Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

Но Цицерон не давал себе в этом отчета. Столь разнообразные занятия, свойственные его должности, почти все неприятные, сильно докучали ему. Усталость, которую почувствовал к концу года этот единственный человек, старавшийся управлять хорошо, убедительнее, чем небрежное управление в других провинциях, доказывает что Империя не могла долго существовать в том виде, как тогда. Проконсульство Цицерона показывает, что энциклопедическая разносторонность функций, когда один и тот же человек попеременно становился полководцем, оратором, судьей, администратором, архитектором, была следом уходящей эпохи и не могла сохраняться в более передовой цивилизации, когда началось разделение труда, когда каждый стал лучше исполнять свою работу. Встречался изредка честный, усердный и неподкупный правитель, но он спешил уйти со своего поста и даже просить своих друзей воспротивиться продолжению его командования.[447]Цицерон желал только одного — выйти поскорее из леса цифр syngraphae (долговых обязательств), поручительств, контрактов и возвратиться в Италию, куда его призывало много частных и общественных дел.

Третий брак Туллии

Его дочь, его дорогая Туллия, бывшая уже два раза замужем и два раза разводившаяся, получила много предложений от знатных лиц теперь, когда узнали, что ее отец возвратится из Киликии с полным кошельком и будет в состоянии дать ей большое приданое. Ее мать, ловкая Теренция, отдала предпочтение Гнею Корнелию Долабелле, распутному молодому человеку, но из очень знатной фамилии. Цицерон знал, чем был его будущий зять, и знал о всех его долгах,[448]но честолюбивое стремление породниться с древней и настоящей знатью было сильнее всего прочего и преодолело даже его отцовскую нежность. Не мечтал ли он, как о высшей награде за свои труды, о близости к знати? Брак его дочери с Долабеллой был грамотой на благородство для выходца из Арпина. Общественные дела, в которых Цицерон запутывался все более и более, также побуждали его поскорее возвратиться в Рим. Он просил Целия присылать ему почаще известия о новостях, и Целий платил некоему Кресту, профессиональному журналисту, чтобы тот посылал в провинцию политическую и светскую хронику, всю наполненную римскими сплетнями.[449]Постоянно путешествовавшие между провинцией и Римом гонцы Цицерона также приносили ему известия. Он имел их и от курьеров обществ откупщиков, часто привозивших письма знатных лиц. Но, несмотря на все, из-за больших расстояний новости приходили поздно, порядок их часто бывал нарушен, и Цицерон терял терпение.

XI

Initium tumultus

Выборы на 49 год— Цезарь в Цизальпинской Галлии. — Возвращение Цицерона в Италию. — Цензорство Аппия. — Надежда Цезаря на мир. — Заседание сената 1 декабря 50 года. — Три различных голосования сената. — Переход Помпея на сторону консерваторов. — Интриги в течение десяти первых дней декабря 50 года. — Государственный переворот Марцелла и Помпей. — Цезарь и Помпей. — Последние попытки Цезаря предотвратить войну. — Последние дни декабря. — Счастье Помпея и несчастья Цезаря. — Цезарь и гражданская война. — Заседание сената 1 января 40 года. — Последние попытки в пользу мира и последние надежды. — Партия войны окончательно берет верх.

Выборы на 49 год

Приближались выборы, и борьба за консульство обещала, как и раньше, быть очень горячей. Вопрос о командовании в Галлии должен был наконец быть разрешен в этом году. Обе партии более чем обыкновенно старались достигнуть высшей магистратуры. Всегда склонный к умеренности, Цезарь был бы доволен, если бы к нему был расположен один из двух консулов. Он отправил солдат в Рим в отпуск,[450]чтобы обеспечить успех своему прежнему генералу Сервию Сульпицию Гальбе. Но консерваторы выставили против него двух кандидатов: Луция Корнелия Лентула и Гая Клавдия Марцелла, двоюродного брата настоящего консула, брата консула предшествовавшего года и так же дурно, как оба предшествующих Марцелла, расположенного к Цезарю. Обе партии с ожесточением оспаривали друг у друга победу, и Цезарь потерпел поражение. Если ему удалось заставить избрать Марка Антония народным трибуном, то он не мог добиться избрания Сервия Сульпиция Гальбы в консулы. Должность, наиболее оспариваемая и наиболее важная, попала в руки консерваторов.

Цезарь и Антоний

Победа чрезвычайно обрадовала врагов Цезаря.[451]Они думали, что этим покончено со всем влиянием и могуществом Цезаря. И удар для Цезаря был действительно тяжел не столько сам по себе, сколько по впечатлению, произведенному на нерешительных и робких людей. Неужели судьба изменила ему, как утверждали его враги? Действительно, Цезарь, готовивший тогда в Галлии зимние квартиры для своих легионов,[452]чтобы дать им небольшой отдых, был так взволнован результатами выборов и интригами своих врагов, что решился на выборах авгура, которые должны были проходить в сентябре,[453]лично явиться в цизальпинскую Галлию на помощь Антонию, бывшему кандидатом против Луция Домиция Агенобарба.

Демонстрации в Цизальпинской Галлии

Он хотел сделать все для избежания нового удара, подготавливаемого ему ободренными своим недавним успехом консерваторами. Во время путешествия он узнал, что Антоний был избран,[454]но так как он был уже на полпути, то хотел исполнить проект, о котором он размышлял, может быть, уже давно. Он был популярен в цизальпинской Галлии, ибо там знали о его готовности предоставить ей права гражданства. Многие из его солдат родились в здешних деревнях, и, наконец, население долины По понимало, что завоевание трансальпийской Галлии обогатит Галлию цизальпинскую, которая из пограничной страны, какой она была до сих пор, сделается транзитной страной для того, чтобы теперь мы назвали ее обширной и очень интернациональной страной. Посланным вперед ловким агентам легко удалось побудить цизальпинскую знать приготовить пышные демонстрации в честь завоевателя Галлии, и Цезарь мог совершить триумфальное путешествие по провинции. Из каждой деревни выходили ему навстречу депутации. Муниципалитеты и колонии приглашали его на празднества. Сельское население, давшее ему столько солдат и знавшее из их рассказов о его подвигах, толпами по пути являлось приветствовать его.[455]

Цезарь предлагает Помпею мир

Эти демонстрации были предназначены не для удовлетворения солдатского тщеславия, но чтобы показать издали Италии, недовольной завоевателем Галлии, какой энтузиазм вызывало это завоевание среди населения, особенно страшившегося галлов и лучше их знавшего. Но Цезарь постоянно был так склонен к примирению, что, послав в Италию легион, который требовали у него для войны против парфян, возвратил другой легион Помпею, одолжившему ему его,[456]и приказал Куриону прекратить оппозицию Помпею и снять veto, наложенное на суммы для испанских легионов.[457]В общем, Цезарь предлагал теперь Помпею мир и считал момент удобным для соглашения. Впрочем, он был столь уверен, что его враги не вызовут междоусобной войны под таким ничтожным предлогом, что в конце сентября двинулся в обратный путь и снова перешел через Альпы, чтобы сделать последние распоряжения относительно расположения войск на зимних квартирах в Трансальпийской Галлии.

Обратное путешествие Цицерона

Цицерон между тем окончил год своего управления, или, скорее, изгнания, и тотчас уехал, даже не составив отчетов о своем управлении. Он просил своего квестора немедленно приехать в Лаодикею для выполнения этой операции,[458]но не нашел его там. Его нетерпение было так сильно, что он приказал своему писцу составить вместе с квестором отчеты и положил их, как требовал lex Iulia 59 года, в общественных зданиях в Лаодикее и Апамее, чтобы публика могла их контролировать. Потом он уехал,[459]ничего не взяв из доходов провинции. Часть их он оставил своему квестору, которому поручил управление, чтобы тому не было предлога грабить Киликию, а остальное, около миллиона сестерциев, внес в провинциальное казначейство к большому негодованию своих друзей и офицеров, не понимавших, как может великий оратор больше заботиться о кошельках фригийцев и киликийцев, чем об их собственных.[460]Этот факт действительно не имел прецедента. Как бы то ни было, даже за вычетом всего этого Цицерон мог legibus sal vis, как он говорил, привезти в Италию сумму, необходимую на торжественное чествование его победы, и передать в руки эфесских откупщиков два миллиона двести тысяч сестерциев,[461](теперь — более миллиона франков). Это, вероятно, была его личная часть военной добычи. Даже честные проконсулы обширной империи, как видим, довольно хорошо получали за труды в год своего правления. По дороге он получил письмо от квестора, жаловавшегося, что его секретарь внес в казначейство 100 000 сестерциев, которые должен был бы возвратить ему.[462]Он отвечал квестору, утешая его, что готов вознаградить его сам. Он путешествовал достаточно медленно, чтобы показать своему сыну и племяннику памятники Азии и Греции,[463]и остановился на некоторое время в Афинах, где узнал о смерти своего друга Претия, сделавшего его своим наследником.[464]К несчастью, в Патрах заболел Тирон — молодой раб, которого он любил, как сына,[465]и путешествие еще более замедлилось. Болезнь затягивалась, и Цицерон, к своему великому сожалению, должен был оставить Тирона, но уехал только после того, как отдал все необходимые распоряжения — заботиться о нем, не считаясь с издержками. Богатый италийский купец в Патрах, Маний Курий, которого Цицерон знал и который был очень привязан к Аттику, должен был предоставить в распоряжение Тирона за счет Цицерона любые суммы, в которых тот мог бы нуждаться.[466]Наконец, 24 ноября Цицерон высадился в Брундизии.[467]