Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи

Анжелина занялась родильницей. Та показала, где лежит чистая простыня, и позволила себя вымыть, а затем перевязать грудь.

— Вот и все. Теперь я могу идти. Пошлите Розетту за доктором, если вечером поднимется температура. У меня нет лекарств, чтобы сбить ее.

— Спасибо, мадемуазель, что пришли! Я не хотела вас звать, но разве Розетту переубедишь…

— Она вас любит. Она боялась, что вы умрете. Бывает, женщины умирают при родах. И поэтому ваша сестра поступила более разумно, чем вы, Валентина.

С этими словами Анжелина стала одеваться. Но она вдруг как бы опомнилась.

— Возьмите, а то вы вся дрожите от холода, — сказала она, накрывая Валентину своей пелериной из овчины. — Прощайте! Умоляю вас, берегите себя!

С тяжелым сердцем Анжелина отодвинула занавеску. Мальчики с любопытством смотрели на нее. В их глазах Анжелина увидела глубокую печаль.

«Боже, какое грустное Рождество у этих несчастных! — подумала она. — А у меня с собой ничего нет!»

Смутившись, молодая женщина вышла на улицу. Было темно, шел густой снег. Розетта перегородила ей дорогу.

— Спасибо, мадемуазель Лубе! — воскликнула девочка-подросток. — Сейчас я верну вам ваш жакет.

— Не надо, оставь его себе. Это подарок. Отважишься ли ты пойти со мной? Я дам тебе еду для братьев и сестры. Сегодня вечером Валентине нужен суп и немного мяса.

Лицо Розетты озарила лучезарная улыбка. Девочка была очень хорошенькой, несмотря на грязь и выступающие скулы.

— Конечно, отважусь! Это избавит меня от необходимости наблюдать, как отец будет перед кюре строить из себя порядочного человека. Я каждый день молюсь, чтобы он не вернулся с мельницы.

— Никогда не надо желать людям смерти, — нравоучительным тоном сказала молодая женщина. — И все же я тебя понимаю. Он… трогал тебя?

— Пока нет. Ему хватает Валентины, — с ненавистью в голосе призналась Розетта.

Они пустились в обратный путь. Анжелина почувствовала себя немного увереннее, ступив на мост, освещенный газовыми фонарями. Перед ней лежал город, который она знала как свои пять пальцев, знала каждую мощеную улочку, каждый тупик, где в мае зацветали розы.

«Мама, не совершила ли я ошибки? — мысленно говорила Анжелина. — А вдруг пуповина закрутилась вокруг шеи по моей вине? Я перевернула ребенка, поскольку ты мне говорила, что ягодичное предлежание таит в себе много опасностей. О, мама, я так волновалась, ведь это была моя первая пациентка! У меня было такое чувство, что ты наблюдаешь за мной, руководишь мною… Но кто убил ребенка? Я или Валентина, отказываясь тужиться? Возможно, он умер еще у нее в чреве, поскольку цвет кожи указывал на цианоз».

Несмотря на все неясности, Анжелина не чувствовала себя виноватой. Все естество молодой женщины подсказывало ей, что отец, вступивший в кровосмесительную связь, не заслуживает ничего другого, как похоронить плод своего преступного греха.

«Кто я? Безумица или нечестивица? — спрашивала себя Анжелина. — Ребенок ни в чем не виноват. Маленькая девочка! Какая бы участь была ей уготована? Нищета, голод, побои, конечно. А когда она достигла бы половой зрелости, ко всему этому прибавилось бы еще и насилие».

Не дойдя нескольких метров до своего дома, Анжелина внезапно остановилась.

— Дай мне слово, что устоишь перед своим отцом! Через два года я буду повитухой и мне не хотелось бы принимать у тебя роды и вновь становиться свидетельницей такого отчаяния.

— Я сделаю все, что в моих силах, мадемуазель, — ответила девочка-подросток. — Но я не хочу бросать своих братьев на произвол судьбы.

— Боже, как мне тебя жалко!

Они вошли во двор. Перед уходом Анжелина заперла Спасителя в конюшне. Теперь собака была на свободе и радостно бросилась им навстречу.

— Это отец выпустил его. Розетта, подожди меня в конюшне. Наша ослица согреет тебя своим дыханием.

Теперь Анжелине предстоял разговор с Огюстеном Лубе. Он, разгневанный, сразу же накинулся на дочь:

— Где ты была, Анжелина? Мне пришлось идти к этой гугенотке — так сильно я волновался! Ее служанка сказала, что ты давно ушла. Дочь моя, только не ври! И никакой кузины Леа на этот раз, прошу тебя!

— Я не собираюсь тебе врать, папа. Меня попросили помочь молодой матери, у которой нет денег, чтобы позвать доктора. А повитуха из Ториньяна уехала к другой пациентке. Я не смогла отказать. Они очень бедные люди, живут в жалкой лачуге за железной дорогой.

Ошеломленный сапожник простер руки к небу и с беспокойством посмотрел на дочь.

— Ты сошла с ума! — воскликнул он. — Насколько я знаю, у тебя нет диплома! У тебя будут неприятности, если об этом станет известно.

Анжелина открыла шкаф, где лежали продукты. Не теряя хладнокровия, она мягко возразила:

— У соседок, бабушек, теток, которые часто собираются около кровати рожающей женщины, никогда не было неприятностей с правосудием, папа. Я пошла помогать этой особе в таком же качестве. Скажем, в качестве дальней соседки или, что вернее, в качестве наследницы умения и знаний Адриены Лубе, лучшей повитухи нашего края. Не волнуйся, никто не станет доносить на меня. К тому же девочка умерла еще до рождения.

— И ты этим глубоко опечалена, — проворчал Огюстен. — А в шкафу что ищешь?

— Я хочу взять два пакета вермишели и мешочек чечевицы. Отец, там четыре голодных маленьких мальчика. Сегодня Рождество, а у них в доме пусто. Родильнице тоже надо поесть. Мы с тобой не такие уж бедные! Я ведь зарабатываю, не так ли?

Огюстен Лубе устало провел рукой по седым волосам.

— Разумеется. Поступай, как знаешь, — проворчал он. — Сегодня вдова Марти пригласила меня на чашку кофе и подарила коробку шоколада. Отнеси ее этим ребятишкам.

— О! Спасибо, папа!

Анжелина буквально взлетела на второй этаж. В большом сундуке была сложена ее детская одежда. Она схватила мешок и принялась бросать в него носки, чулки, рубашки, юбки.

— Это все еще послужит им, — тихо приговаривала она.

Через несколько минут Анжелина вошла в кухню с мешком на спине. Огюстен приготовил другой мешок, в котором была еда.

— Ты, Анжелина, напомнила мне свою мать, — с грустью произнес Огюстен Лубе. — Сколько раз она торопливо возвращалась домой, чтобы поделиться с нуждающейся семьей всем, что имела. Сначала я ругал ее, мы ссорились, но вскоре я сдался. Малышка, если ты станешь повитухой, тебя будут приглашать и в роскошные дома, и в лачуги. Порой ты не будешь получать и су за свои труды и, как у Адриены, у тебя возникнет желание помочь бедным, которых очень много. Тебе будут дарить безделушки, туго набитые кошельки, изысканные вина, драгоценности, а в худшем случае, тебя примутся осыпать оскорблениями и угрозами. Какое странное ремесло!