Герои. Новая реальность (сборник) - Андрей Кивинов

Куда девался черный портфель – остается неизвестным. Во всяком случае, уже вчера вечером Фабио явился на представление балаганчика дядюшки Бризака с совершенно пустыми руками, засунутыми глубоко в карманы штанов.

От сильного волнения Фабио даже не смог досмотреть представление. А ведь это и правда было последнее представление балаганчика в Столице.

Затем Фабио дошел до причалов, а оттуда отправился домой и лег в постель пораньше, чтобы не проспать. Он попросил тетю Аглаю разбудить его в семь утра, на рассвете. Поскольку на тетю Аглаю надежды было мало, он также попросил разбудить его пораньше дежурного по дому гражданина Хореса и сержанта ночного патруля Секции гражданина Кастора. Потом он взял взаймы у соседки, бабушки Леро, хрустальные водяные часы с колокольчиком, которые ее внук принес пять лет назад из бывшего Дворца Толстяков, и выставил колокольчик на шесть тридцать. Он улегся в постель прямо в одежде, чтобы утром не терять времени на одевание. Несмотря на все эти приготовления, а может, и благодаря им, Фабио проснулся сам, за час до восхода солнца. Он вскочил и немедленно помчался на площадь Свободы. И все равно, когда он пришел, народу на площади было столько, что он едва нашел место на крайнем фортаторе.

Фабио хотелось есть, но еды на столбе взять было негде. Он не хотел разговаривать с сидящими выше его ребятами, потому что боялся проговориться о том, что было с ним вчера, или неудачно соврать. Хорошо хоть, что поблизости не было братьев Флипон, которые видели его в карете доктора Гаспара.

Фабио стал слушать, что говорят внизу.

Люди стояли плотно, плечом к плечу. Лица у всех были обеспокоенные. Многие негромко переговаривались с соседями.

– Должно быть, Бюро объявит новыми врагами плясунов, – важно говорил плешивый канцелярист в сюртуке с нашитыми на локтях накладками.

– А это кто такие? – удивилась прачка в зеленой косынке.

– Ну как же, гражданка, это те, кто подражает бывшим толстякам. Они не хотят в свободное от труда время помогать Республике, – тут канцелярист принял значительный вид и даже поднял вверх палец, – или хотя бы участвовать в революционных шествиях и праздниках. Вместо этого они где-то достают одежды, какие носили дворяне, и собираются по домам друг у друга, чтобы петь старые песни богачей и танцевать старые танцы! Против них уже вторую неделю выходят статьи в «Вестнике Свободы»!

– Я боюсь, как бы за нас не взялись, – вполголоса говорил один мастеровой другому с другой стороны столба, – говорят, будет новый Указ Бюро. Кто не будет работать сверхурочно для фронта, тот вредитель.

Второй мастеровой угрюмо кивнул и зашептал в ответ:

– А к нам в мастерскую вчера явился сам гражданин Себастьяни, уполномоченный Комиссара по труду в Столичном округе. Собрал нас всех и говорит: вы опять не сделали в срок колеса для пушек по заказу Бюро. Я думаю, говорит, это оттого, что среди вас вредители и враги народа. Подождите, говорит, скоро народное правосудие до вас доберется. А как мы успеем, если и так работаем до ночи, а Бюро каждый раз дает срок на работу все меньше!

Вдруг загремел и зазвенел Марш Победы Народа. Все разговоры прекратились. Все взгляды скрестились на трибуне. Фабио со своего края площади видел только, как крошечный человечек появился на вершине высокой красной пирамиды. Музыка оборвалась на середине, обиженно взвизгнула труба.

– Гра… граждане, – сказал незнакомый срывающийся голос из фортаторов, – граждане! Тибул умер!

Эти два слова смяли и закрутили толпу. Люди кричали, метались, сталкивались, бросались с кулаками друг на друга, вставали на колени, падали.

– Неправда!

– Враги убили Тибула!

– Республика в опасности!

– Нужно созвать Собрание!

– Бежим!

– Скорее к дому Тибула!

– К оружию!

– Что же теперь делать? – кричали со всех сторон. Женщины плакали, и многие из мужчин плакали вместе с ними.

Фабио как будто ударили по голове, все поплыло у него перед глазами. Тибул, конечно, сказал ему вчера, что положение очень опасное, но Фабио не мог поверить, что враги в самом деле поднимут руку на Неподкупного!

Мальчишка изо всех сил обхватил столб фортатора, как испуганный малыш обнимает мамину ногу, и от ужаса даже зажмурил глаза. И тут он услышал, как прямо внизу, под ним, какой-то гражданин шепчет хриплым голосом:

– Что, испугались, граждане революционеры, плачете? Думали, только вы можете убивать? Думали, ваш Тибул бессмертный, раз у него Табакерка? Ешьте теперь сами кашу, которой других кормили, да смотрите не поперхнитесь! Ничего, скоро всем вашим друзьям народа конец, всей вашей проклятой Революции! Уж теперь мы, честные люди, посмеемся!

Фабио сел прямо и открыл глаза. Он как наяву увидел перед собой Тибула. Тибул говорил: «Если со мной что-то случится и я не смогу завтра назвать имена врагов, останешься только ты, Фабио. Тогда многие из врагов проявят себя. Ты увидишь, что врагов у Республики куда больше, чем кажется теперь. Но все они будут притворяться друзьями народа, борцами за Революцию. Тебе придется разобраться, кто остался другом народу и кому ты сможешь доверять. Жди и наблюдай. Может быть, тебя будут искать. Скрывайся от врагов и ищи друзей. Когда разберешься – тогда иди к друзьям. Отдай им то, что в портфеле, и все расскажи. В твоих руках будет спасение Революции».

Фабио спустился на землю и стал проталкиваться через толпу к краю площади. Он только взглянул на шепчущего гражданина – обычный недобитый толстяк, щеки аж свисают. В свое время и до него народ доберется, а сейчас не он страшен. Он не говорит громко оттого, что боится. А значит, пусть себе шепчет. Нет, по Тибулу нанес удар кто-то пострашнее, кто совсем не боится! И этому кому-то Фабио нельзя попадаться на глаза.

Люди вокруг Фабио шли в одну сторону, и он поневоле пошел вместе со всеми. Рядом с ним шли пожилые работницы, все они плакали, закрыв лица красными загрубевшими ладонями, и добиться от них ответа, куда идет народ, было невозможно. Тогда мальчишка задрал голову. Он смог разглядеть только, что справа от дороги стоят дома, а слева – нет, но уже и по этому догадался, что граждане направляются по Набережной реки к дому Тибула. Вместе с толпой он прошел до поворота на улицу Гранильщиков. Там все повернули направо, а Фабио побежал дальше вдоль реки в сторону Гавани. Он решил, что просто-напросто останется дома, с тетей Аглаей. Там он и будет прятаться. Тетя уж точно не была врагом, а кому еще можно доверять, Фабио пока знать не мог.

Когда Фабио подошел к своему дому, за дверью подъезда его встретил сухонький старичок с молодыми быстрыми глазами. Старичок был одет в выцветший голубой сюртук с синими узорами на месте отпоротых кружев. Он сидел за столом в бывшей привратницкой и читал газеты. Это был гражданин Хорес. Видно, он с кем-то поменялся и сегодня опять дежурил по дому. Раньше он был адвокатом. Недавно он вышел в отставку по старости и теперь скучал.

– А, малыш Фабио, как ты быстро вернулся! Слышал, у нас все утро говорят, в Военный порт вчера Просперо привел, что ли, десять батальонов солдат Северной армии. В темноте, тайно! А в газетах об этом ничего. Хороши же наши журналисты, нечего сказать! Так-то они следят за новостями! А у тебя какие новости? Что сказал наш Неподкупный? – спросил гражданин Хорес, откладывая газеты.

– Сказали, председатель Тибул умер! – ответил Фабио.

Гражданин Хорес часто-часто заморгал. Все его лицо съехалось к середине, и он несколько раз сдавленно кашлянул.

– Какое горе для Республики. Что же теперь с нами будет без Неподкупного? – наконец сказал он тихо.

Фабио согласился и попросил всем говорить, что его нет – он будет печалиться дома.

Тетя долго не открывала дверь, а когда открыла, то очень удивилась, что Фабио вернулся домой так рано. Обычно мальчишка с утра до ночи пропадал где-то в городе. Скорее уж можно было ожидать, что он совсем не явится ночевать, чем застать его дома днем. И тетка, и племянник так отвыкли видеть друг друга, что между ними вышла неловкая пауза. Молчание нарушил живот Фабио. Живот громко заурчал.

– Тетя, а можно мне поесть? – спросил Фабио.

– Пойдем на кухню, мальчик, – ответила тетя Аглая. – И ты забыл сказать «пожалуйста!».

Фабио был отведен на кухню и получил ломтик хлеба и немного сыра на фарфоровой тарелке с пастушком. Тетя налила ему в кружку жидкого голубоватого молока и села за стол напротив.

– Тибул умер, – сказал Фабио.

– Тибул? – удивилась тетя. – Этот знаменитый гимнаст? Наверное, упал на представлении со своей трапеции, так? Это, конечно, очень печально. Но теперь ты видишь, мой мальчик, какая опасная жизнь у этих циркачей. А ты ведь все время бегаешь смотреть на их представления. Как ты не понимаешь, глупенький, что восхищаться ими наивно! Лучше бы ты ходил в театр, как Мели и Детта. Из пьес, по крайней мере, можно вынести моральные уроки.

Фабио делал вид, что рот у него набит едой, и только неопределенно мычал и кивал головой в ответ. Тетю такие ответы, кажется, устраивали, потому что она продолжала говорить.