Малера (СИ) - Хелен Кир

Угу… Даже так! Веду рукой и с удовольствием отмечаю, как перехватило дыхание у Мота. Чуть крепче сжимаю и тут же задушенный низкий стон слышу.

— Лер…

Рывок и колени в разные стороны. За бедра подтягивает и врывается в меня одним сильным толчком. Закусываю палец, чтобы не заорать. Ладонью рот прикрываю для надежности. Из глаз брызгают слезы от нахлынувших ощущений. Какой кайф! С головой накрывает. Второй не менее жесткий, выбивает скулящий стон.

— Да чтоб тебя! — неконтролируемо вырывается у меня. Не знаю, как еще выразить.

— Хочу тебя. Снова и снова. Можно жестче? Мне мало.

— Делай как знаешь, только дай мне…

— Понял.

Раскрывает меня, словно ракушку и начинает входить сильнее и напористее, быстрее и быстрее. Член разбухает во мне, его очень много. Стенками ощущаю даже вены. Трение невыносимо и очень чувствительно. На грани все. Я будто немею, даже легкая боль от этого появляется, которая быстро проходит. Перед глазами плывет. Мое тело мне больше не принадлежит. Им владеет Филатов, который голодно и одержимо вбивается в меня.

— Матвей, я сейчас… — внезапно накрывает. Что хочу не понимаю, просто говорю ему. — Да-да-да! Еще! Не останав-ливай…ся… Бо-ж-ж-е-е-е…мой… Да-да …пожалуйста… Д-д-а-а…

Растекаюсь под ним, плавлюсь. Передышка недолгая. Мот забрасывает на плечи мои ноги и догоняется. Сильно и яростно. Хлопки оглушительно звучат в тишине ночи. Даже эхо присутствует. Со сдавленным стоном кончает на ягодицы. Теплые брызги орошают мне разгоряченную кожу и стекают вниз. Спермы много, очень много. Тяжело дыша, заваливается рядом со мной и кладет руку на живот.

— Все хорошо?

— Да, — притягивает крепче и целует в щеку. — У тебя?

— Отлично. Давай обсудим кое-что.

— Мот, может не здесь?

— Может. Сходим завтра куда-нибудь?

Киваю в ответ, забываю, что не видит. Слышу только его теплое дыхание. Тянусь к нему, и сама нежно целую в губы. Откликается мгновенно. Все движения настолько проникновенные, что становится спокойно и хорошо. Шепчу ему о своем согласии и приникаю к сильному плечу. Обнимаю. Дышу им. Сплетаемся клубком и на миг прикрываем глаза, а когда открываем, то за окном уже почти утро.

— Лера, — раздается стук в дверь — ты проснулась?

Папа! Мать… Вашу мать! Папа!

Одновременно поворачиваемся и пялимся друг на друга. Я испуганно, а Матвей еще промаргивается ото сна.

24

— Будем сдаваться? — шепчет мне Мот, игнорируя стук.

Мои глаза сейчас из орбит вылезут. Зажимаю ему рот. Паникую, пока все еще лежа. От страха вцепляюсь в Мота и жду спасения. Нет, я понимаю, что никто нас не прибьет, особенно меня, а вот ржущему Филатову лицо подрихтуют точно.

— Лера, отопри дверь, — дергается ручка по ту сторону.

— Пап, я в душе, — ору, что есть сил.

— Да…? Ну прекрасно. Спускайся завтракать потом.

— Хорошо.

Мое сердце оглушительно стучит, мне кажется оно готово вырваться наружу, проломить бешеный путь сквозь ломающиеся ребра. Я реально испугалась настолько, что меня притискивает к полу неопровержимо. Сквозь звон в ушах слышаться гаснущие шаги. Папа уходит. Боже, слава тебе! Пронесло. Тихо выдыхаю и пытаюсь прийти в себя. Потихоньку осознаю, что Матвей рядом лежит столь же осторожно.

Где-то под моей рукой валяется провод от еще одного светильника. Нащупываю кнопку и зажигаю тусклый свет. Комнату блекло озаряет. Медленно поворачиваюсь в сторону Матвея и всматриваюсь в его лицо. Он лежит на боку, подперев голову рукой и спокойно рассматривает меня. Его большие миндальной формы глаза с интересом внимают. В глазах немой вопрос. Понимаю какой, и тут же думаю, что ответить. Мот не задерживается:

— Лера, если ты сейчас так испугалась, что будет, когда скажу Спарту, что мы вместе? Умрешь на месте?

Сглатываю тугой ком в горле. Рассказать ему правду? Или пока не надо? Хотя не отстанет же, я его знаю. Приподнимаюсь и тянусь к его губам, чтобы не только поцеловать, но и не говорить сейчас в большей степени. Целует в ответ. Коротко, но так жарко. Мимолетный контакт воспламеняет мою кровь, но факел тут же гаснет, потому что Мот отстраняется.

— Говори, — требует, не просто просит.

— Давай потом.

— Мне надоело вот так, понимаешь? — напрягается он. Переворачивается и вдавливая руки в пол, нависает надо мной. Серьезный и отчасти злой. — Я хочу быть с тобой. Не в тихую, как сейчас, а на виду у всех, и у наших родителей тоже. Что такого прошу? Ты думаешь, что нас не поймут? Когда этот детсад закончится уже?

Закатываю глаза и обдуваю лицо. Я понимаю его. Противопоставить нечего взамен. Аргументы Филатова весомы. А мои? Такие же? Или наплевать на все?

— Это… Ну… — и затыкаюсь.

— Весь внимание.

Я молчу, просто рот забетонировался. Просто луплюсь на него, как ненормальная. Мне бы еще произнести что-то вроде «ы-ы-ы-х…ы-ых» и все — полная дура. Набираю воздуха, но тут Матвей теряет терпение и рычит прямо в лицо мне.

— Ты задолбала меня уже! Раздуплись, твою мать! Что ты молчишь? Я как дурак перед тобой выворачиваюсь, где обратка? — шипит прямо весь. Молнии в глазах сверкают, как у Зевса в гневе. — Лера, ответь я тебе нужен или нет?

Судорожно киваю в ответ. Даже не обижаюсь, что из себя вышел. У меня наоборот реакция пошла, начинаю возвращаться в суровое бытиё.

— Нужен, Матвей! Конечно, нужен. Ты с ума сошел такое спрашивать? — горячо шепчу ему на эмоциях. Меня словно прорывает. — Я так хочу, чтобы ты был рядом. Просто умираю, когда тебя нет. Понимаешь? И эта твоя… Вика долбаная с ума меня свела! — на глаза наворачиваются непрошенные слезы. — И на речке тогда… Я не понимала. Даже тогда ревновала уже. Так понятно тебе?

— Лер, — накрывает меня своим кипяточным телом — прости, что нагрубил. Прости за все, ладно? Я думал, что ты все еще не хочешь со мной. Забудь о них обо всех. Я давно уже ни о ком не думаю. Только ты, — целует, целует, целует. — Мир двоится, когда ты не рядом. А секс с тобой так вообще запределен. Из реальности вылетаю, веришь?

— Тоже самое, Матвей…Тоже самое… — отвечаю на требовательные поцелуи. Они уносят меня за край земли. Я летаю там. С ним. Вдвоем.

Забываю обо всем: о семье, что внизу, о том, как будет уходить Матвей через окно, о предстоящем разговоре с родными. В эту минуту на все наплевать. Существуем только мы двое и никого больше. Теряемся, отрываемся от земли, тонем в своих ощущениях — ярких, острых и ни с чем не сравнимых. Губы — плен, руки — капканы. Потребность друг в друге закрывает