Когда падает небо 1 (СИ) - Чернышова Алиса

Многим людям свойственно забывать, что деньги сами по себе не стоят практически ничего. Но горящее небо умеет им это напомнить.

Так что верно, Эмилии было наплевать, сколько богатств припрячут спутники.

С личными артефактами было сложнее, конечно.

С одной стороны, Эмилии было категорически всё равно, что они там при себе тащат, и обворовывать их она не собиралась… Разве что позаимствовала бы лекарские артефакты, окажись там таковые. С другой стороны, магия она и есть магия, она может стать проблемой, когда попадает в руки профанов, детей и идиотов. Есть множество артефактов, которые фонят на всю округу и легко отслеживаются другими артефактами; есть и такие, которые, будучи полезны в настроенной толковым магом домашней вязи плетений, оказываются настоящей проблемой, когда беспечный хозяин пытается управлять ими самостоятельно.

Но тут уж ничего не поделаешь, придётся идти на риск: начинать их совместное путешествие с обыска в любом случае нельзя.

А жаль.

Впрочем, на деле даже безо всяких обысков результаты инвентаризации Эмилию скорее порадовали, чем нет. Подлинное счастье, что драконоборцы не забрали ни одного артефакта сжатого пространства! Впрочем, скорее всего, они просто об этом не подумали: кажется, такие артефакты не имели аналогов во многих мирах, особенно техногенных.

Таким образом, из полезного у них на руках было несколько походных бутылей с водой, перекусы, которых их компании хватило бы на одну полноценную трапезу, кое-какие лекарства, защитные и сигнальные артефакты (благослови боги запасливость выходцев из вольных городов), зачарованные бинты и даже несколько дорожных непромокаемых одеял.

Не так уж плохо.

Мусора, конечно, хватало тоже: тут тебе и всякая косметическая ерунда, и лишённая ценности парадная одежда, и всякие бесполезные магические побрякушки. Но в общем и целом…

— Ну что, господа, поздравляю: у нас, кажется, всё не так уж плохо, — озвучил мысли Эмилии господин Лайвр. — Право, странно, что этим детям не пришло в голову обыскать наши пояса и внутренние карманы. А если бы мы прятали оружие?.. Будь мы в вольных городах, решил бы, что они попаданцы. Очень уж похожи!

Эмилия сделала мысленную пометку: очень внимательно следить за языком и действиями в присутствии четы Лайвр. Очень непростые люди.

Как, впрочем, ожидалось от ремесленников, сделавших в своей узкой сфере головокружительную карьеру и основавших собственный клан…

Мысли Эмилии прервал нервный смешок.

— Дети? — уточнил презрительно один из двух братьев Дишоно, Джером. — Это этих отморозков вы называете детьми, почтенный?

Вопрос прозвучал чрезвычайно грозно, но господина Лайвра не особенно впечатлил.

— А как их ещё назвать прикажете? Неужели сами не обратили внимание на возраст и характерную неопытность? Дети они и есть дети, хорошо если первое магическое совершеннолетие справили.

— Твари они полоумные, а не дети! — возмутилась пани Марша.

— Так одно другому не мешает, почтенная.

Эмилия мысленно согласилась с этим утверждением. По всем пунктам.

— Вы что такое говорите-то! — возмутилась Шуя, та самая “окружённная любовью” супруга. — То, может, у вас дети жестокие и полоумные твари, но у нормальных людей, которые своих отпрысков воспитывают, всё иначе!

— Ох, правда? — усмехнулся господин Лайвр, и в его усмешке Эмилии почудилось очень много всего, тёмного и горького. — Может, так оно и есть, почтенная. Но тут вот как получается: через стадию детской и юношеской жестокости проходят все, и через максималистическое желание изменить мир — тоже. У кого-то это проходит легче, у кого-то слабее, но никакое воспитание полностью от этого не застрахует.

— Вас послушать, так старики не жестоки, — фыркнул Джером Дишоно. — Скажете тоже! На самом деле вопрос не в возрасте, а в том, бессердечная мразь ты или нет.

— В определённых обстоятельствах все мы — бессердечные мрази, — отмахнулся купец Ладий, и, несмотря на недавнее разногласие, Эмилия снова мысленно ему поаплодировала.

— И люди и нелюди любого возраста творят зачастую ужасные вещи, — кивнул господин Лайвр. — Но жестокость хоть полвека пожившего человека чаще проистекает от выгоды, отчаяния, страсти, глупости или гнева. Тоже не абы что, конечно, но… Жестокость юности слепее, яростнее, в ней больше веры в собственную правоту и исключительность, в ней меньше страха смерти, в ней желание поколебать устои… Категоричные, слепо верящие в лучший мир и готовые за свою веру в высшее добро до последней капли крови с этим миром сражаться… Зачастую именно люди, которые юны душой, становятся в определённых обстоятельствах самыми безжалостными и опасными.

Марша даже фыркнула.

— Вы что, совсем? Кто в здравом уме может верить, что всё, что произошло сегодня в Железной Долине, было для высшего добра?!

Эмилия мысленно печально вздохнула.

Она ни секунды не сомневалась: верят. И малолетних дураков, вступивших в драконоборческие ряды во имя добра, более чем достаточно. Она на своём веку видала это очень много раз… Каждый на этом свете, по любую сторону всех на свете пунктирных линий, всегда считает сражающимся за правое дело именно себя.

Сама Эмилия тоже много во что верила в свои недоброй памяти двадцать. Конечно, не в пропагандистские лозунги — сложно излишне серьёзно воспринимать такие вещи, если непосредственно принимаешь участие в их создании — но в честь и незыблемость семейных уз, непогрешимость владык, высокие цели, оправдывающие любые средства… О, в это она верила в свои двадцать.

Смешно теперь помнить.

— Я не понимаю, почему мы вообще о них говорим. Сдохли — и отлично!

— Не вижу ничего отличного в смерти молодых и талантливых детей, которые неизвестно ещё, по своей ли воле в это всё ввязались.

Эмилия едва заметно качнула головой.

Не то чтобы она не была согласна с господином Лайвром, но такая настойчивость в этих обстоятельствах удивляла. Слишком болезненна тема, слишком остро и близко всё произошедшее для каждого здесь…

— Мне даже интересно, как бы вы запели, если бы эти дети забрали себе для развлечений вашу жену!

Что и требовалось доказать.

— Ну будет, господа, — сказал Уилмо успокаивающе. — Не хватало нам ещё сейчас из-за этих отморозков перессориться. У нас сейчас предостаточно своих проблем, вам не кажется, почтенные?

Почтенные поворчали и вроде бы согласились, но ежу понятно, что это до поры: стресс требует выхода, и чем дальше, тем сильнее. Пока что откат не так уж силён, они только начали чувствовать себя в относительной безопасности, и конфликт ещё можно свернуть. Но потом…

Любой ментальный маг знает, что человеческая психика очень по-разному реагирует на столь катастрофические обстоятельства. Но преимущественно природа разумна, и особи, которые в момент опасности совершенно теряют над собой контроль и впадают в шумную истерику, статистически умирают довольно быстро. Потому большинство людей, вопреки распространённым представлениям, в состоянии долго длящегося во времени страха, совмещённого с постоянной угрозой жизни, так или иначе с этим справляются. Кто-то подключает внутренние резервы, кто-то впадает в апатию, кто-то просто гаснет, как свеча… Но потом, когда ситуация становится спокойнее, разум идёт вразнос, будто бы отыгрываясь за всё произошедшее. И это ведь пока ещё бытовые конфликты не начались…

— …Надо подумать, что нам взять с собой, — говорил Уилмо. — Мы вломимся… хм… войдём в один из ближайших опустевших домов, в идеале затронутых разрушением, и быстро соберём всё нужное…

Эмилия отметила, что с той стороны всё в порядке, и бросила взгляд на тех членов их маленького отряда, которые помалкивали: тишина, как известно, не самый хороший признак. Те, что ругаются, точно выгребут. А вот те, что молчат…

17

Начать Эмилия решила с Лиссы. Девчонка уже давно воспринималась Эмилией не простой прислугой, а фактически компаньонкой Энжи и Бетты, эдакой взятой по всем традициям на воспитание юной особой, о которой надлежит заботиться не хуже, чем о собственных детях. Конечно, в нормальных обстоятельствах компаньонкой для наследниц их рода была бы как минимум дева из обедневшего знатного рода, а не фейская полукровка, в нежном возрасте проданная в бордель… Но, как показала практика, качественно одно не слишком-то и отличается от другого. И Эмилия относилась к Лиссе и её малолетней сестрёнке с ответственностью, как того требовал в таких случаях долг старшей женщины в роду: есть на этом свете вещи, которые впитываешь с молоком матери и не вытравишь из крови просто так.