Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

И меньше чем через минуту трудовик провозгласил:

– Ну, за взаимопонимание!

Чокнулись. Выпили. Налили еще.

– Ну, за дружбу между нашими народами! – продолжил трудовик. Гость снова не посмел отказаться.

Жизнь понемногу обретала привычные очертания. Развалившись в кресле и вкусно захрустев огурцом, трудовик благодушно осведомился:

– Так о чем вы хотели со мной поговорить?

Карл вытащил из кармана сложенный блокнотный лист и протянул его трудовику.

– Я хотел бы, чтобы вы, Степан, разъяснили мне значение этих слов и выражений, – сказал он.

Трудовик подозрительно покосился на лист.

– Почему именно я? Спросил бы лучше кого-нибудь из учителей русского языка.

– Я подозреваю, что все это относится к ненормативной лексике, поэтому и не рискнул обратиться к женщинам.

Трудовик неопределенно хмыкнул («ну, наши женщины, они…»), развернул листок и поднес его к глазам. Некоторое время он молча шевелил губами, разбирая почерк гостя, а потом выронил листок, густо покраснел и закашлялся.

Карл участливо похлопал его по спине.

– Ты где… таких слов… нахватался?

– По телевизору, – объяснил Карл, – включил как-то один из ваших центральных каналов, «Ваше телевидение», кажется, так там шел фильм из жизни политиков и бизнесменов.

– А, если по телевизору, тогда ладно, – успокоился трудовик, – там и не такое можно услышать. Хорошо, – сказал он после небольшой паузы, – я попробую. Сделаю, что смогу. Но это будет непросто – мне объяснить, а тебе понять меня… Непросто, говорю, это будет. Необходимо избавиться от некоторых комплексов, снять напряжение, растормозить нервные центры… Без этого – никак! – добавил он твердо.

Гость обреченно протянул ему свой стакан.

Прошло полчаса.

– Это, понимаешь ли, такое состояние души… Когда кажется, что – все, что выхода – нет! Полный, в общем, … [2]Ты чувствуешь, какая емкость, сила и выразительность заключена в этих простых народных словах? А у вас как в таких случаях выражаются?

Карл подумал немного и выразился.

– Звучно! – одобрил трудовик. – А переведи!

Карл перевел.

– Всего-то? – разочаровался трудовик. – Вы, немцы, и ругаться-то толком не умеете.

– А я не совсем немец, – неожиданно заявил Карл, – у меня бабушка русская…

– Что?! – оперным голосом взревел трудовик. – У тебя?! Бабушка русская? И ты молчал?.. Да за это же просто необходимо выпить!

Гость начал было отказываться – с него, мол, довольно, и пить он больше не будет, и даже сделал попытку встать, но трудовик вцепился в него, как терьер в ньюфаундленда.

– Последнюю! – умолял он, пытаясь обнять широкие плечи гостя. – Самую наипоследнейшую! За женщин! И все! И все! За милых дам! Пьем стоя!

Прошло еще полчаса.

– Наши женщины, они… Во-первых, красивые! Ведь красивые? То-то же! И, заметь, никакого силикона, все свое! Во-вторых, умные! В третьих, красивые… и умные. Необыкновенные, в общем, женщины. У вас, за рубежом, таких нет! Возьмем, к примеру, нашу директрису… Да чего там «не надо», давай возьмем! Красавица! Умница! Добрейшей души женщина! И при всем при том – верная жена! Что? Да это все знают! Муж у нее, который директор музея, между нами, тот еще ходок. А она – ни-ни, не позволяет себе… Да говорю тебе, в школе все про всех знают! Что? Налить еще? Вот это дело, это по-нашему! Вот теперь я верю, что в тебе течет русская кровь!..

И еще полчаса спустя.

– Что ты мне все – Кант, Кант! Да не согласен я с вашим Кантом, кан-тегорически! Это же надо такое придумать – транс… трансце… подожди, я сам! – транс-цен-дент-ность сознания, во!

Карл грустно покачал головой.

– Боюсь, что ты ошибаешься, Степан, – тихо сказал он, – реальность и в самом деле трансцендентна нашему сознанию. Иначе как объяснить, что вокруг происходит столько непонятных нам вещей?

– Ты это о чем? – подозрительно воззрился на него трудовик. – А, горючее кончилось… Действительно, странно… Но ничего, мы это сейчас поправим!

Он упал под верстак и завозился там, гремя бутылками.

Карл нагнулся и рывком вытащил его наверх.

– Я не об этом, – строго сказал он икающему трудовику, – я говорю о том, что успел узнать здесь за все эти дни.

Трудовик попятился от него и беспомощно оглянулся по сторонам.

– Вот объясни мне, Степан, – продолжал гость, все больше мрачнея, – почему в вашей школе, кроме тебя и Андрея, преподают одни женщины? Почему по вашему телевидению показывают фильмы вот с этим (он брезгливо отшвырнул листок со своими записями), по центральному каналу и в такое время, когда это могут увидеть дети? Почему школьники в столовой едят эти ужасные желтые макароны?

Трудовик спрятался за кресло.

– Макароны… – послышалось оттуда, – а что – макароны? Ну, макароны… Вот если бы ты попробовал Алисину котлету, ты бы тоже предпочел макароны…

Карл досадливо поморщился.

– Сядь, – приказал он.

Трудовик осторожно выглянул из-за кресла.

– Чего ты ко мне-то пристал? – обиженно осведомился он. – Я-то откуда знаю, почему все так, а не иначе? Много будешь думать, мозги поломаешь, лично я так считаю. В школе одни женщины – но и везде так, не только у нас. А что, разве они плохо работают?

– Нет, что ты, – поспешно возразил Карл, – судя по всему, у вас прекрасные специалисты. Особенно в начальной школе. Но ведь учить детей – это мужское дело…

– Да ну? – поразился трудовик. – А у тебя в лицее что, одни мужики работают?

– Ну почему же, есть и женщины. Инструктор по аэробике, например, или преподаватель домоводства…

И Карл принялся рассказывать, как обстоят дела в его лицее. Трудовик, успокоенный его плавной, размеренной речью, вернулся в свое кресло, откинулся на спинку, сложил руки на животе и прикрыл глаза. Ему было хорошо. По всему его телу разливалось приятное тепло. Волшебные картины, щедро рисуемые гостем, плыли перед его затуманенным взором. Он даже перестал икать.

«Служебные квартиры для педагогов, это ж надо такое придумать, – размышлял он, – ну и фантазия у немца… Стоп! А зачем он все это мне рассказывает? С какой целью? Хочет втереться в доверие? Да ладно, чего там, уже втерся, – самокритично признал трудовик, – очень уж хорошо излагает, красиво так, убедительно. А я сижу тут и киваю, как болван, каждому его слову. Нет, что-то с ним не так… Вон сколько выпил, а ни в одном глазу, будто и не пил вовсе…»

Трудовик сделал попытку выбраться из уютного тумана, но тут гость, словно угадав его мысли, замолчал. Он вскинул голову и обвел мастерскую встревоженным взглядом.

– Степан… я… чувствую себя… немного странно… У меня… почему-то… звенит в ушах…