Волга. История главной реки России - Дженет Хартли

к каким другим результатам не приводил. Случаи, порой касавшиеся лишь одного или двух человек, не всегда можно было решить на низовом уровне: они поступали в администрацию губернатора и в Казанскую духовную консисторию. Для самих отступников, разумеется, опыт всегда был травматичным. Их срывали с места и насильственно переводили в другие деревни, как правило, расположенные на изрядном расстоянии, а подчас и в другой губернии. Родителей отделяли от детей; мужей от жен. Переселить при этом могли в какую-нибудь слаборазвитую губернию с неблагоприятными условиями для сельского хозяйства. Это было суровое наказание, вряд ли соответствовавшее провозглашенной в Просвещение политике «веротерпимости».

Случаи, произошедшие в Казанской и Самарской губерниях, демонстрируют человеческую цену правительственной политики по отношению к вероотступничеству и сложность ситуации в деревнях, где вместе жили мусульмане, крещеные татары и православные русские. В 1854 году велось расследование эпизода, имевшего место в 1835 году; сохранилось множество отчетов местных чиновников и опросов свидетелей. Все началось с того, что пожилого «новокрещеного» татарского крестьянина с несколько неудачным именем Алексей Романов заподозрили в том, что он вновь обратился в ислам. Вскоре дело расширилось до подозрений в адрес сразу 132 крещеных татар из деревень Оренбургской губернии, которые жили среди православных русских. Следствие показало, что 22 семейства «новокрещеных» татар вновь вернулись к исламу, и было принято решение отселить эти семьи по меньшей мере на 100 верст (чуть более 100 км) в пределах Казанской или Оренбургской губернии. Детей отправляли с родителями, если им было меньше 15 лет, а детям постарше разрешалось остаться, только если они могли доказать свое истинное православие[372]. Процесс растянулся до 1850-х годов, поскольку крестьяне активно сопротивлялись переселению: по меньшей мере один татарин утверждал, что он никогда и не обращался в православие. Метод, однако, продолжали практиковать. Около 1200 крещеных татар, вновь обратившихся к исламу, в 1843 году было приказано выселить из Чистопольского уезда[373]. В 1860 году татар-мусульман из того же уезда переселили из-за их якобы «религиозного фанатизма»[374].

Более разумные русские миссионеры понимали, что тяжелые на руку чиновники тем самым только отвращают крещеных татар от христианства. В 1865 году один миссионер следующим образом подытожил провал методов правительства:

«С 1827 по 1864 год приходские священники и консистории при всем своем рвении ничего не сделали, чтобы заставить отступников среди крещеных татар внять доводам рассудка; они действовали без любви и сострадания к отступникам, без должной подготовки… Полицейское вмешательство только злило крещеных татар, отвращало их от православия, а такие меры, как переселение, разоряли татар и лишали их духа, а вовсе не укрепляли в православной вере и благочестии. Неудивительно, что крестить татар в христианство получалось редко, а отступничество происходило повсеместно»[375].

Переселяли не только татар-отступников. Та же судьба могла постигнуть и действительно крестившихся. В 1840-е годы «новокрещеный» татарин Дмитрий Гаврилов с семьей был отправлен из мусульманской деревни в православную[376] – вероятно, чтобы опасность возвращения к исламу была поменьше. Никаких свидетельств тому, что Гаврилов или его односельчане-мусульмане вели себя неподобающе, не было.

«Старокрещеные» татары в целом считались более крепкими в православии, чем «новокрещеные», но в 1866 году эти убеждения были поколеблены, когда на Волге начались массовые случаи отступничества среди «старокрещеных». В Чистопольском уезде пошли слухи, что царь издал указ, дозволявший татарам, некогда крестившимся, свободно исповедовать ислам. В то время в деревнях было неспокойно – следствие освобождения крепостных несколькими годами ранее. Движение быстро распространялось от одной поволжской деревни к другой; появилось множество прошений о возвращении в ислам (сопровождавшихся символическим бритьем бороды у мужчин и переодеванием в мусульманское платье у женщин). Первым делом местные власти отклонили все прошения и арестовали девятерых татар, которых сочли вожаками. Когда мятеж на этом не остановился, власти обеспокоились и стали арестовывать всех подряд. Обнаружилось, что в ислам вернулись очень многие татары. В итоге 21 зачинщик был приговорен к каторжным работам, еще 20 заключены в тюрьму, а 260 других вместе с семьями подвергнуты принудительным духовным наставлениям[377]. Большинство других татар выпустили из тюрьмы, что привело только к новым волнам отступничества в последующие несколько лет.

Фундаментальное значение для ассимиляции обращенных татар имели вопросы языка и образования. Политику правительства и церкви критиковали, в частности, за отсутствие материалов на национальных языках. Первый перевод катехизиса на татарский язык вышел лишь в 1803 году. Школы для новообращенных мусульман учредили еще в XVIII веке, но тогда они не рассматривались как способ насаждения русских «ценностей». Одной из основных целей школ для крещеных татар была подготовка переводчиков для российской армии и государства – вопрос чисто практический, а вовсе не идеологический[378]. Только в конце XIX века под руководством ученого и миссионера Николая Ильминского акценты сместились в сторону пропаганды не только православных, но и «русских» ценностей при обучении татарской молодежи (о чем речь пойдет в главе 12).

* * *

Иностранные путешественники описывали Россию как страну глубоко православную. И действительно, степень христианского благочестия далеко превосходила разумные пределы и граничила с фанатизмом. В конце XVII века Самуэль Коллинс, английский врач русского царя, писал: «во время некоторых обрядов стоят в церкви целую ночь, крестятся, кладут земные поклоны и бьют головами об пол»[379]. Примерно 130 лет спустя Кэтрин Уилмот, протестантка из числа мелкого англо-ирландского дворянства, отмечала: «На восходе и заходе солнца и в других случаях они начинают креститься, и так яростно, что процесс длится до четверти часа. Они кланяются почти до земли и потом не только выпрямляются заново, но и отклоняются в той же степени назад, широко крестясь при этом»[380].

Однако православная церковь сталкивалась с трудностями не только извне – со стороны язычников и мусульман, но и изнутри. Эти проблемы имели место по всей Российской империи, но на Средней и Нижней Волге стояли особенно остро – просто из-за того, что в связи с недоступностью региона злоупотребления могли пройти безнаказанно и расцветали различные секты.

Низовое православное духовенство пользовалось в России дурной славой. По сути это была закрытая каста. Приходские священники должны были искать жену в своем кругу, их сыновья тоже обычно становились со временем священниками, как только образовывались подходящие вакансии. Плату приходские священники получали очень скромную, что в сочетании с обычной обширностью их семейств приводило к тому, что попы обычно жили ничем не лучше тех крестьян, которых окормляли. Существовали семинарии, но уровень[381] образования в них чаще всего был очень низок; в любом случае эти учебные заведения славились скорее не ученостью, а жестокостью. В результате приходскими священниками становились люди дурно образованные, нищие и не имевшие особого призвания к своей работе. Неподобающее поведение и пьянство были для них нормой. Петр Левшин, тверской епископ,