Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Черничная Даша

Я настолько ее люблю, что вернулся с того света.

Или же кто-то там, наверху, действительно дал мне второй шанс. Поднимаю глаза к потолку, но смотрю будто сквозь него.

Не знаю, есть ли кто-то там, над нами, но я благодарю за все. Благодарю и обещаю больше никогда в жизни не совершать ошибок, не предавать свою любовь и самую родную на свете женщину.

Ведь она дарована мне свыше, не меньше. И я буду последним придурком, если просру этот шанс.

— Кудряха, поезжай к Аленке. Не надо тебе тут, со мной все будет в порядке, — отправляю ее отсюда.

Нечего ей видеть меня таким. Я обязательно встану на ноги и сделаю мою девочку счастливой. Но пока ей лучше отвлечься на что-то более радостное, чем муж, который ходит в туалет на утку.

— Бегу и спотыкаюсь, — фыркает Рита и трется носом о мое плечо.

Оно жутко болит после стычки с Золотаревым — или как там его… но Рите об этом знать не нужно, поэтому я сцепив зубы, терплю.

— Слушай, у меня хоть и вырезали кусок, но я все-таки могу тебя выпроводить отсюда.

— Будем считать, что от тебя оттяпали самый некрасивый кусок, — Кудряха кладет ледяную руку мне на грудь, и от ее прикосновений у меня что-то дергается внутри.

Какой-то датчик начинает пищать, и Рита ойкает, скатывается с меня и беспомощно глядит по сторонам:

— Тебе плохо? Позвать врача?! Я сейчас.

Она встревожена, пытается натянуть кроссовки, но ее руки дрожат.

— Рит, — зову тихо, — со мной все в порядке, правда. Это просто мое сердце, которое вот так реагирует тебя. Зато мы узнали кое-что хорошее. Оно у меня все-таки есть.

Я даже смеюсь, хотя в грудине ноет сильнее, чем место, где когда-то была моя почка.

— Ну и дурак же ты, Епифанов, — Рита складывает руки на груди.

Чувствую, как она хочет двинуть мне кулаком, но сдерживается, понимает — это сейчас ни к чему. Пусть делает со мной что хочет, вот только я встану… И тогда точно буду полностью в ее власти.

— Кудряха, иди домой, правда.

— Я не пойду туда, — округляет глаза Рита.

— Нет, не к себе домой, малышка. В твоей квартире делают ремонт, а у нас дома никого нет. Тебе не надо оставаться одной. Поезжай к Алене. Потом я выйду отсюда, и решим, как быть.

— Но ты будешь тут один, — у Риты на глаза наворачиваются слезы.

Я собираю всего себя по кускам и выдаю самую шикарную улыбку:

— Рит, от обезбола мне спать хочется практически все время. Не нужно сидеть у моей постели.

— Но кто поможет тебе в туалет сходить?

Сжимаю зубы. Нет, она точно не будет помогать мне в этом.

— Ты сидел со мной, всегда рядом, Ухаживал за мной, когда мне было плохо, и я не хочу оставлять тебя, — поясняет она.

— Так значит, это благотворительность? — я подтруниваю над ней, а Рита закатывает глаза. — Мне очень нужна твоя помощь, Кудряха. Ты поможешь мне, если поедешь сейчас к подруге, вкусно поужинаешь и ляжешь спать. У тебя мешки под глазами, и лицо похудело.

— Тогда я приеду к тебе завтра? Хорошо? — она спрашивает, а я киваю вместо ответа.

Рита садится на стул, запускает руку мне в волосы. Упирается своим лбом в мой лоб:

— Мир… не смей больше так делать. Я не выживу без тебя.

В горле образуется ком, который я с трудом проталкиваю вниз.

— Я больше не оставлю тебя. Никогда.

Уже когда за Ритой закрывается дверь, я позволяю себе то, чего не позволял никогда. Обессиленно прикрываю глаза, чувствуя, как по щекам катятся две горячие слезы.

Я не достоин ее, но каким-то неведомым чудом эта женщина выбрала меня. Мудака, предателя. А у меня не так много жизней, чтобы ошибаться.

Я выбираю жизнь без ошибок. Это возможно, когда ты уже оступился, прошелся без страховки на высоте, когда узнал, что такое боль. Настоящая боль: не физическая, а та, которую не заглушить ни таблетками, ни алкоголем.

Я не сделал в жизни ничего выдающегося или хорошего. Все, что я делал, это греб и пользовал. Теперь я знаю: у всего, у плохого и у хорошего, есть своя цена.

Уверен на сто процентов, что свою цену я еще заплачу. Тому, кто потребует с меня плату за мои грехи. Но это уже только моя история, которая останется после меня, неведомой ни для кого.

А пока что впереди целая жизнь, чтобы доказать, чтобы заслужить доверие одной-единственной, самой важной и нужной женщины в моей жизни.

Эпилог

Рита

Мирон в больнице уже три недели. Подпускает меня к себе буквально на час, а после выгоняет из палаты. С каждым днем все сильнее и сильнее он становится похожим на прежнего себя. Лицо его больше не отдает белым мелом, сам встает, сам ест, сам спит — все сам. А меня это бесит.

Когда я лежала в больнице, он дневал и ночевал рядом — и ничего, я как-то вынесла его постоянное присутствие. А тут что?

Злюсь, ничего не могу с собой поделать.

Захожу в квартиру Аленки и разуваюсь. Устало стягиваю с себя куртку и пристраиваю ее на вешалку. Сил нет вообще ни на что. Непонятно, почему так происходит, вроде я себя не нагружаю ничем, откуда тогда слабость взялась?

— О! Гош, ты уже дома? Так быстро?! — Аленка хлопочет на кухне, а я иду ванную комнату мыть руки.

Возвращаюсь, стягиваю колючий свитер и падаю на стул.

— А что «быстро», Ален? Опять выгнал меня. Ну сколько можно? — сетую я и принюхиваюсь к тому, что готовит подруга.

Она мешает еду в кастрюльке и садится за стол напротив меня:

— Ну а ты как хотела, Рит? Он мужик. Он должен флюиды силы распространять, а за ним санитарки судно выносят.

— Я же все понимаю! — выпаливаю я. — Я ведь не маленькая девочка. Да я и сама могу за ним ухаживать, мне не тяжело!

Алена недовольно поджимает губы.

— Оставь ты своему мужику хоть каплю мужества, Рит. Ну попросил тебя человек, так сложно, что ли, его послушать? Еще успеешь насладиться им. Выпишут — будете нежиться сколько влезет.

— Ладно. А ты что тут делаешь? — удивляюсь я, только сейчас осознав, что Аленки в квартире быть не должно.

Дело в том, что она совсем недавно переехала жить к нашему мэру. Точнее, к отцу своего Тимохи. Еще точнее, не переехала, а ей не оставили выбора.

Там все сложно, запутано и не очень понятно.

В целом подруга не выглядит удрученной, и я так до конца и не поняла ее чувств к этому мужчине.

Теперь она иногда приезжает сюда. В основном из-за меня. Готовит мне или просто сидит рядом и держит за руку.

Замираю, чувствуя что-то странное.

— А что ты готовишь? — веду носом.

— Уху. Будешь?

Буду?

Подскакиваю и бегу в туалет, едва успеваю открыть крышку унитаза, как меня в него выворачивает.

Полощет меня знатно. Что я утром ела? Точно. Ничего. Чай выпила и побежала к Мирону. Откуда тогда?..

Когда я сажусь на пол, передо мнойсразу материализуется Алена и протягивает тест на беременность. Медленно перевожу взгляд с него на подругу.

— Зачем? — спрашиваю болезненно, потому что горло саднит оттого, как меня сейчас полоскало.

— А ты как думаешь? — хмыкает Аленка.

— Это невозможно, — бормочу я.

— Где-то я уже это слышала… — подруга, улыбаясь, продолжает протягивать мне тест. — Разве у вас не было секса?

— Был, — отвечаю спустя несколько секунд раздумий.

— Тогда ни о каком непорочном зачатии речи идти не может.

— Но меня же чистили, — вяло сопротивляюсь я, вспоминая, когда у меня были в последний раз месячные.

— И что?! Сколько женщин после абортов беременеют и рожают? Думаешь, ты какая-то особенная?! А ну, быстро на унитаз!

Спустя несколько минут Алена вертит в руках тест.

— Ну что, пойду вылью уху? Как я понимаю, твоя малявка не фанат рыбы?

— Я что, правда беременна? — спрашиваю то ли у Алены, то ли у самой себя, то ли у кого-то наверху.

— По всему похоже, будто бы да. Но на УЗИ сходить не помешало бы.

Подруга достает из кармана джинсов телефон и звонит кому-то. Я не обращаю внимания, лишь прислушиваюсь к собственным ощущениям. Не знаю почему, но я чувствую, что он рядом. Этот ребенок, он вот здесь, под сердцем. Он пока неосязаем, но совершенно точно — он там.