История вермахта. Итоги - Кнопп Гвидо

Дорога на Восток. Восточный фронт, август 1942 г.

Советские пленные. Восточный фронт, лето 1943 г.

Расчет заряжает 211-миллиметровую мортиру

Но никто из «высоких чинов» не желал «восставать». К фельдмаршалу Эриху фон Манштейну обращалось напрямую доверенное лицо Трескова, и он откровенно отверг возможность подобных действий. Он ответил ему тем, что связан с Гитлером клятвой. Манштейн критиковал отдельные решения фюрера, но не решался на принципиальный конфликт с диктатором. Он считал себя просто армейским экспертом, перед которым стояла чреватая тяжелыми последствиями задача — сдерживать фронт. Путч был в его глазах изменой родине, дорогой, которая посреди войн вела бы напрямик к хаосу. «Прусские фельдмаршалы не бунтуют» — таким остался его девиз.

Так думало, пожалуй, большинство генералов и фельдмаршалов. Традиция повиновения и особенно данная клятва, а может быть, и карьера были для них важнее, чем обязательство действовать в трудной ситуации по разумению, совести и личной ответственности. Их безусловное повиновение и слепая верность клятве превратили их в обыкновенных исполнителей приказов; в этом отношении большинство из них ничуть не отличалось от ефрейторов. Ушли в забвение слова Фридриха Великого, который говорил когда-то одному из его ведущих офицеров: «Я сделал Его генералом, чтобы Он знат, когда Он не должен повиноваться».

По меньшей мере один фельдмаршал, кажется, помнил эту старую прусскую мудрость. Это был генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге[90]. Он был преемником фельдмаршала фон Бока, чьи полномочия были прекращены Гитлером из-за неудачи под Москвой в конце 1941 года. Новый фельдмаршал, поставленный во главу группы армий «Центр», стат теперь целью разъяснительной работы Трескова. Тресков, как писал позже свидетель тех событий Рудольф фон Герс-дорфф, работал как «часовщик, который утром заводил часы Клюге, так что они шли весь день и звонили, но только фон Тресков мог снова завести часы, если они останавливались. К сожалению, останавливались они довольно часто».

Клюге знал, что военные решения Гитлера вели вермахт и Германию в пропасть. Ему было также ясно, что подобное положение, если вообще и могло быть изменено, то только насильственным способом. Также очевидно было то, что фон Клюге не хватало собственного стимула, чтобы начать действовать.

Вместе с тем он допускал, что Тресков в сфере своего влияния готовил что-то необычное: по данным фельдмаршала, Гитлер должен был быть застрелен в марте 1943 года во время фронтового посещения группы армий «Центр». Одним из четырех стрелков, которые должны были осуществлять вооруженное покушение на Гитлера, должен был стать молодой лейтенант, который служил в штабе Трес-кова. Двадцатичетырехлетпий Филипп фон Безелагер уже тогда однозначно рассуждал: «Гитлер — преступник!» И был готов к решительным действиям. «Точно обсуждалось, где должен был сидеть Гитлер: Клюге сидит в середине, Гитлер — по одну сторону, Гиммлер — по другую. Командующие армией и главнокомандующие — напротив.

Офицеры, которые хотели принять участие в покушении, должны были сидеть полукругом — слева и справа, чтобы выстрелить прямо в Гитлера и Гиммлера». В интервью ZDF Безелагер признался в том, что у него были серьезные нравственные сомнения. «Это действительно было бесчестно. Но в этом случае чести больше не было. Все было отброшено, все эти понятия, эти общественные понятия, в которые мы твердо верили, на которые долгое время опирались, все было выброшено за борт, чтобы убить Гитлера». В последний момент, тем не менее, фельдмаршал Клюге отменил покушение. Этот самый нерешительный человек среди фельдмаршалов не хотел брать всю ответственность за покушение на себя. О причинах размышляет Безелагер: «Клюге узнал, что Гиммлер, который первоначально тоже должен был присутствовать, на этот раз сопровождать фюрера не будет. Клюге сомневался: если Гиммлер узнает, что армия совершила смертельное покушение на Гитлера, то это могло бы привести к гражданской войне между армией и СС. С этой точки зрения, Клюге, по сути, действовал с полной ответственностью. Он мог руководствоваться прагматичными причинами, чтобы пока не убивать Гитлера. Но здесь определенно свою роль сыграла и нерешительность генерала, который был не в ладу с собой и который охотнее, однако, ставил повиновение выше совести. Тресков, пожалуй, предвидел, что Клюге мог бы отказать — предусмотрительно был задействован альтернативный план.»

Вечером 13 марта самолет фюрера, «Фокке-Вульф 200 Кондор», стоял на аэродроме Смоленска, готовый вернуть диктатора в Германию после его посещения группы армий «Центр». Когда Гитлер со своей свитой направился по взлетно-посадочной полосе к самолету, Тресков и некоторые из его заговорщиков на некотором расстоянии последовали за ним. Они просили офицера, который должен был лететь в Растенбург, взять с собой на борт небольшой пакет. В нем были: две бутылки «Куантро» якобы для друга на родине. Офицер охотно сделал это одолжение — не подозревая, что в пакете была взрывчатка и кислотный взрыватель. Через полчаса после старта все это должно было взорваться. Машина разлетелась бы в воздухе на мелкие части. План был превосходен, но несколько часов снустя из Растенбурга пришло сообщение, что самолет Гитлера совершил благополучную посадку. Заговорщики были шокированы: бомба, которая должна была убить Гитлера, не взорвалась. Вероятно, в холодном багажном отделении кислотный взрыватель не сработал. В этот мартовский день 1943 года диктатор избежал двух предполагаемых покушений. Еще неделю спустя ему снова повезло. Сотрудник штаба Трескова Рудольф фон Герсдорфф должен был организовать на складе оружия в Берлине по случаю Дня павших героев показ русского трофейного оружия. При таком удобном случае он планировал взорвать себя и диктатора. Но Гитлер покинул выставку уже через несколько минут. Сопровождавший его Герсдорфф уже активировал бомбу, находившуюся в кармане его пальто. Но после того как Гитлер досрочно покинул склад, Герсдорффу удалось забежать в уборную и в самую последнюю минуту снова обезвредить взрывное устройство.

Смерть тирана должна была стать решающим фактором — это «первичное воспламенение» стало бы сигналом миру, что в Германии начались перемены. И тут уже можно было бы выторговать у западных держав мягкое заключение мира. Необходимо было предотвратить тотальное поражение Германии и спасти рейх. Но это были лишь «штабные учения», подготовка к которым в марте 1943 была явно недостаточной. Как после смерти Гитлера должна была быть передана власть в Берлине, как можно было сохранить внутренний порядок? Штабной офицер Тресков выучил, что точное планирование и компетентность были важны для обеспечения эффективного использования армии. После первых неудачных покушений на Гитлера заговорщики приступили к ускоренному планированию государственного переворота. В июле 1943-го года Тресков был переведен в кадровый резерв руководства в Берлип. Там он связался с одним своим знакомым и важным соратником, руководителем Общевойскового управления генералом Фридрихом Ольбрихтом[91]. Его служебная инстанция, которая была размещена в Бендлерблоке, отвечала за материальное и прежде всего кадровое снабжение армии. Поэтому ему подчинялись многочисленные учебные центры в Германии. В сейфах всех подразделений резерва армии лежали приказы под кодовым названием «Валькирия», которые содержали точные указания для командиров на случай, если иностранные рабочие или военнопленные развязали бы «внутренние беспорядки» в империи. Поздним летом 1943 года Хеннинг фон Тресков занимался разработкой этих боевых планов — с одобрения Ольбрихта. Заговорщики хотели превратить войска резерва армии в инструмент государственного переворота. Боевые приказы под кодовым названием «Валькирия» должны были вступить в силу. Подчиненные Общевойсковому управлению войска, руководствуясь этими директивами, должны были начать марш, как только заговорщики посчитали бы, что момент настал, то есть после убийства Гитлера. Тогда войска должны были бы занять ключевые позиции: радиостанции, министерства и военные базы СС в Берлине и по всей империи. Государственный переворот должен был начаться, таким образом, на основании официальных — пусть даже и «подложных» — приказов сверху и передать «исполнительную власть» армии. Это был гениальный план, которого до сего момента не хватало Трескову в качестве дополнения к его планам покушения.