История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

– Вы правы, лири, – смущаясь, пробормотал Голари, – очень утомительна. Поэтому прошу коллег проявить снисхождение и извинить мою нелюбезность.

«И оставить меня в покое», – мысленно добавил Голари, но коллеги, напротив, принялись изливать на него все свои поздравления, советы и пожелания. Когда этот поток наконец иссяк, ректор Мэлл подошёл к Голари и вполголоса многозначительно заметил:

– Вы теперь – наша надежда, профессор Голари. Гарант соблюдения правил, так сказать.

Профессор Претос испуганно посмотрел на ректора, но тот только широко улыбался своей улыбкой сытого кота.

– Но я всего лишь советник, и вы сами прекрасно знаете, что полномочия принадлежат Совету, куда вы изволите входить, а Первый советник всего лишь…

– Да-да, конечно, – махнув рукой, перебил ректор и повторил: – Мы очень рассчитываем на вас.

Возможно, Голари показалось, и его замутнённое непрерывным напряжением нескольких дигетов сознание подвело его, но тогда он мог бы поклясться в том, что после этих слов ректор подмигнул ему.

Не успев даже прочитать названия статей в новом «Вестнике», Голари поспешил откланяться, ссылаясь на важные дела, и его поспешный уход слишком напоминал бегство. Но Первого советника действительно ждали дела: ему нужно было лично подготовить доклад о Школе просветителей, – поэтому он поспешил в Королевскую ратушу, в Зал Всеобщих Донесений.

В Ратуше, которую он раньше недолюбливал за суетливость и многолюдие, теперь ему показалось гораздо спокойнее, чем в Университете: охранник и служащие почтительно приветствовали его, никто не задавал лишних вопросов, все готовы были исполнить любое из поручений Первого советника.

Голари распорядился принести себе в кабинет ежедневный доклад на сегодня, всё, что можно найти в архивах о Ледяном Замке, чёрный кофе с корицей, и никого не принимать – он занят.

Долгое время профессор просто смотрел в окно, через которое, поскольку его кабинет находился в одной из самых высоких башен, было видно только небо. Башенные ласточки, почуяв весну, иногда пролетали стремительными росчерками, как будто примеряясь к свежепокрашенному весеннему небу.

Голари чувствовал, что устал от своей службы, не успев ещё вполне в неё вникнуть. Он чувствовал себя постаревшим и больным. Он дорого отдал бы, чтобы никогда больше не видеть никого: ни профессоров-хранителей правил, ни короля, ни тар-кахольцев, которые идут себе беззаботно через площадь Всех Дорог где-то внизу башни. Но никакой другой дороги у него не было.

Тяжело вздохнув, Голари принялся изучать всё, что ему принесли о Ледяном Замке, пролистывая совсем уж древнюю историю и сосредоточиваясь на деяниях ныне правящего Айл-просветителя Люмара.

И всё же не из-за своего шейлирского титула Голари стал профессором логики: довольно скоро он уже составил первичный анализ реального места Школы просветителей в системе управления Шестистороннего Королевства, формальных и фактических пределов автономии, отсутствия подчинённости наместнику Горной стороны, влияния просветителей на подданных Королевства – и множества других факторов, а свои выводы кратко и ёмко изложил в записке, адресованной Сэйлори («Так, чтобы даже король мог понять», – ворчливо и не без самодовольства подумал Голари). Затем, взглянув на часы, он с новым вздохом стал собирать бумаги для ежедневного доклада королю, а потом вышел, забыв шляпу и почти не притронувшись к остывшему кофе.

Никем не узнанный, Первый советник быстро добрался до Королевского дворца. Стража не сразу пропустила его: они не верили, что Первый советник пришёл пешком. После унизительной процедуры подтверждения личности его пропустили, со множеством извинений, разумеется, но неприятный осадок остался. Как нахохлившаяся птица, Голари быстро шёл по коридору, поэтому не сразу заметил какое-то странное тревожное оживление во дворце: по коридорам шаталось в разы больше Птицеловов, чем обычно, мелькали напряжённые лица.

У королевской приёмной тоже было больше людей, чем всегда. Первый советник скромно расположился в комнате для посетителей и стал ждать, слушая обрывки разговоров. Впрочем, ничего узнать так и не удалось: большая часть посетителей состояла из птичников, а они, что ни говори, умеют держать язык за зубами даже в Королевском дворце

Наконец, с опозданием на пятнадцать минут, из приёмной вышел слуга и попросил Первого советника пожаловать к Сэйлори.

Когда Голари вошёл к королю, он увидел, что обстановка в приёмной не совсем обычная: шторы были задёрнуты, на столе стояла большая лампа. И Сэйлори был не один: в том кресле, в котором обычно сидел Голари, теперь устроился Малум, начальник Королевских Птицеловов. Малум сделал не очень настойчивую попытку уступить своё место Первому советнику, но король очень быстро кивнул в ответ на приветствие Голари и велел открывавшему дверь слуге принести ещё одно кресло. Первый советник не подал виду, что уязвлён таким отношением: по придворному этикету, Малум, фактически, конечно, обладавший большой властью, но не имевший даже титула шейлира, должен был приветствовать Перового советника стоя, не говоря уже о том, что должен был уступить ему место.

– Простите, профессор, что заставил вас ждать, но ночное происшествие в Тёмном городе требует срочного реагирования, – сказал Сэйлори. Таким тоном, которым говорят «простите», совсем не чувствуя себя виноватым. Впрочем, король говорил таким тоном почти всегда.

Голари понимающе склонил голову и застыл с выражением вежливого ожидания: он ждал, что король расскажет о происшествии, которое взбудоражило весь дворец.

– А… как я понимаю, вы, профессор, ещё ничего не знаете? – с притворным удивлением сказал Оланзо, переглянувшись с Малумом, и Голари в очередной раз почувствовал неприязнь к этому «королю-птичнику», как его шёпотом называли в Шестистороннем.

– Всё верно, Мэйлори, я прибыл сразу из ратуши, и мне пока ещё никто не сообщил о происшествии, – смиренно отозвался Голари, слегка склонив голову. Но тут же выпрямился и посмотрел на Малума неожиданно вызывающе: – А судя по количеству Королевских Птицеловов во дворце, у тара Малума вряд ли нашёлся бы свободный человек, чтобы меня проинформировать, как того требует Устав.

Король нахмурился, но он не мог не признать, что Первый советник умело указал начальнику Королевских Птицеловов на его место и в то же время дал понять королю, что не намерен терпеть совсем уж несправедливые обвинения. Ни одна мышца не дрогнула на лице Малума, – напротив, его улыбка стала ещё более любезной, – но Оланзо прекрасно знал, что птицелов открыл список заметок с названием «Первый советник Голари».

– Малум, расскажи лори Голари о происшествии – несомненно, второй человек в Королевстве должен об этом знать.

– Тут, в общем-то, и рассказывать особо нечего, если не вдаваться в подробности: минувшей ночью в одном из заброшенных зданий Тёмного города напали на одного из моих людей. Да так, что он до сих пор не может до конца прийти в себя – врачи говорят, что он больше не годится для службы, – небрежно поведал Малум.

Голари удивлённо приподнял брови:

– Его ранили? Известно ли что-либо о нападавших?

Малум снисходительно улыбнулся, как всегда, когда штатские строили из себя детективов: