Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

— Не становиться у него на пути? И это все, что вы хотите мне сказать? — выпалила Клер, совершенно разозлившись.

Она повернулась к двери, думая: «Как может Эндрю быть столь неделикатен, столь равнодушен?»

— Простите, что побеспокоила вас своим визитом.

ГЛАВА 14

5 ноября 1672 года

Король остался в Хэмптоне, но придворные вернулись в гостиную мадемуазель де Керуаль. Ее покои вновь ожили, осветились шандалы и канделябры, запылал огонь в великолепном камине. Служанка, на этот раз шустрая быстроногая девчонка от силы лет тринадцати, ведет Анну по залу, наполненному людьми: одни задумчиво склонили парики над карточными столами, где идет игра в бассет по крупной, другие расположились в уютных креслах и беседуют, угощая друг друга доброй понюшкой табаку. Она проходит в длинный коридор, и нежные звуки скрипки и арфы, доносящиеся из гостиной, затихают, как и ровный гул оживленных голосов. Служанка вводит ее в спальню мадемуазель, и она снова, как и в прошлую ночь, погружается в атмосферу сонной, очарованной тишины. Единственные звуки, которые нарушают этот покой, — шипение горящих поленьев и шорох юбок торопливо уходящей служанки.

Занавески в спальне раздвинуты, открывая два больших окна, за которыми виднеется широкая серая поверхность реки и низкое небо. По реке, вверх и вниз по течению, медленно и величаво скользят корабли и баржи.

Спальня убрана богато и пышно, теперь она кажется Анне еще роскошней, чем в предыдущую ночь. Все здесь выполнено в розовых тонах: и занавески, и стулья, и тканные по специальному заказу обюссонские ковры, и обшитые панелями, украшенные золотой филигранью стены. В солнечную погоду этот цвет для мадемуазель де Керуаль — самый выигрышный, но в холодном свете затянутого облаками осеннего дня он принимает серовато-голубоватый оттенок, который Анна не может не сравнивать с бескровной бледностью губ мертвого тела.

Она подходит к кровати Луизы. Мадемуазель на ее появление не реагирует ни единым словом, ее глаза под тяжелыми веками открылись лишь для того, чтобы узнать ее, и потом снова закрылись. С прошлой ночи, похоже, состояние ее мало изменилось. Губы сухи и покрыты трещинками, и сквозь них сочится кровь. На ночном столике стоит пустой бокал, но ни большого кувшина с пивом, ни другого сосуда с пригодной для питья жидкостью не видно. Господи, неужели о больной никто не заботился? Служанка возвращается с очередной охапкой дров для камина, и Анна просит ее сходить за пивом. Та скоро возвращается и ставит полный кувшин — как раз в это время Анна выкладывает из карманов необходимые для лечения Луизы снадобья и порошки. Она наливает пива в бокал и, пробудив больную от лихорадочного сна, подносит его к губам мадемуазель. Луиза смотрит на бокал, потом на Анну и отворачивается.

— Мадам, — шепчут ее воспаленные губы.

Она произносит еще несколько слов, которых Анна не может разобрать.

— Мадам… — снова шепчет Луиза и едва слышно что-то бормочет по-французски.

Но что же именно? Кажется, она говорит: «Мадам… хочет… отравить».

— Что вы сказали?

Анна наклоняется еще ближе.

— Мадемуазель…

— Что вы делаете? — раздается вдруг за спиной голос мадам Северен, которая только что вошла в спальню и устремилась прямо к ней. — Сейчас же отдайте бокал! — требует она.

— Простите?

Мадам Северен произносит свое требование с такой яростью, что Анна теряется.

— Отдайте бокал!

Мадам Северен протягивает руку.

Анна неохотно отдает ей бокал. Она не уверена, что поняла, что хотела сказать мадемуазель, да и вообще, не сказаны ли эти слова в бреду, вызванном высокой температурой, и все же… На всякий случай мадам Северен надо остерегаться.

— Почему вы не даете больной питье? — спрашивает Анна.

— Она пьет только из моих рук.

— А пиво? Я же вчера прописала ей пиво!

— Она не просила пить так часто, как, по-вашему, должна была.

— Надо заставлять, даже если не хочет. Жар сжигает ее изнутри; чтобы сбить его, она должна потреблять как можно больше жидкости. А где отвары, которые я здесь оставила? Вы добавляли их в пиво?

— Нет. Я отдала их на анализ.

— Какой анализ?

— А вдруг там яд?

— Но я же врач. Меня позвали сюда, чтобы лечить, а не травить.

— Мадемуазель при смерти, и я не думаю, что она выздоровеет.

— Если вы в самом деле хотите ее спасти, то лечение нужно начать немедленно. Ваши действия принесли ей больше вреда, чем вы думаете.

Мадам Северен пристально смотрит на Анну, словно пытается раскусить, что у нее на уме.

— Вам не понять, что значит быть католиком в вашей стране, миссис Девлин, — говорит она, — Хотя король милостиво благоволил издать «Декларацию о веротерпимости»[25], которая позволяет нам свободу вероисповедания, многие недовольны тем, что мы твердо храним нашу веру, и особенно здесь, в Уайтхолле.

— Моя мать католичка, отец исповедовал англиканскую веру. А я прежде всего врач. Меня интересуют не исповедание моих пациентов, а состояние их организма.

— И вы не верите в то, что наша жизнь и смерть в руках Божиих и человек может выздороветь только по великой милости Его?

— Не совсем так. Я не верю в то, что человек умирает лишь потому, что Бог на него рассердился. Я не могу в это верить — слишком много невинных умирало на моих руках.

Мадам Северен все еще колеблется.

— Прошу вас, вы должны доверять мне, — говорит Анна, — Позвольте же мне делать то, зачем меня сюда привезли.

— Расскажите, что это тут у вас.

Она указывает на ряд пузырьков с лекарствами, расставленных на столике.

Поочередно беря пузырьки, Анна начинает рассказывать.

— Эту настойку и этот вот порошок нужно смешать с пивом — три капли и две гранулы на пинту. Мадемуазель понадобится много одеял и чистых простыней, которые нужно менять каждые несколько часов. Она должна как можно больше потеть. Это ей очень поможет, только надо стараться, чтобы она всегда была в тепле и в сухости. Вот это травы для ванн, которые она станет принимать, как только сможет встать. Каждые четыре часа ей надо давать одну ложку вот этого сиропа, пока она не поправится, и начать надо немедленно.

Мадам Северен берет бутылочку с электуарием, вынимает пробку и нюхает. Потом, закрыв горлышко пальцем, переворачивает бутылочку и осторожно пробует на вкус липкую каплю. Прислушивается к своим ощущениям и, вероятно, не найдя ничего подозрительного, возвращает бутылочку Анне.

— Ну хорошо, миссис Девлин. Но знайте: если с мадемуазель по вашей вине что-то случится, вам также не поздоровится.