендам до Гедехтнискирхе. Официантка принесла мне кофейник на две чашки, яйца всмятку, мармелад, хлеб, масло и карлсбадские рогалики.

Движение на Курфюрстендам было большим. Проезжали такси с тустами, громадные трейлеры отправлялись в дальние путешествия, а двухэтажные автобусы совершали короткие.

Как это ни странно, Берлин — один из самых спокойных больших городов в мире, люди улыбались и отпускали грубые шуточки о солдатах, погоде и работе кишечника; а дело в том, что Берлин — единственный город, все еще живущий под управлением оккупационных армий, и уж если здесь не умели бы шутить об иностранных солдатах, то где же еще? Прямо передо мной четыре английские девушки считали свою наличность, решая, позволяет ли их бюджет пообедать в ресторане или же придется ограничиться сарделькой из киоска на Курфюрстендам. За ними сидели две медсестры в привычной серой униформе, которые вызывали в памяти роман «На Западном фронте без перемен». И все вокруг меня ели и пили. Бледнолицый мужчина слева жадно поглощал кофе, пончики и маленькие рюмочки «Штайнхагера» и смотрел вокруг таким тоскливым взглядом, словно в любой момент ожидал отправки в Сибирь.

Я успел в одиночестве дочитать «Таймс» до раздела науки и выпить четыре кофейника кофе. Мужчина, спросивший разрешения сесть за мой столик, был в чистой белой сорочке и шерстяном костюме с лацканами, которые европейские портные считают английскими. Он откашлялся и поправил галстук.

— Если я сяду за один из свободных крайних столов, то наверняка промокну в случае дождя, — проговорил он, как бы извиняясь. Я молча кивнул, но ему, похоже, хотелось поговорить.

— Дождь земле нужен. В городе не понимают, как радуются дождю селяне. — Он улыбнулся и отпил кофе.

— Если вы живете в этом городе, то в село вам попасть очень трудно, — сказал я.

Он улыбнулся.

— Город немного... замкнутый. Верно?

— Во всех отношениях, — согласился я.

Послышался очень далекий раскат грома, словно мышь пробежала по барабану. Одна из молодых англичанок сказала:

— Если пойдет дождь, о пикнике можно забыть.

Бледнолицый мужчина стряхивал с галстука сахарную пудру от пончика, а немецкие медсестры незаметно снимали под столом обувь.

— В это время года громы всегда приходят с Балтики, — сказал мой сосед по столику. Одна из англичанок предложила подругам:

— Давайте просто посидим в «Мини» и поедим.

— Идет холодный фронт, — пояснил мой сосед. — Зона низкого давления быстро движется и несет с собой дожди. Видите вон ту грозовую тучу? Когда она пройдет, погода наладится. — Снова загремел гром. Сосед кивнул понимающе головой, будто он один владел секретом. Даже не поискав взглядом официантку, он поднял вверх длинный, тщательно ухоженный палец. Она поставила на счете свои инициалы и подала ему бумажку на блюдце, с которого предварительно забрала сахар.

— Гром, — сказал он. — Зловещий звук, не правда ли? — я кивнул. Он продолжал, улыбаясь: — Моя мать любила говорить мне, что это Богу уголь везут. — Медленный раскат грома снова проплыл над городом. Я пил кофе и наблюдал, как он пишет что-то на обратной стороне счета. Потом положил его лицевой стороной вниз на мое блюдце. Карандашное послание было еле видно на паршивой бумаге. Оно гласило: «Я позабочусь обо всем САМ. Идите в ЗООПАРК. Полюбуйтесь КОРОЛЕМ». Последнее слово каждого предложения было трижды подчеркнуто. Послание существовало всего несколько секунд, потому что я тут же опустил на него чашку. Черный кофе разлился по блюдцу, превращая грубые волокна во влажную коричневую массу. Повернув несколько раз чашку, я разорвал этот комок на части.

— Согласитесь, ведь действительно похоже на уголь, — сказал сосед.

— Похоже, — согласился я. Снова зарокотало, на сей раз ближе, и он поднял палец, словно это он вызвал гром, чтобы продемонстрировать мне свою правоту. Когда я встал, он едва заметно кивнул и случайно задел стол позади себя. Если бы он не пытался удержать посуду, то все бы обошлось, но он уронил высокий кофейник. Кофе разлился по столу, раздался крик боли. Я услышал, как любитель поговорить о погоде начал многословно извиняться, а другой мужчина отвечал с отрывистым берлинским акцентом. Пришел автобус № 19, я сел на него и оглянулся на спорящих. Любитель поговорить о погоде кланялся, как марионетка, любитель пончиков стоял, неуклюже оттягивая брюки, от которых шел пар, тем самым стараясь спасти свои нежные бедра. Девушки-англичанки хихикали, одна из сестер искала под столом свою туфлю.

Передо мной возвышался тиргартенский холм, сделанный из бетонных военных заграждений, которые не удалось уничтожить; за холм цеплялись низкие свинцовые грозовые тучи. Я сошел с автобуса и заплатил за вход в зоопарк две марки. Сырой воздух был пропитан мускусным запахом, вокруг безостановочно двигались животные. Я обратил внимание на бизона, который бил копытом в землю, и трубящего слона. Несколько раз выглянуло солнышко, отбросив на светло-коричневую землю тени от деревьев. Некоторые посетители шли к навесам из опасения промокнуть под дождем. Трудно было поверить, что ты находишься в центре города, об этом напоминали только современные бетонные здания, наклонявшиеся над деревьями, чтобы посмотреться в ярко-синие пруды. С приближением дождя ветер стал гонять последние бурые листья по посыпанным гравием дорожкам. Бизон рядом прорычал что-то угрожающее.

Я увидел Валкана, одетого в плотное зеленое полупальто. Он стоял в напряженной позе, опираясь на поручень. Рядом никого не было видно.

— Все в порядке? — спросил Валкан и бросил взгляд мне за спину, словно высматривая лазутчика в кустах.

— Не дрожи, — сказал я. — Все в порядке. — Большой сухой коричневый лист, покружившись в воздухе, опустился на волосы Валкана. Он сбросил его рассерженно, будто это я сыграл с ним злую шутку.

— Вы избавились от хвоста?

Я почувствовал, как на мою щеку упала теплая капля.

— Его засыпали булочками и ошпарили кофе, — сказал я.

Валкан кивнул. Он провел пальцем вокруг губ, как бы решая, стоит ли отрастить бороду. Мы подошли к пруду, около которого стояла табличка «Flusspredhaus»[52]. Трава от сырости запахла острее, на травинках заблестели капельки дождя.

— Начались неприятности, — сказал Валкан. Мы остановились перед спокойной голубой чашей. — На прошлой неделе взяли четверых людей Гелена.

— Кто? — спросил я. Большая дождевая капля упала в воду, на миг увеличилась и вскоре исчезла совсем.

Валкан пожал плечами.

— Не знаю. ШТАЗИ или люди Стока, их взяли представители Восточного блока. Они все на вас сваливают.

— На меня? — Вода вздыбилась, и на поверхности появилась большая блестящая темно-серая голова.

— Они говорят, что вы слишком часто встречаетесь со Стоком, — сказал Валкан. Гиппопотам широко открыл пасть.