Мы умирали по воле режиссёров - Николай Ващилин

Проснулся я от Володиного крика в коридоре гостиницы. Не понимая, что происходит, я выглянул из номера, и лицом к лицу столкнулся с Хмельницким.

— Коля, помоги, пойди к Володе, я сейчас! — на ходу прокричал Боря.

— А что происходит?

— Его музыку не приняли.

— Как не приняли? Ведь вчера…

— Так, не приняли. Будет писать другой композитор. Ни то Паулус, ни то Раймондус. Эта им не подходит. Сказали, что к их фильму скоморошество этого столичного барда не подходит. Им нужна серьёзная музыка.

Я заглянул в его номер. Лицо у Володи было красным, жилы на шее раздуты, глаза наполнены гневом. От вчерашнего блаженства не осталось и следа. Несколько человек безучастно пребывали в номере. Марина стояла перед ним на коленях. Он сидел на диване, обхватив голову руками, и глухо рычал «Суки, суки, суки!».

Прошло пять лет. Вышел и растворился с экранов фильм про английского разбойника Робин Гуда без музыки Высоцкого, ни у кого не оставивший внятных воспоминаний. Видимо, власти видели в нём прообраз Ленина, а Володя этого не понял или не хотел понять и в своих балладах оставил его лесным разбойником. Наверное думал — они не заметят. А они заметили и «зарубили». «Зарубили» Володю. В сотый раз.

Никто не стал бастовать, выражать протесты и отказываться от гонорара. Только верный друг Робин Гуд — Боря Хмельницкий отказался озвучивать свою роль. Но это мало кого напугало и роль с удовольствием озвучил актёр Александр Белявский. У Робин Гуда и его «лесных» братьев износились до дыр джинсы, купленные на заработанные деньги. Володя с песнями в одиночку продирался к своему любящему народу через каждую подворотню и открытое окно. А денег всё равно не хватало. Иметь такую жену, нужно и самому быть в полном порядке. А для этого не раздражают власть, а её захватывают. Первое он делал изумительно, а на второе, во всяком случае к июлю 1980 года, уже был не способен.

Однажды в 1978 году мы летели с Володей на одном самолёте из Одессы в Москву. Я тогда ставил трюки в фильме «д'Артаньян и три мушкетёра» и заканчивал работу на «Сибириаде» у Андрея Кончаловского. Пока мы проходили регистрацию и поднимались по трапу Володя успел поделиться своими впечатлениями о командировке на Одесскую киностудию

— Ступил на Одесскую землю. Никого, даже машины с киностудии. Я, как человек необидчивый и богатый, сел в такси, поехал на киностудию. Там обо мне и знать не знают, кто, говорят, такой? Откуда? Зачем? Потом разобрались, извинились, сделали фото, послушали песни, заказали песни, рассказали про сценарий и повезли в гостиницу. Номеров нет. В ресторане говорят: русских не кормим. Лег спать голодным в номере у режиссеров.

Потом мы сели на разные места, уснули и попрощались только приземлившись.

Я работал в Москве на Олимпиаде и в один из вечеров после успешного открытия в Лужниках, поехал к своему приятелю Никите на Малую Грузинскую. Неожиданно, а он жил в этом же доме, встретил Володю, измождённого, нервного с помятым серым лицом. Его сопровождала не колдунья, но персонаж из их числа и ещё какие-то две тени. Говорил он сбивчиво и не понятно о чём. Долго и высокопарно представлял свою спутницу Олесю или Оксану. Точно я не расслышал, а переспрашивать не стал. Мне было всё равно. Ей он рассказывал про наши подвиги, постоянно вставляя "смотри, какой он высокий". Та лукаво щурила и опускала глазки. Похоже, она была счастлива. Я спросил про Марину. Ему это не понравилось и он насупил брови. Володя взглянул на меня тем демоническим взглядом, которым пьяные мужья смотрят на тех, кого подозревают в порочной связи со своей женой. Видимо у меня не получалось скрывать своё восхищение Мариной. Он показался мне брошенным и одиноким. Тянул за пуговицу и звал с собой, суля неземные радости. Потом попросил в долг денег, клятвенно заверяя, что на днях он получит солидный гонорар. И не было никого рядом, кто бы изменил их планы. Амок — почему-то промелькнул в мозгу давно читанный рассказ Стефана Цвейга. А как же Марина? — стучала в моей голове парадоксальная загадка. Я постарался побыстрее освободиться от их общества и мы разошлись в разные стороны праздновать очередной «удачный» вечерок.

Через несколько дней по Москве разлетелась весть, что Высоцкий умер. Я позвонил Боре. Он был подавлен. Спустя два дня я нехотя тащился в театр на похороны, опасаясь быть замеченным в порочащих связях. Но проблески стыда не позволяли оставить в такую минуту, как мне казалось, одинокого неприкаянного человека, с которым пересекались пути земной жизни. Да к тому же уже совсем мёртвого.

На дальних подходах к театру вдоль Садового кольца толпы людей заполняли все улицы и переулки. Я подумал, что это зрители изнурительного олимпийского марафона, проходящего по улицам Москвы. Но оказалось, что это его поклонники пришли попрощаться с любимым актёром. Улицы были перекрыты милицейскими кордонами. Среди них я узнал своих ленинградских товарищей в штатском Жору Полтавченко и Вову Путина. Они зорко следили за порядком и запоминали лица сострадающих. Их были тьмы и тьмы, и тьмы. Но и память у ребят была не короткая. Глухой гул толпы пронизывали обрывки песен Высоцкого, звенящих, как пение птиц из скверов, дворов и окон. Внезапно повисла мёртвая тишина и песни стали слышнее. Общий стон, как последний выдох возвестил, что прощальный путь вышел на финишную прямую. Кавалькада машин понеслась по Садовому кольцу с такой скоростью, как обычно несутся не на Ваганьковское кладбище, а на аэродром, куда нельзя опаздывать, потому что взлетает долгожданный самолёт в самое прекрасное путешествие. Народу было столько, что несмотря на свой магический пропуск, я так и не смог пробиться к нему. Как когда-то мне это удалось на вечеринке в Риге. Видимо, здесь была другая магия. И откуда только они все взялись, эти люди? Странно?! Как странно?! А ведь ещё вчера никого с ним не было… Или может их в сумраке не было видно?

Сибириада

В 1976 году Андрон Кончаловский начал снимать четырёхсерийную киноэпопею «Сибириада». Только тупой не понимал важности этого госзаказа. Андрону дали все права, чтобы кинофильм получился сверхгениальный. Фильм об истории нашей страны, о её народе, о героях — первопроходцах — революционерах, геологах, солдатах, нефтяниках. Могли бы рассказать и о добытчиках золота и алмазов, но в сценарии Валентин Ежов и Андрон Кончаловский придумали рассказать о нефтяниках. Наверное, потому, что в финале нужно было сделать огромный пожар и гибель героя. В алмазах так красиво не погибнуть. Для постановки трюков Андрон мог выбрать любого из действующих тогда каскадёров нашей великой многонациональной Родины. На Мосфильме бабачил Аркадий Блинков и руководил организованной группкой Вячелава Иванькова /Япончик/, Александра Иншакова, Тадеша Касьянова, Александра Микулина и Леонтьева, Петра Тимофеева, Жени Богородского, Володи Любомудрова. На Ленфильме во всей красе мутил воду Александр Массарский с Димой Шулькиным, поднимали жало мои ученики — сотоварищи Сысоев, Василюк, Ходюшин, Корытин, Филатов, пытаясь протиснуться в узкие ячейки, придуманной Массарским, сети документов на статус каскадёра и постановщика трюков, на Рижской киностудии входил в раж новоиспечённый, после «Стрелы Робин Гуда» Улдис Вейспалс, объединившийся с прибалтом из Таллина, таким же мастером современного пятиборья, Алдо Тамсааре, расправлял грудь организатор трюков Александр Филатов, высказывал бредовые идеи на страницах газет одессит Владимир Жариков. Но Андрей Кончаловский постановщиком трюков на «Сибириаду» выбрал меня.