Причуды многоликого эроса - Игорь Зверев

В массовом сознании сложилось прочное убеждение, что человек, проявляющий странный интерес к эротизму (а научные исследования в глазах непосвященных представлялись по крайней мере странностью), обязательно имеет личные проблемы в данной области. Все научные деятели, вложившие свой вклад в развитие науки об отношении полов, слыли ненормальными людьми и извращенцами, хотя объективного повода для этого не существовало. Конечно, интерес к проблемам человеческого эротизма можно объяснить личными жизненными проблемами, но тогда получается, что все врачи страдают от болезней, которые приходится лечить у других, что полицейские являются потенциальными преступниками, а пожарные страдают от мании поджога.

ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕ

Кто не познал вкуса любви, тот все равно что не жил.

Ж. Мольер

Религиозные догматы не только искажали действительность и закрепощали естественные поведенческие проявления человека, но и значительно тормозили развитие наук, связанных с изучением пола, человеческой психики и эротизма. Развитие науки об эросе активизировалось во второй половине XIX века, когда на первый план вышла биология с многочисленными революционными открытиями и эволюционной теорией Чарльза Дарвина. Он стал «фронт-мэном» того времени, а его работы, хоть и оспоренные позднее, послужили толчком для появления более специфических исследований, сложных психологических теорий. По большей своей части все биологические выкладки были наивными, недоказанными и умозрительными заключениями, которые не могли объяснить сложных социально-психологических явлений с точки зрения законов природы.

Таким образом, в XIX веке обоснованием традиционных моральных устоев и нравов занимается уже не религия, а пришедшая ей на смену наука. Сам Чарльз Дарвин – классик науки, помешанный на естественном отборе, объявил данный процесс причиной развития человеческой половой морали от примитивных и чудовищных нравов дикарей до «высоконравственности викторианской Англии».

Благодаря появлению новых биологических теорий, которые впоследствии оказались лишь выдумкой, эротическое воздержание оправдывается уже не религиозными догматами о греховности плотской жизни, а несколько другими аргументами. Среди них, например, такие, которые утверждают, что напрасная растрата эротической энергии истощает силы организма и не оставляет сил на что-то другое, либо что эротические отношения лишают мужчину сил и мужественности, делают восприимчивым к разного рода заболеваниям. Поэтому введенные в заблуждение любовники начинали нервничать и строго регулировать каждый случай эротического соития, чтобы, не дай Бог, не растратить отпущенную им силу и не умереть раньше времени в крепких объятиях друг друга.

Большинство биологов того времени, вероятно, часто посещали церковные мессы, поскольку переняли привычку духовенства считать эротические контакты лишь средством продолжения рода и рождения потомства. А все другие формы проявления эротизма, которые напрямую не связаны с деторождением, по-прежнему считались безнравственными и совершенно противоестественными, хотя биология сама по себе призвана отличать естественность от неестественности. Конечно же, на самом деле никаких ясных и понятных критериев естественности поведения человека не существовало. Нормативные рамки были настолько неопределенными и расплывчатыми, что казалось проблематичным отделить нормальное поведение от наказуемого, хотя люди регулярно осуждались за неподобающее или оскорбляющее общественность поведение. Под видимой эволюцией взглядов и общественных норм скрывались прежний идеологический консерватизм и ограниченность суждений.

В качестве доказательства, иллюстрирующего такое положение вещей, можно привести тот интересный факт, что изучение проблем пола началось вовсе не с нормальных явлений эротизма, как этого следовало бы ожидать, а с патологий, что объяснялось сравнительной простотой и ясностью привычных вещей, которые не вызывали вопросов и такого повышенного интереса, как извращения. К извращениям в XIX веке относились все морально осуждаемые и неприемлемые формы эротического поведения, а также всякое эротическое соитие, не имеющее своей целью продолжение рода.

Имеющая впечатляющий «возраст» богословская идея о греховности эротических отношений благополучно перешла в новый век, несмотря на перемену мировоззрения всего европейского интеллигентного населения, и обросла новыми причудливыми дополнениями. Пуританство вовсе не выходило из моды, а видоизменялось и становилось все более привычным способом общественного лицемерия. На людях можно было поддерживать образ безгрешного человека, отстаивающего моральные принципы пуританства и ругать на чем свет стоит тех, кого застукали за неподобающим занятием, а втайне, на самом деле принимать живое участие в шабашах ведьм или деятельности тайного общества похитителей девственниц.

Как известно, запретный плод сладок, поэтому пуританская идеология стала великолепной почвой для возникновения разного рода эротических извращений. Кто знает, мог бы человеческий эротизм иметь столько различных проявлений, если бы не влияние такого мощного противодействия в лице церкви. Люди всегда интересовались назначением своих половых органов и экспериментировали с эрогенными зонами, а в той ситуации, когда все это объявляется запретной темой даже на уровне обыденного разговора, интерес возрастает вдвойне. Такова человеческая природа – придумывать себе законы, ущемляющие естественные потребности (вне зависимости от того, к чему они относятся – к телу или душе), а затем нарушать их и чувствовать себя настоящими героями. Может быть, это просто вечная человеческая игра выбора между добром и злом, белым и черным.

ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕ

Истинная любовь не знает пресыщения. Будучи всецело духовной, она не может охладиться.

Виктор Гюго

Но в данной ситуации церковь, олицетворяющая всемогущего и всепрощающего Бога, выступала в роли «отрицательного героя», тем самым заставляя простых обывателей и великосветских вельмож, в одинаковой степени не чуждых всему человеческому, мучиться угрызениями совести и чувствовать себя не сынами Божьими, а пособниками дьявола. Можно ли представить силу разочарования человека в Боге, если перед глазами он видел красноречивый пример, когда служители церкви с несвойственным им рвением предавались всему тому, что считалось антихристианским – плотским утехам, чревоугодию, пьянству, предательству, пыткам и накопительству. Простой человек, для которого священник был непререкаемым авторитетом, не знал, где же правда и почему так происходит. В результате многие люди разуверились в христианской морали, а вернее, в том, что на протяжении многих веков за нее выдавали.

Эротическая культура, которая все-таки существовала и в пуританские времена, обросла новыми запретами и объяснениями вредоносности половых контактов. Соблюдение данных норм гораздо эффективнее контролируется не извне, а самой личностью, то есть с помощью таких психологических установок, как чувство стыда и вины. Нормы эротического поведения во времена господствования церкви преподносились в качестве воли Божьей или интересов общества в целом, но за ними всегда скрывались интересы власти, которую на протяжении долгих веков представляла церковь.

В любом человеческом обществе, в котором существуют определенные отношения между господствующими слоями и угнетенными массами, последние всегда были склонны обвинять, и вполне обоснованно, «элитные» слои в развращенности, тогда как сами старались придерживаться всех предписаний (в большинстве случаев неудачно).

Средневековая культура европейского общества представляет собой яркий пример антиэротической идеологии. Средневековое христианство отождествляло эротические контакты с грехом, даже если они были закреплены законным браком. Законные муж и жена зачастую избегали интимных эротических отношений или сводили их к минимуму, стараясь поменьше грешить.

Браки в то время заключались по договоренности глав семейств, без какого бы то ни было участия самих жениха и невесты. Ухаживание как таковое отсутствовало, и даже в привилегированных слоях, где кавалеры отличались своей галантностью, оно было практически лишним. Пуританская мораль поддерживает жесткое деление общественных и бытовых функций на «мужские» и «женские». Но главная черта – это запрещение любых разговоров на эротические темы, включая даже эротизм и символизм народного художественного творчества, который существует в любой культуре.

Тем не менее, в рамках одной и той же культуры, одного общества могли существовать различные нормы эротического поведения для людей различных сословий или социальной принадлежности. Отличительная черта такого разделения – это двойной стандарт норм эротического поведения для мужчин и женщин. Сюда относится эротическая мотивация, право выбора партнера и характер отношений с ним. Естественно, в принятии таких важных для себя решений женщина не участвовала вообще, ее дело – безропотное повиновение, а остальное ее не касается.