Канцлер империи - Андрей Величко

– Пусть идет, – вздохнул я.

Алиса аккуратно присела на откидной стульчик и, глянув на бумаги, сказала:

– Какое совпадение, именно об этом я вас и хотела спросить… Или эти бумаги секретные и смотреть на них нельзя?

– Да не волнуйтесь, секретные вам никто показывать не будет, – успокоил я женщину. – Лимонаду вот выпейте и давайте действительно не стесняйтесь. Кстати, неужели в этих документах есть что-то для вас интересное?

– Есть, – кивнула Алиса, – например, вот эта цитата: «Я не разделяю вашу точку зрения, но готов отдать свою жизнь за ваше право ее высказывать». Но это же сказал не Вашингтон, а Вольтер!

Я успел удержать чуть не сорвавшийся вопрос «вы уверены?» – все-таки Алиса доктор философии, уж наверняка цитат помнит больше, чем я, – но вместо этого просто покачал головой:

– Увы, эрудиция референтов его величества не бесконечна, так что такое иногда случается. И вы, значит, решили в приватной беседе со мной уточнить, что говорить можно, а что нельзя?

Собеседница кивнула.

– Ну начнем с цитаты. Я совершенно не готов отдать жизнь за чье-то право болтать что в голову взбредет, причем не только свою жизнь, но и чужую тоже. Тем более что в России каждый имеет право говорить все, что угодно. Однако некоторые забывают, что, кроме права говорить, есть еще и обязанность отвечать за свои слова. И эта ответственность наступает тогда, когда ваши слова являются действенным призывом к чему-нибудь противозаконному или антигосударственному. Обращаю ваше внимание на слово «действенным» – меня, например, или стюардесс этого самолета вы можете призывать к чему угодно, толку все равно не будет. Да, еще не рекомендуется никого зря оскорблять, но это уже дело административное. Ну или дуэльное, а в несложных случаях мордобойное… Однако и здесь то же самое. Чтобы факт оскорбления поимел место, необходимо, чтобы объект принял это близко к сердцу. Например, сейчас вы можете обозвать меня как угодно, и это будет просто сотрясение воздуха. В возможность, что я услышу от вас какие-то новые для меня фигуры ненормативной речи, я не верю.

– Так что же, – набралась смелости Алиса, – если кто-то при свидетелях назовет вас палачом, ему за это ничего не будет?

– От состава свидетелей зависит. Если это спокойные, адекватные люди, то ничего. А вот если ими это будет воспринято как призыв к действиям, так на оратора тут же статья найдется, и не одна. Поймите очень простую вещь – сейчас в России нет ответственности за слова! Есть только ответственность за результат этих слов. Но мне кажется, что вы все-таки подошли ко мне не совсем за этим… Если вам почему-то трудно говорить, то я могу начать за вас. Хотите?

Вдовствующая императрица кивнула.

– Так вот, вы были хорошей женой Николаю Александровичу, но так и не смогли стать российской императрицей, то есть найти свое место в управлении государством. Сейчас же вы просто не понимаете, каков ваш статус, что ждет вас в будущем и что вы можете сделать в настоящем. Если бы вы были одинокой, то, может быть, такое положение дел вы бы и приняли, но у вас дети. Я прав?

Судя по виду Алисы, дело обстояло именно так.

– Тогда перед вами два пути, – продолжил я. – Или вы считаете себя частным лицом в ранге великой княгини – это возможно – и просто продолжаете ту жизнь, которую вели до сегодняшнего дня. Можете даже выехать за границу, но я не рекомендую вам этого делать. В мире сейчас очень непростая обстановка, и вы наверняка против своей воли станете пешкой в чьей-то игре. Да и война может начаться, а это будет не такая война, при которой во дворцах смогут продолжаться балы… Боюсь, что бомбардировками будут разрушены целые города, если не страны. – Я отпил пива, поглядел в иллюминатор и продолжил: – Или вы считаете себя вдовствующей императрицей не только по факту замужества, но по сути, то есть соглашаетесь с тем, что у элиты может быть только один смысл жизни – работа на благо России. Это непросто, но, возможно, такой работы хватит всем.

– Господи, да я всегда хотела именно этого, но как?

– Начнем с малого. Действительно, референты у его величества в общем-то набирались бессистемно. Он, между прочим, говорил мне, чтобы я не проходил мимо возможной кандидатуры на роль организатора этого департамента. Согласны? Кстати, дело, конечно, ваше, но я бы посоветовал вам жить где-нибудь поближе к Зимнему, да и в нем тоже можно, место там есть.

– Но что скажет ее величество, – усомнилась Алиса, – ну и общественное мнение…

– Обе их величества Марии все поймут правильно, – усмехнулся я, – а насчет мнения… Неужели вы считаете, что среди гвардейских офицеров не найдется ни одного, способного вступиться за вашу честь? И даже если это так, то среди моих комиссаров немало рыцарей – так сказать, юношей бледных со взором горящим и в специально пошитых перчатках.

Глава 17

Второй день рождения своей дочери я встречал как на иголках. Рано утром пятнадцатого мая китайцы вероломно, без объявления войны, наконец-то напали на беззащитную социалистическую Маньчжурию. Понятно, что утром – это по тамошнему времени, а к одиннадцати утра, когда в Питере начался наш тихий семейный праздник, бои шли уже одиннадцатый час, и дальневосточный день понемногу клонился к вечеру.

Атаке подвергся первый укрепрайон, обороняемый в основном японцами, потому как он имел выход к морю, упираясь в него своим левым флангом. А «в основном» я сказал потому, что там была еще и бригада еврейских добровольцев – настоящих, а не из армейской группы генерала Дорфмана. Идея отвоевать себе кусок земли таки нашла достаточно сторонников, готовых воплощать ее в жизнь с оружием в руках…

И хотя я отлично понимал: от того, что я весь день буду сидеть на узле связи, не изменится ничего – на дне рождения Настеньки я чувствовал себя не очень безмятежно. Остальные же вовсю радовались довольно редкому в наших кругах празднику.

Мы с Мари решили, что не следует превращать день рождения в парадное мероприятие, так что взрослых на нем был самый минимум, то есть я, Мари и Алиса. Из близких по возрасту к имениннице детей присутствовал малолетний наследник престола Вовочка, трехлетняя дочь Татьяны Леночка и Алексей, они сидели за детским столом. Был еще и средний стол, оккупированный дочерьми покойного Николая, ну и в сторонке – наш, взрослый. То есть присутствовали одиннадцать человек и два кота.

Понятно, что первым котом был Рекс. Для него пришлось сделать нечто вроде высокой табуретки, на которой он и сидел с салфеткой на шее, рядом с именинницей, время от времени вытиравшей ему мордочку. Хотя это было совершенно лишним – ел он очень аккуратно.