Банда - 4 - Виктор Пронин

- Я сказал, что вам придется поехать с нами,- Бевзлин оглянулся на телохранителей, и все они сделали еще по шагу к Пафнутьеву.

И тот спохватился, понял, что надо выигрывать время, только время сейчас может его спасти. В коридоре прокуратуры никто не остановит этих амбалов, и выведут они его легко и просто, усадят в машину быстро и ловко и увезут, ведь увезут, и никто не сможет им помешать. И кто знает, может быть, сжалятся и подбросят куража ради его правую руку или левое ухо...

- Вы мне так и не сказали, чем вас обидел мой водитель? - спросил Пафнутьев.- Машина - ладно... Может быть, он машину обидел? Выгрести из нее говно и снова можно ездить, а? - это был удар, это было оскорбление, но Пафнутьев уже не мог себя сдержать, он уже не отвечал за свои слова. И где-то в самой глубине сознания брезжило понимание - он правильно себя ведет. Ни в чем, даже в самом малом, нельзя сейчас уступать. Он в своем кабинете, за своим столом, а перед ним сидит разоблаченный бандюга. Как он ни крут, как ни силен, но жилки в его поганом нутре дрожат, поскольку понимает, что находится в кабинете начальника следственного отдела.

- Он нанес мне и личное оскорбление,- подавив истерику, ответил Бевзлин.Он меня ударил.

- По морде? - спросил Пафнутьев.- Ох, простите, по физиономии?

- Можно и так сказать.

- Надо же, какой пакостник,- огорченно покачал головой Пафнутьев.- А меня он заверил, что всего лишь наделал вам в штаны... А в штаны он вам не наделал? - сочувственно спросил Пафнутьев.

- Оставим это,- Бевзлин поднялся.

- А где это происходило? Неужели он все это проделал публично? Неужели люди видели, как он наделал вам в штаны? - это тоже был удар, и Пафнутьев прекрасно это сознавал.

- Я понял вас, Павел Николаевич,- сказал Бевзлин.- Исправить вас может только могила.

- Совершенно с вами согласен! - широко улыбнулся Пафнутьев.- Могила она такая, она хоть кого исправит, хоть кому мозги выправит.

- Вы мужественный человек, Павел Николаевич,- сказал Бевзлин, запихивая в черный конверт фотографии, собранные со стола документы, договоры. Он оглянулся на телохранителей, и те вплотную подошли к Пафнутьеву.- Только без глупостей, ладно? - попросил Бевзлин.- Вы должны меня понять... Не могу же я отвечать на оскорбление какому-то водителю... А ответить должен. Кроме того, мне не нравится ваша деятельность по сбору этих вот бумажек,- он повертел в руке черным конвертом.

И в этот момент произошло нечто совершенно неожиданное, что не вписывалось ни в зловещие планы Бевзлина, ни в отчаянные надежды Пафнутьева. В разговоре все забыли о распростертом на полу Худолее. А тот потихоньку пришел в себя, но виду не подал, на это у прожженного выпивохи хватило и хитрости, и осторожности. Сквозь прищуренные веки он внимательно наблюдал за происходящим и слышал, впитывал каждое произнесенное слово. Когда напряжение достигло высшей точки, Худолей вскочил на свои не больно крепкие ноги и заорал так, как не орал никогда в жизни и, наверное, уже не заорет. Это был визг, вой ужаса и безнадежности, вопль отчаяния и самоотверженности, в этом крике при желании можно было даже расслышать предсмертный хрип умирающего человека.

Секунду-вторую все пребывали в каком-то оцепенении, но и этого времени хватило Худолею. Он рванулся к двери, на ходу выхватил у Бевзлина из его куражливо протянутой руки черный пакет, всем телом, как на амбразуру, упал на дверь, распахнул ее и, не прекращая кричать, завывать и всхлипывать, понесся по коридору, заставляя распахиваться все двери, люди бежали по лестницам, спешно покидали кабинеты и туалеты. На своих чудесным образом окрепших ногах Худолей пронесся полыхающей шутихой по коридору, опять же всем телом ткнулся в дверь своей каморки, распахнул ее, проскользнул вовнутрь и набросил жиденький крючочек из гвоздика, полагая в последней надежде, что этот крючочек его спасет.

Воспользовавшись секундной растерянностью своих гостей, Пафнутьев вскочил и, не в состоянии сделать ничего другого, поскольку был плотно сжат телохранителями Бевзлина, захватил нижний край своего стола и, приподняв его, бросил на середину кабинета. И тут же, без роздыха, без размаха со всей вдруг пробудившейся в нем силой двинул кулаком в подвернувшийся подбородок одного из амбалов. Тот рухнул, рухнул тут же. Это был сильнейший нокаут. Амбал, ворочая мутными глазами, попытался было приподняться, но не смог и снова опрокинулся на пол.

- Уходим,- сказал Бевзлин и, не оглядываясь, шагнул к двери - легкий, стремительный, в развевающемся плаще и с выражением полнейшей невозмутимости на лице. Два амбала, подхватив под руки своего незадачливого товарища, поволокли его в дверь, по коридору, во двор, запихнули в уже распахнутую дверцу серого "мерседеса". Тот рванул с места, выехал со двора, влился в поток машин и исчез, растворился, пропал.

Пафнутьев вздохнул, потер ладонями лицо, оглянулся. И только тогда увидел на полу у двери свой пистолет. То ли он выпал в суматохе из кармана амбала, то ли он его выбросил. Пафнутьев подошел, наклонился, чтобы поднять пистолет, но отчаянный крик остановил его.

- Не прикасаться!

Пафнутьев с недоумением обернулся - неужели опять вернулся Бевзлин со своей бандой? Но нет - в дверях стоял Худолей. Глаза его были безумны, он пошатывался, в руках вздрагивал фотоаппарат. Видимо, эксперт еще надеялся застать здесь гостей и сфотографировать их. Это было уже легкое помешательство, нормальный человек не должен был так поступать.

- Почему? - распрямился Пафнутьев.

- А отпечатки?!

Да, что-то чисто профессиональное сработало в Худолее, и он успел остановить Пафнутьева, когда тот наклонился к пистолету - он мог стереть отпечатки пальцев Бевзлина, который держал в руках пистолет, вертел его перед глазами, наслаждаясь собственным могуществом. Худолей еще раз доказал, что не тронулся умом, что самое важное, что в нем было, осталось в целости и сохранности.

- Тоже верно,- согласился Пафнутьев и, не в силах противиться усталости, которая вдруг непреодолимой тяжестью навалилась на него, опустился в кресло.

Худолей пробежался по кабинету, сфотографировал Пафнутьева, обессиленно сидевшего в кресле, пистолет на полу, перевернутый стол, разбросанные по полу бумаги...

- Ну, что сказать, Паша... Дикие орды изгнаны с нашей священной земли!

- Надолго ли...

- Но сегодня, сейчас отсюда изгнаны?

- Похоже на то...

- И о чем тебе это говорит?

- А тебе? - бездумно спросил Пафнутьев, все еще пытаясь придти в себя.

- Говорит и очень внятно,- произнес Худолей хриплым, сорванным от нечеловеческого крика голосом.

- Господи,- простонал Пафнутьев.- Скажи, наконец, о чем тебе все это говорит?

- Паша! - озаренно воскликнул Худолей.- Ты не знаешь? Не догадываешься? Не чувствуешь? А я сразу сообразил... Обмыть все это надо, Паша, хорошо обмыть! Чтобы никогда в жизни, никогда в будущем не случилось ничего подобного! Ни с кем, Паша!

- Согласен.

- Немедленно?

- Прям счас...- с трудом проговорил Пафнутьев, но улыбка, правда, несколько растерянная, но пафнутьевская, шалая и глуповатая улыбка, осветила его лицо.

- Так я пошел? - обернулся от двери Худолей.

- Дуй... Только это... Нигде не задерживайся. Ни на минуту!

- Ох, Паша... Если б ты только знал... Твои слова вызывают в моей душе неподдельный трепет!

- Дуй... Встрепенемся вместе. Только это... Конверт цел?

- Паша!

- Вовнутрь не заглядывал?

- Паша!

- А то ведь на снимках отпечатки Бевзлина-шмевзлина...

- Паша! - с каждым возгласом в голосе Худолея было все больше гнева и оскорбленности, но это был восторженный гнев и счастливая оскорбленность.

- Все, иди,- Пафнутьев махнул рукой, и воодушевленного Худолея мгновенно вьюесло из кабинета волной, порожденной слабым движением пафнутьевской руки.

Часть третья.

КОНТРОЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ

Рабочий день закончился, кабинеты и коридоры прокуратуры опустели, и лишь уборщица, громыхая ведрами и шваброй, медленно передвигалась по этажам, очищая пол от окурков, скомканных бумажек, конфетных оберток и прочих отходов, которые оставляли здесь жалобщики, истцы и ответчики. Пафнутьев и Андрей сидели в кабинете, не зажигая света и заперев дверь на ключ - с некоторых пор выяснилось, что это просто необходимо. Время от времени долго и назойливо звонил телефон, но Пафнутьев не поднимал трубку. Нет, дескать меня, не ищите, не найдете.

Андрей расположился в жестковатом кресле возле простенка, Пафнутьев остался на своем месте, он уютнее и увереннее чувствовал себя именно за столом, где под рукой были ящики с документами, телефон, бумага, ручка. Оба поделились испытаниями, вьшавшими на их долю за последние несколько дней, и теперь молча осмысливали происшедшее.

В кабинете давно уже наступили сумерки, и лишь по вспышкам света, пробегавшим по шторам, можно было догадаться, что машины на улице уже включили фары. Пафнутьев надсадно вздыхал, громоздко и неуклюже ворочался в кресле и снова затихал, найдя позу, в которой он мог просидеть еще какое-то время.