История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

Ягайло наладил связи с поляками еще до восшествия Ядвиги на престол. 18 апреля 1383 г. он предоставил жителям Люблина право свободной торговли. Конкретные предложения от поляков Ягайло получил не позднее осени 1384 г., когда в октябре Вильнюс тайно посетила польская делегация, а Краков – представители Ягайло. Официальные переговоры проходили в январе 1385 г. в Кракове. В делегацию Литвы вошли христиане – князья Скиргайло, Иван Ольшанский, Борис Кориатович и вильнюсский староста Ганул. Из Кракова они (за исключением вернувшегося в Литву Скиргайло) отправились в Буду к вдове Людовика Великого Елизавете и заручились ее согласием. В конце февраля 1385 г. в Литву прибыли делегаты от Елизаветы и Польши – ксендз Стефан, Потоцкий каштелян Владислав, люблинский староста Влодек из Харбиновиц. Последний гостил у Ягайло и раньше. В Кревском замке 14 августа был подписан согласительный акт.

По Кревскому акту Ягайло (пол. Ягелло) обязался соединить Великое княжество Литовское с Польским королевством, принять вместе со всем народом католическую веру, вернуть утраченные обоими государствами земли, а жениху Ядвиги, сыну австрийского герцога Леопольда Вильгельму, выплатить 200 000 золотых отступного за разорванную помолвку. В начале 1386 г. в Волковыске представители Польши вручили Ягайло акт о его признании королем и владыкой Польши. 12 февраля Ягайло с большой свитой отбыл в Краков, 15 февраля был крещен, 18-го повенчан с Ядвигой и 4 марта коронован как монарх Польши. На престолах Великого княжества Литовского и королевства Польского оказалось одно и то же лицо. Была заключена персональная (личная) уния, но клаузулой Кревского договора была не она, а неблагоприятная для Литвы правовая коллизия.

Ни в Кревском, ни в каком другом акте не упоминалось ограничение вотчинных прав Ягайло на Великое княжество Литовское, никакая практика межгосударственных отношений, никакая юридическая трактовка этих его прав не затрагивала. Напротив: эти /166/ права не раз выдвигались как основа юридических решений. Этими правами Ягайло ни с кем не поделился. Выработанная вскоре административная рутина обоих государств трактовала Великое княжество Литовское как отдельное политическое образование, а Ягайло – как его реального главу. Всё это указывало, что Кревский договор не уничтожил литовскую государственность; соединение не означало ее внутреннего вассалитета или вхождения в состав Польши. Однако та же рутина, с санкции Ягайло, требовала от всех субъектов политического права в Литовском государстве признания сюзеренных прав Польского короля и Польского королевства (короны). Соединение означало сюзеренитет Польского королевства над великим княжеством Литовским или внешний вассалитет последнего. Ягайло, объединяющий на основе персональной унии оба престола, стал в качестве великого князя Литовского вассалом себя самого – как короля Польши.

Состояние внешнего вассалитета испытали многие европейские государства. Правда, большинство раньше или позже вышли из этого состояния. Литва встраивалась в европейскую политическую систему, едва лишь вступив в подобное состояние. Сам Кревский акт, четко не очертивший и не детализировавший отношений вассалитета (соединения, примыкания), описал лишь их определяющую внешнюю установку, дав волю стихии практического применения этой установки. Видимо, этого пожелали обе договаривающиеся стороны, каждая из которых стремилась к своей главной цели (Ягайло – к польской короне, польский королевский совет – к подчеркнутому превосходству над Литвой). В такой ситуации всё должны были определять не правовые, а реальные взаимоотношения обоих партнеров. Тут и таилась наибольшая опасность для литовского государства.

К моменту заключения Кревского договора в Польше уже интенсивно складывалась структура сословной монархии. Наряду с монархом ее государственность воплощал институт государственного совета. Уже проявлялась и вскоре обрела силу еще одна инстанция – дворянский (шляхетский) сейм. Центральные и местные полномочные представители были уже узаконенными сановниками, а не агентами верховной власти. Общество считало страну государством (королевством Польским), а не собственностью монарха, монарха – высшим воплощением государственности; а не собственником. Дворяне уже ощущали себя народом. В Польше имелась мощная, организованная Церковь, располагавшая статусом отдельной церковной провинции, т. е. бывшая важной частью средневековой европейской межгосударственной структуры. Литва же была раннесредневековой монархией, ее феодалы еще не успели стать организованным дворянским сословием. Совет при великом /167/ князе был еще только случайным и нерегулярным сходом монарших слуг, а не государственной инстанцией, агенты монарха не были законными полномочными представителями или сановниками. Не было сейма. Выделяющиеся в военно-служилую прослойку дворяне еще не составляли сословия, их не объединяло понятие народа. Себя как народ воспринимали только князья и высшая знать страны. Большинство жителей края осознавало себя наполовину этнически, наполовину – как подданных. Не было понятия государства (в Кревском акте было записано о королевстве Польском и о землях Литвы и Руси). Церковную организацию в Литве еще предстояло строить. Поэтому Кревский договор фактически заключили польское государство и великий князь Литовский… Последний в наибольшей степени воплощал литовскую государственность; в какой-то степени ее воплощал высший круг династии Гедиминовичей (младшие братья Ягайло и Витовт).

Оказались в выигрыше и польская знать, и верхушка Гедиминовичей; для деятельности первой открывалось пространство Литвы, для второй – Польши. Но это была разного рода деятельность: польская – государственной, литовская – династической. При наличии единого правителя разграничивать сферы деятельности должны были инстанции обоих государств, но в Литве, помимо монарха, таких инстанций не существовало. Гедиминовичам (напр., брату Ягайло – Вигунту-Александру) предоставлялись княжества в Польше, а польские представители, уполномоченные правителем, посылались в Литву. Литовское войско помогало полякам, а польское – литовцам. Но в первом случае положение контролировали местные польские государственные инстанции, а во втором – это было во власти лишь общего монарха. А того в Кракове окружал польский государственный совет и другие сановники. Итак, поляки осваивали Литву, литовцы – Польшу, но первые действовали организованно через инстанции, а вторые – поодиночке. Практически это неминуемо приводило к встраиванию литовцев в польские государственные инстанции и мешало возникновению подобных инстанций в Литве. Иначе говоря, Литва превращалась в провинцию. Вся эта практика нашла отражение в деятельности канцелярии польского короля, взявшейся обслуживать и литовское делопроизводство (канцелярия при литовском монархе еще не была заведена, при необходимости обращались к услугам привле- /168/ каемых писарей). Даже при отсутствии внешнего польского сюзеренитета, подобное взаимовлияние двух государств привело бы к атрофированию литовской государственности, но теперь это отмирание усугубляли претензии представителей сюзеренной Польши. Ягайло любил бывать в обеих державах, но главным местом его пребывания все-таки стала Польша. В Польше Ягайло был не только король, но и признанный Европой монарх, а в Литве он еще был для Европы – никто. Кстати, опасность для литовской государственности проявлялась и через собственного властителя: Литву никто не порабощал, но служение своему монарху становилось службой чужой стране, а литовцы у себя дома – делались людьми второго сорта.

Подобное положение было закономерно обусловлено язычеством и отсталостью Литвы. Уже советники Гедимина указывали, что путь в Европу и к достижению прогресса лежит через признание чужой гегемонии (этим путем шли все страны восточной части Центральной Европы). Наличие своего монарха гарантировало, что и в таких условиях не будет нарушено развитие собственной государственности. Уния с Польшей избавила властителя Литвы от подобной участи: Ягайло стал монархом и занял в центрально-европейской иерархии место рядом с королями Чехии и Венгрии. Гедиминовичи с честью вышли на европейскую арену, но это было осуществлено за счет своей национальной государственности.

Кревский договор создал в Польше новый династический центр Центральной и Северной Европы. Это было закономерным следствием развития региона. Вскоре (в 1397 г.) Кальмарская уния создала еще один такой центр в Дании. До смерти Людовика Великого и даже после нее сама Польша пребывала в тени гегемонистской Венгрии. Теперь в такую же тень попала Литва. Ее отсталость и немногочисленность литовского народа (в собственном государстве он составлял меньшинство населения) делали гегемонию славянской Польши особенно опасной для Литвы. Временно приостановленный династический кризис и перевес Тевтонского ордена обретали новое очевидное и недвусмысленное выражение по мере усугубления процесса провинциализации Литвы.