Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

направлении, отрезав их от Парижа. 1-я армия последует за 2-й, уступом, и также прикроет правый фланг. Это была скорее реакция на события, чем попытка определять их. 2-я армия остановилась, чтобы немного передохнуть после тяжёлых боёв и продолжительного марша. 1-я армия была вынуждена последовать её примеру, поскольку должна была двигаться вслед за ней, вторым эшелоном. Тем временем французская 5-я армия отходила на восток — таким образом опасность атаки на её фланг уменьшалась. Правда, при этом французы удалялись от своей столицы… Британские экспедиционные силы отнюдь не были разбиты. Англичане просто рассредоточились в сельской местности, и немецкая кавалерия не сумела их обнаружить — точно так же в первые недели кампании французы не смогли напасть на след наступавших немецких войск. Кроме того, немцы не располагали сведениями о том, что северо-восточнее Парижа Жоффр сосредоточивает крупные ударные силы[183].

Между тем под жарким августовским солнцем войска преодолевали по 25–30 километров в день, а то и больше. «Мы шли то под гору, то в гору и наконец за нашими спинами осталась последняя, отделявшая нас от долины Марны, — писал капитан Блом из полка бранденбуржцев. — Это был ещё один знойный, изматывающий день. <…> Сорок километров вверх-вниз под палящим солнцем. Впереди цепь постепенно понижающихся холмов. За ними Марна. Слева доносится артиллерийская стрельба. Это пушки фон Бюлова. Скоро мы соединимся с правым флангом его армии». Время от времени вспыхивали бои между авангардом немцев и арьергардом французов, а также короткие ожесточённые стычки, такие как произошедшая 1 сентября при Нери, где 1-я кавалерийская бригада англичан вместе с 1-й конной батареей королевской артиллерии всё утро сдерживали наступление 4-й кавалерийской дивизии немцев. Трое британских артиллеристов получили за этот неравный бой с врагом, который закончился, как писал немецкий историк, «явно не в пользу германской кавалерии»[184], Крест Виктории — высшую военную награду Великобритании.

В окрестностях Парижа речной бассейн очень разветвлён, и по мере того, как немецкие армии продвигались к городу, им приходилось восстанавливать взорванные мосты, а на это уходило время. Их наступление задерживали и артиллерийские дуэли. Часто возникали перестрелки — то тут, то там разведка натыкалась на аванпосты противника или авангард настигал хвост отступающей колонны, но для большинства солдат обеих сторон последняя неделя августа и первые дни сентября были заполнены утомительными дневными переходами, начинавшимися на рассвете и заканчивавшимися уже в сумерках. Бен Клатинг из 4-го гвардейского драгунского полка британских экспедиционных сил впоследствии вспоминал, что 1 сентября его полк подняли в 4:30 утра, 2 сентября — вообще в 2:00, 3 и 5 сентября — в 4:20, а 6 сентября — в 5:00. Лошади, рядом с которыми кавалеристы часто шли пешком, чтобы животным было легче, вскоре начинали опускать головы и не встряхивались, как они обычно делают… «Они засыпали стоя, и у них подкашивались ноги. Споткнувшись, лошади теряли равновесие и падали. <…> А для людей хуже всего, хуже физического дискомфорта или даже голода была усталость. Боль можно вытерпеть, еду как-нибудь добыть, даже украсть, но желание отдохнуть преследовало нас постоянно. <…> Я несколько раз падал с лошади и видел, как падают другие, медленно соскальзывая вперёд и хватаясь за шею своего коня — в затуманенном, почти бессознательном состоянии. На привале люди мгновенно засыпали»[185].

Пехотинцам приходилось ещё труднее. Обессилевшие отставали от колонн и с мрачной решимостью брели вперёд по одному или по двое, отчаянно пытаясь не потерять из виду своё подразделение… «Пища, которую подвозила служба тыла, представляла собой сухие пайки. Чаще всего это были галеты и мясные консервы. Горячая еда стала редкостью. Иногда на ящиках виднелось написанное мелом название конкретного подразделения, но чаще этого не было, и мы просто брали продовольствие, набивая карманы всем, что попадётся под руку»[186].

30 августа Жоффр объезжал части одной из своих отступающих армий. Вот что пишут об этом французские военные историки. «Главнокомандующий видел бесконечные колонны. <…> Мундиры солдат и офицеров были потрёпанными и рваными, ботинки покрыты слоем грязи. Глаза у всех ввалились, лица были отупевшими от усталости и почерневшими от многодневной щетины. Похоже, 20 дней войны состарили солдат на 20 лет»[187]. Британцы и французы, совершавшие многодневные марши, могли хотя бы рассчитывать на свои тыловые службы, а вот немцы сейчас были далеко от собственных линий снабжения и зачастую шли голодными, но больше всего и наступавшие, и те, кто отступал, нуждались даже не в пище, а в отдыхе. Один из местных крестьян вспоминал, что, когда 3 сентября подразделение захватчиков добралось до его дома, выделенного им для постоя, они упали в изнеможении, ошеломлённо повторяя: «Сорок километров! Сорок километров!..» Это всё, что могли сказать немцы в тот вечер.

3 сентября штаб 1-й армии расположился в замке Людовика XV в Компьене. Там фон Клюк получил депешу Генерального штаба от 2 сентября, предписывающую ему следовать за 2-й армией фон Бюлова уступом на юго-восток, чтобы отрезать французов от Парижа[188]. Клюк решил истолковать направление в том смысле, что юго-восток — это больше восток, чем юг, и развернуть свои части именно туда, продолжать преследовать 5-ю армию Ланрезака, переправиться через Марну и навязать противнику решительное сражение. А по замыслу Мольтке его должны были дать армии центра, наступающие на запад от Мёза… Стратегический план немцев начал рушиться, хотя ни начальник Генерального штаба, ни командующий 1-й армией этого ещё не понимали. «Мольтке, — отмечал позже французский историк, — никогда особенно не верил в возможность манёвра крупных сил. <…> Подобно своему дяде, он считал необходимым предоставить каждому командующему армией определённую свободу выбора движения»[189]. Но дядя нынешнего начальника немецкого Генштаба Гельмут Мольтке-старший, блестящий военный теоретик и один из основателей Германской империи, обосновывал свои теории без малого полвека назад. В 1870 году, когда фронт был узким и у армий практически не имелось возможности отклониться от главного направления, в котором велось наступление, система управления войсками была совсем другой. Недостаточный контроль Мольтке-младшего над гораздо более широким фронтом 1914 года привёл к тому, что армия на правом фланге — та, на которую он возлагал основные надежды, сначала отклонилась к югу, вместо того чтобы продолжать наступление на юго-запад, а затем повернула на юго-восток, под прямым углом к направлению, предписываемому планом кампании для достижения победы.

Впоследствии одни критики указывали, что Шлифен сам не мог решить, в каком направлении следует наступать правому флангу, а другие утверждали, что фон Клюк был прав, преследуя Ланрезака. На