Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин

Политическую позицию епископа Антонина можно охарактеризовать как «прогрессивное православие»: все ценное, что революция несет людям, приветствуем, всякую связь с контрреволюцией отвергаем, но приспособленцами и подхалимами не были и не будем.

Искренность епископа Антонина привлекала к нему симпатии людей различных лагерей, в частности, он всегда пользовался уважением в среде интеллигенции. И среди коммунистов у него были друзья. Можно назвать, например, Петра Гермогеновича Смидовича (1874–1935), члена РСДРП с 1898 г., а с 1917 до 1935 г. члена Президиума ВЦИК и члена ЦКК. С давних пор его связывала с Антонином большая дружба, возникшая, как говорили, еще в гимназические годы. И другие представители власти, например, М.И.Калинин, относились к Антонину с уважением, как к искреннему идейному человеку.

Церковное обновление епископ Антонин понимал прежде всего как духовное возрождение людей церкви, которые должны вернуться к апостольской чистоте нравов, поэтому-то он категорически отвергал реформы «Живой Церкви», которые вели к понижению нравственного уровня духовенства. В эти годы, когда монашество подвергалось всеобщим нападкам, Антонин был единственным церковным деятелем, который поднял голос в его защиту. Вместо уничтожения монашества он предлагал его реформу. «В монастыри, — говорил Антонин в беседе с корреспондентом одной из провинциальных газет, — должны поступать лишь немногие, решившие действительно отказаться от жизни, уйти от мира. В число монахов должны приниматься лишь твердо решившие взять на себя тяжелый обет, а не масса здоровых и жизнерадостных людей, коим жизнь монастыря дает материальные блага. Вся деятельность монашествующих должна быть общеполезна и проникнута христианским милосердием помощи несчастным». (Калужская коммуна, 1922, 31 мая, № 119, с.1.)

В противоположность пресвитерианским принципам «Живой Церкви», епископ Антонин делал установку на народ православный, который должен в духе древних канонов вершить церковные дела. Проявить горячий интерес к церковным делам, пробудить в народе религиозную ревность и привлечь его к управлению церковью — вот та линия, которую не на словах, а на деле проводил Антонин. Вокруг него никогда не было ни карьеристов, ни подхалимов — они не шли к Антонину, понимая, что здесь лелать им нечего. Антонин охотно рукополагал средних интеллигентов (врачей учителей, рабочих-самоучек, крестьян-середнячков, начитанных в божественном). Антониновские священники всегда почти бедствовали, продолжали заниматься своим ремеслом, одновременно служа в церкви. Наибольшее количество нареканий вызывала богослужебная реформа Антонина. Будучи человеком на редкость экстравагантным, епископ Антонин вводил в богослужение такие элементы, которые были неприемлемы для церковного сознания. В принципе, однако, богослужебная реформа Антонина была совершенно правильна. Церковь Христова, учил Антонин, есть живой, развивающийся организм — окостенелость, окаменелость ей чужды. Многообразие форм соответствует напряженной, бьющей ключом духовной жизни. Епископ Антонин не отвергал совершенно византийского богослужения с его пышностью и благолепием. Сам он с большой торжественностью совершал по большим праздникам литургию в храме Христа Спасителя — в сослужении многочисленного духовенства, при протодиаконе Пирогове, с соблюдением всего архиерейского чина. Наряду с этим в Заиконоспасском монастыре он практиковал свои новшества. К числу несомненных достоинств антониновской литургии принадлежало произнесение вслух евхаристического канона, что вызывало необыкновенное воодушевление молящихся, общенародное пение, чтение Апостола и Часов людьми из народа, которым это поручалось владыкой, — так что каждый верующий должен был, идя в храм, быть готов участвовать в богослужении.

«Ныне Пресвятой Дух прелагает дары и сходит к нам», — возглашал перед пресуществлением диакон, обращаясь к народу (этот момент был заимствован владыкой из чина Сирийской литургии).

«Аминь, аминь, аминь», — отвечал весь народ вслух после пресуществления, и затем тысячи людей повергались ниц вместе с предстоятелем — волна религиозного экстаза проходила в этот миг по храму, многие громко взывали к Богу, у многих на глазах были слезы.

Особенно любил Антонин ночные литургии. В Великом Посту литургия Преждеосвященных Даров совершалась им вечером, после вечерни. Все священнослужители целый день ничего не должны были есть; сам Антонин за этим очень строго следил и не допускал к вечерней литургии лиц, внушающих ему сомнение. Постились и сотни людей из народа; в 6 часов вечера совершалось повечерие, служба девятого часа и вечерня; затем в 9 часов вечера начиналась литургия Григория Двоеслова, во время которой бывало всегда много причастников; сам епископ громко читал благодарственные молитвы и произносил двухчасовую проповедь, а затем начинал благословлять молящихся; таким образом, в Великом Посту, по средам и пятницам, богослужение оканчивалось в первом часу ночи. Очень неудачным был русский перевод литургии, сделанный тяжелым, каким-то Дубовым языком. Огромной ошибкой Антонина была так называемая евхаристическая реформа — преподание мирянам евхаристии прямо в руки. И хотя этот способ преподания евхаристии соответствовал древним обычаям, но аргумент, который приводил в его пользу Антонин (гигиенические соображения), оскорблял религиозное чувство, для которого нет и тени сомнения в том, что Христос может своей силой исцелить любого болящего и тем более предохранить любого приходящего к Нему от заразы. Крупной ошибкой Антонина было и уничтожение (в 1924 году) алтаря — престол был выдвинут на солею. Эта реформа тоже не могла быть принята религиозным сознанием, которое привыкло окружать особым благоговением то место, в котором совершается величайшее из таинств. К счастью, сам Антонин практиковал эти формы лишь на протяжении краткого времени, а затем от них отказался, восстановив обычный порядок причащения.

Идеи Антонина были выражены в сжатой форме в написанной им программе группы «Церковное Возрождение».

6 августа 1922 года 190 живоцерковников собрались в 3-м Доме Советов — на Садовой-Каретной, в бывшем помещении Московской духовной семинарии. К этому времени «Живая Церковь» могла похвалиться рядом успехов: из 97 правящих епископов 37 признало платформу, 36 высказывались против нее, 24 не высказывались ни за, ни против. В зале 3-го Дома Советов были представлены 24 епархии Русской Церкви. Кроме того, «Живую Церковь» признали Константинопольский и Александрийский патриархи[17]. Это признание диктовалось, главным образом, политическими обстоятельствами — давлением Кемаля, угрожавшего низложением Вселенскому патриарху. Патриарх Мелетий почему-то считал, что «Живая Церковь» может повлиять через «уважаемое Советское правительство» на Кемаля. Советское правительство, впрочем, не стало вмешиваться в счеты Кемаля с Мелетием, но Красницкий отправился в турецкое посольство и произнес там речь, в которой восхвалял «традиционную веротерпимость турок».

За столом, покрытым красной скатертью, ровно в 12 часов дня появились архиепископы Антонин и Евдоким, епископы Иоанн, Иоанникий, Вассиан, Макарий, Виталий и другие архиереи, признавшие «Живую Церковь». Рядом с ними находились два грека: архимандрит Иаков (представитель Вселенского патриарха) и архимандрит Павел