Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе

– За моего брата Цезаря, валенсийского кардинала, который от имени нашего дорогого отца коронует нового неаполитанского короля. Цезарь сделает свою работу, а король отсыплет мне еще дукатов. – Снова раздался смех. – Дорогой брат, – сказал он, глядя на Цезаря, – благодаря увеличению моих доходов я сделаю вам подарок – подарю хорошего коня, и тогда вам больше уже не нужно будет ездить верхом на муле.

Кто-то из гостей рассмеялся: было принято, чтобы кардиналы передвигались верхом на мулах, а не на лошадях. Цезарь даже не улыбнулся и, скорчив гримасу, с серьезным видом продолжил наблюдать за своим братом, который в свою очередь смотрел на Санчу, ожидая от нее, как обычно, веселого смеха в ответ на свои изящные шутки. Однако на этот раз княгиня лишь сдержанно улыбнулась, поскольку, несмотря на то что Хуан являлся ее нынешним любовником, Цезарь был им ранее. Она прекрасно была осведомлена о натянутых отношениях между братьями и не хотела принимать сторону ни того, ни другого.

Когда Цезарь поднялся, чтобы тоже произнести тост, он не сразу сделал это и с поднятым в руке бокалом некоторое время серьезно, в полном молчании обводил взглядом всех присутствующих. Он тоже был одет в черное, а голову его венчала красная кардинальская шапочка. Его борода была короче той, которую носил его брат, и Санча подумала, что весь облик Цезаря олицетворяет мужественность, исключительную мужскую силу. Силу, намного превосходившую ту, которой обладал Хуан. Цезарь чувствовал себя очень уверенно, глаза его излучали дерзость и ум. Наконец, когда он сконцентрировал взгляд на Лукреции, на его губах нарисовалась нежная улыбка.

– Я провозглашаю тост за мою сестру Лукрецию, – сказал он, – которая вместе с Санчей и Джулией является одной из трех самых красивых женщин Италии. – Он сделал паузу, чтобы присутствующие имели возможность поаплодировать его комплименту. – После аннулирования вашего брака вы снова обретете свободу, и я уверен, что наш отец найдет вам нового супруга. И он, без сомнения, подарит вам счастье, которого вы заслуживаете. Я провозглашаю тост за вашу счастливую жизнь!

Все дружно поддержали его пожелания.

– Также я уверен, что этот брак станет основой удачного политического союза и отличным подспорьем для папского престола, – прошептал кардинал Фарнезио своему коллеге.

Лукреция поднялась с бокалом в руке, и воцарилось молчание. Ей было семнадцать лет, и она являла собой образец безмятежной красоты: тонкие черты лица, прямой нос, голубые глаза, розовые щеки и пухлые губы, светлые локоны, завитые по моде и уложенные в элегантную прическу. Ее кровавого цвета плащ был наброшен поверх белого шелкового платья с вставками из прозрачных тканей.

– Я провозглашаю тост в честь моего любимого брата Джоффре, князя де Сквиллаче, – сказала она с улыбкой и слегка повела плечом. Ее движения и жесты были полны грации и уверенности в себе. – В свои шестнадцать лет он превратился из нежного подростка, которого я и раньше любила, в настоящего мужчину, которого я буду любить всегда.

Приглашенные чокнулись, и через некоторое время Джоффре поднялся со своего места. На его лице еще не было и намека на волосяной покров, он был одет в камзол цвета граната, а очертания его фигуры все еще были неопределенными.

– Свой бокал я поднимаю за Ванноццу деи Каттанеи, нашу мать, – сказал он слабым голосом. – За то, как сильно все мы ее любим.

И после того как приглашенные чокнулись, он поспешно уселся на место, ощущая на себе насмешливый взгляд своей страстной супруги Санчи. Таким образом, все семейные тосты были произнесены.

Далее были поданы различные блюда – пирожки с мясом и зеленью, бланманже («белое лакомство»), которое получило такое название, потому что этот десерт готовился на основе яиц, молока и сахара. Пиршество завершилось подачей сладких вин и конфет.

На закате солнца Лукреция пригласила своих подруг Санчу и Джулию сопроводить ее. Уже несколько дней она готовилась к представлению. Под тихую фоновую музыку она продекламировала стихи своего сочинения, посвященные танцу Граций в честь наступления весны. Санча дала соответствующие указания музыкантам, и, когда молодые дамы скинули свои красные плащи, взгляду явились легкие, воздушные платья из шелка и газа, которые не позволяли лицезреть полностью обнаженные тела девушек, но, будучи полупрозрачными, давали возможность представить их женственные формы. Для услады присутствующих, с упоением аплодировавших, трио исполнило танец в честь жизненной силы солнцестояния в стиле Граций Сандро Боттичелли на его картине «Весна», в точности повторяя копию, доставленную в Рим.

Вскоре после завершения танца приглашенные насладились закатом и званый вечер продолжился при зажженных свечах, сопровождаемый музыкой, дегустацией великолепных вин и ароматом, доносившимся из розовой аллеи. Санча наслаждалась беседой, чувствовала себя счастливой и позже поблагодарила свою свекровь за чудесный вечер поцелуем и крепким объятием.

Джоффре и дамы остались почивать во дворце, а остальные приглашенные покинули празднество, когда уже наступила ночь. Хуан и Цезарь Борджиа одними из первых вместе вышли из дворца. Цезарь оседлал своего мула, которого вел под уздцы конюший, освещая дорогу фонарем, а Хуан сел на своего коня. Когда Санча сердечно прощалась с гостями, она одарила поцелуем своего деверя и любовника Хуана, но не могла и предположить, что этот поцелуй станет последним.

Герцога Гандийского ожидали его оруженосец и странный тип, который подал ему руку, чтобы помочь взобраться на круп лошади. Этого таинственного человечка часто видели в последнее время рядом с Хуаном Борджиа, но никто не знал, кто это, потому что его лицо всегда было скрыто под черной маской.

По пути в Ватикан, оставив позади Кампо деи Фиори, процессия выехала ко дворцу кардинала Сфорцы, с которым были связаны воспоминания детства братьев Борджиа, поскольку до провозглашения их отца понтификом этот особняк принадлежал именно ему. В Риме совершенно открыто обсуждали тот факт, что Александр VI буквально купил голос кардинала в процессе выбора Папы в обмен на этот дворец и прочие синекуры.

Именно в этом месте Хуан Борджиа сообщил своим спутникам, что ему хотелось бы пройтись по городу в одиночестве, и, простившись с сопровождавшими его лицами и надев привычную маску, удалился вместе с оруженосцем. Цезарь и его двоюродный брат кардинал Борджиа Ланцоль продолжили свой путь в Ватикан, достигли оборонных башен, защищавших мост Сант-Анджело, и пересекли реку, абсолютно уверенные в том, что папский знаменосец в соответствии со своими привычками направляется на романтическое свидание, скрывшись под маской, которая помогала ему сохранять инкогнито.

Следуя за человечком, который жестами указывал ему путь, герцог Гандийский направился к Иудейской площади и уже на месте приказал своему оруженосцу ожидать его в течение часа рядом с лошадьми, а в случае, если он не появится по истечении указанного времени, вернуться в Ватикан. После этого в сопровождении человечка в маске Хуан Борджиа растворился в темноте улочек, прилегавших к площади.

Продвигаясь практически на ощупь вдоль стен, они добрались до задней двери, которая отворилась после того, как проводник четырежды постучал в согласованном ритме. Вход не освещался, и человечек в маске указал герцогу на приоткрытую дверь в конце коридора, сквозь которую пробивался свет. Когда папский сын вошел внутрь помещения, он услышал, как входная дверь была заперта кем-то на засов, но не придал этому значения и, не в состоянии более откладывать встречу с очарованной им дамой, толкнул дверь и ворвался в комнату. К его изумлению, он не обнаружил никакой дамы, но оказался лицом к лицу с человеком в маске, который ожидал его, скрестив руки на груди и со шпагой на поясе.

– Кто вы такой? – воскликнул папский сын, раздосадованный увиденным. – Что это еще за шутки?

Незнакомец подошел к герцогу слишком близко, что совсем не понравилось тому, и, сорвав с себя маску, сказал: