Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

Оставив Ромку за компьютером, Беата кое-как отредактировала техническую статью, которую надо было кровь из носу сдать сегодня до полуночи, и с отвращением ее отослала. Отвращение в данном случае относилось не к нудному заданию, а к собственному творчеству, которое иначе чем халтурой назвать было нельзя. Помимо всего прочего, мальчик, играя в космических рейнджеров, гудел, бормотал и вскрикивал, и это ее сильно сбивало.

– Ром, можно потише! – крикнула Беата в сторону гостевой комнаты.

На некоторое время воцарилась относительная тишина, но потом Ромка отправился искать в коридоре свой портфель, громко распевая «Под этот вальс в краю родном ловилимы подруг» – школьный хор готовился к фестивалю военной песни. Беата наконец сообразила, что можно просто закрыть дверь. Никогда прежде ей не приходилось закрываться в своем доме, она вообще жила нараспашку, по поводу чего отчим всегда шутил, что она родилась в трамвае.

Дверь простояла закрытой ровно семь минут, а потом в нее вошел сонный отрок и поинтересовался, что будет на ужин.

Беата еще лелеяла надежду вернуться к своим подружкам-невестам, когда ребенок заснет. Но к этому моменту у нее самой слипались глаза. Оказалось, что воспитание вполне сознательного школьника выматывает в сто раз сильнее, чем загородные командировки, ночные эфиры и суточные загулы. Ну и ну, как же управляются мамаши маленьких детей?..

На следующее утро Беата едва не сделала дворникам подарок в виде своего мобильного телефона, имевшего наглость в семь часов зазвонить будильником. К счастью, она вовремя вспомнила, что сейчас зима и окно закрыто.

Торопливый завтрак, своевременный старт, почти свободная дорога и... возвращение на исходную позицию. Роман спросонья забыл листок со своей исторической речью, и им пришлось ехать обратно. Со второй попытки пробки уже поджидали их на своих законных местах.

Беата добивала первую девушку, любительницу стихов и китайской кухни, когда раздался звонок.

– Спишь? – поинтересовалась Татка.

Беата возмущенно взглянула на часы: пол-одиннадцатого! Это кто же в это время спит?!

– Ты – когда ходишь на работу в редакцию, – невозмутимо напомнила Тата. – Слушай, поговорить надо. Зайдешь сегодня в «Папик»?

– Ты с ума сошла! У меня ребенок.

– Ну-у... А его нельзя с кем-нибудь оставить?

Беата только вздохнула:

– Разве что с главным редактором «Ажура».

– Очень весело. А как же нам поговорить? Может, я к тебе зайду вечерком?

– Ой, Татка...

– Нельзя? Опять из-за ребенка?

– Да нет. Работы вагон, я зашиваюсь.

– Вот это здорово! А как ты собираешься ловить золотую рыбку в этой мутной воде? Сама никуда не ходишь, к себе не пускаешь.

На этот вопрос Беата не ответила, потому что отвечать было нечего.

– Ну, хорошо. А как же мы поговорим?

– Говори, – покладисто сказала Беата, добавляя девушке из Переславля-Залесского любовь к животным. Как бы не переборщить, что же тогда другим останется!

– М-м-м... Вот так, да? Ну, ладно. Скажи, твой Бесаме мучо – это серьезно?

– Sorry? – Беата уже и думать забыла, что у нее есть какой-то Бесаме мучо.

– О господи – Максим, у которого рестораны!

– А... – рестораны казались каким-то старым сном.

Беата отбила два пробела. Слава богу, можно было приступать ко второй девушке.

– Беатриче, что с тобой? Может, ты все-таки спишь?

– Прости, Татка, – спохватилась Беата. – Я просто зашилась. Все нормально. Я тебя слушаю.

– Это я тебя слушаю!

– Меня? А-а. Максим – это совершенно несерьезно. Вообще никакого Максима не существует. А что?

– А ничего, – хитро сказала Татка. – Так, на всякий случай.

– Татусик, будь осторожнее, – попросила Беата. – Эти мажорные мужики, знаешь...

– Нет, не знаю! Это у тебя большой опыт в мажорных мужиках. Я тоже хочу попробовать.

– Ну, пробуй, – согласилась Беата. – Не получится, хоть дегустатором станешь. Слушай, а у меня тут халтура в брачном агентстве по Интернету. Хочешь, поищу тебе что-нибудь по блату?

– По Интернету ничего путного не найдешь, там один ширпотреб, – высокомерно ответила Тата. – Значит, за Бесаме мучо ты не держишься?

– Абсолютно. Целуй его крепче.

В общем, Беата добила своих девушек. И за Ромкой почти не опоздала. Правда, брачные посредники тут же прислали ей новое задание, которое она даже не успела посмотреть. Но оставался еще целый вечер, длинный зимний вечер. Его можно будет посвятить работе.

Не тут-то было!

– У меня плохие новости, – сказал Роман не особенно расстроенным голосом. – В дневнике двойка, надо расписаться. А то меня завтра в школу не пустят.

Двойка была по английскому и сопровождалась возмущенной красной записью: «Нет домашнего задания!»

– Я забыл, – признался Ромка. – Это задавали, когда я к вам переезжал.

– Придется сделать, – сказала Беата железным голосом.

– Зачем? Мы уже давно другое проходим!

– Долги надо возвращать. Ну-ка, тащи учебник!

– Потом! У меня сейчас «Симпсоны»!

– Нет, сейчас!

Надвигалась ссора. Ромка набычился и смотрел в сторону. Беата тоже завелась – она не привыкла, что с ней спорят козявки, которым вообще никто не давал права голоса. У нее никогда не было таких козявок, если не считать Ромкиных одноклассников и других учеников частной школы. Но им всегда можно было поставить двойку, а дальше пусть разбираются родители.

Теперь она оказалась родителем и должна была разбираться.

– Пока не будет сделан английский – никаких «Симпсонов», никакого телевизора, никакого компьютера и ничего вообще!

– Уф-ф! – сердито фыркнул маленький бездельник. Ушел в комнату и хлопнул дверью.

Беата осталась на кухне, растерянная и раздосадованная. Чего еще она могла его лишить, кроме мультиков? Ужина, обеда? Общения? Они и так почти не общаются, не успевают. И надо, наверное, воздействовать на сознательность ребенка, а не грозить наказаниями.

Но какая сознательность может быть в одиннадцать лет! Беата знала, что сама она ни за какие коврижки не стала бы делать задание, которое уже никто не спросит. Ни сейчас, ни в пятом классе. Это все равно, что доделывать материал, не успевший попасть в номер, когда ситуация уже изменилась. Например, возишься с предвыборной аналитикой, а тут хлоп – и выборы закончились. Все, поезд ушел.

Но уроки – это совсем другое. Особенно английский, где ничего нельзя пропускать, иначе начнешь плавать в новом материале. Она взрослый человек, и прекрасно это понимает, в отличие от заносчивой дурочки, которой была в одиннадцать лет, и от фыркающего героя в соседней комнате.

Пока Беата размышляла, как добиться выполнения просроченного английского, фыркающий герой вернулся в кухню и трагическим шепотом сообщил, что у него болит живот.

– Как болит? – всполошилась Беата. – Где болит? Сильно?

Она никогда не имела дела с детскими болезнями и не знала, что делать. Врача, «скорую», больницу? Звонить родителям и бабушке Анне Викентьевне?

– Бабушка сегодня дежурит в интернате, – слабым голосом сказал Ромка, – а дома никого нет. Вот здесь болит, ровно посередине, в районе пупка. Пока не сильно.

Пока! Но что-то же надо делать с детским животом, чтобы он не разболелся сильнее!

Никто из Беатиных знакомых не мог ей ничего посоветовать – у них тоже не было детей. Не вспомнив навскидку ни одного нормального человека, умеющего лечить живот по телефону, Беата решилась на отчаянный шаг: она позвонила маме. Мама была по профессии медсестрой, за свою жизнь сталкивалась, кажется, со всеми болезнями на свете и половину из них умела лечить.

Ей ответили не скоро, и мамин голос донесся издалека – они с Семен Семенычем отдыхали в Вене.

– Мамочка, не волнуйся, со мной все в порядке! – залпом прокричала Беата. – Просто у меня тут ребенок, и у него болит живот.

В ответ трубка долго потрескивала и булькала обрывками музыки – наверное, мама и Семен Семеныч были в ресторане или на концерте. Наконец мама сказала отчетливо и близко, как будто сидела рядом:

– У тебя ребенок? Беата...

– Так получилось, мам, это долгая история, я тебе потом объясню. Что делать с животом?

Снова пауза и траурный голос, снова далекий, как будто он доносился не из Вены, а с Венеры.

– Можно давать укропную водичку и класть теплое полотенце на животик.

– Что? Какое полотенце?.. Мама! Это совсем не то, что ты думаешь! Ему одиннадцать лет!

– Кому?!

– О господи, мальчику одиннадцать лет. Роме!

– И это он – ребенок?

– Ну да! И у него болит живот! В районе пупка!

– Так этот ребенок – не твой?

– Сейчас он мой. Мама, это долго объяснять. Скажи мне про живот.

– Беата, ты меня с ума сведешь, – вздохнула мама. Она опять говорила совсем близко, прямо Беате в ухо. – В районе пупка? В одиннадцать лет это может быть связано с ростом организма. Возможен гастрит. Или просто способ привлечения внимания. Дай ему горячего чая и две но-шпы. Если боль усилится и поднимется температура, сразу поезжай в больницу. А лучше всего прямо сейчас позвони его родителям.