Семьи: книга третья - Андрей Васильевич Меркулов

большее удовольствие доставляли. Кристине, конечно, было жалко подругу и обидно за нее, но в не меньшей степени ее обуревали любопытство и азарт. В глубине души понимая, что ее живая заинтересованность при Полине была неуместна, она никак не выказывала ее, но сейчас, в отсутствие подруги, не чувствовала особенной необходимости сдерживать себя, и ее сенсационное настроение явственно пробивалось наружу.

— Одно время Глеб вроде прекратил свои похождения, — сказала Ольга, — но всего на несколько недель, а затем снова началось. И теперь такое. Бедная Полина. Что ей теперь делать?

— Так Глеб-то что говорит? — обратился к женщинам Юрий.

— Что говорит? Говорит, что любит ее, — ответила Кристина.

— Кого любит?

— Полину! — возвысила голос Кристина, раздражаясь непонятливостью брата.

— И при этом продолжает встречаться с любовницей?

— Как видишь. Чем дальше — тем хуже, и вряд ли это просто так прекратится.

— Значит, Полине надо решать.

— Что решать?

— Что-нибудь. Нужно поговорить с Глебом и определиться.

— Нужно поговорить и определиться, — в наивном изумлении уставившись на брата, повторила его слова Кристина. — Для вас, мужиков, все так просто.

Кристина любила обобщать всех представителей противоположного пола одним словом «мужики». Приобретя из книг и общения с психоаналитиком определенные познания в людской психологии, она сумела выделить несколько основных мотивов в поведении мужчин, в результате чего стала рассматривать их как предсказуемых, в чем-то даже примитивных созданий, понять образ мыслей которых для более-менее развитого человека не составляло никакой трудности.

— А что здесь не просто? — нахмурился Юрий, задетый саркастическим тоном сестры.

— Хотя бы то, что Полине сорок лет.

— И что из этого?

Изобразив на лице недоумевающую улыбку, Кристина перевела взгляд на Ольгу и, приподняв плечи, несколько раз мотнула головой, обозначая этим жестом одновременно и полную безнадежность брата, и свое бессилие что-либо донести до него.

— Сорок лет для мужчины и сорок лет для женщины — это разные вещи, — заметила мужу Ольга. — Как она сейчас будет одна?

— Тебе тридцать четыре, — вновь обратился к сестре Юрий. — Тебя, как я погляжу, это не особенно смущает?

— У меня все-таки своя квартира есть, — сказала Кристина. — Хорошая работа. А Полина? Пойти ей некуда. Работает она в павильоне продавщицей одежды на серой зарплате.

Юрий замолчал, опустив взгляд на стоявшую перед ним тарелку с нарезанными овощами. Он действительно как-то не задумывался обо всех этих нюансах и вынужден был согласиться с их значимостью.

— Да, — спустя несколько мгновений тихо, но твердо произнес он, кивая головой, будто соглашаясь с чем-то. — Все упирается в уровень жизни. Русские женщины зачастую вынуждены терпеть и мучиться в браке именно потому, что семья продолжает оставаться для них единственным способом более-менее достойно существовать… Семья — это средство выживания. Так было всегда, и только потеряв это свойство, перестав являться жизненной необходимостью, институт брака прекратит свое существование.

— Я с мужиков фигею: сидит рядом с женой и говорит о том, что семья — средство выживания, — ухмыльнулась Кристина, но в этот раз ее насмешка не содержала ни капли желчной иронии, а наоборот, прозвучала мягко, легко и ненавязчиво. Ей были интересны мысли Юрия, и она, поддавшись вдруг вспыхнувшему в ней желанию вставить свое остроумное замечание, бессознательно постаралась сделать его как можно менее укоризненным, чтобы не задеть брата и не остановить его размышлений. Кристина уважала логику и эрудицию Юрия (в особенности после того, как узнала, что он пишет диссертацию) и видела в нем одного из самых интересных и развитых мужчин, с которыми ей приходилось общаться. Впрочем — лишь мужчину, а значит, по определению не способного постичь многие знания, доступные только для женского понимания.

— Но ведь это очевиднейший факт, — парировал замечание сестры Юрий. — Что такое семья? Раньше, в древние времена, было племя, которое фактически являлось одной большой семьей. Затем племена стали объединяться, разрастаться, и внутри них начали возникать сообщества людей, связанных родственными узами. Появилось понятие «семейство», в которое входили все, кто только мог, от прадедов до троюродных теток. Подобные довольно крупные объединения были обусловлены повышением шанса на выживание в чрезвычайно агрессивной среде, когда человеку угрожали постоянные смертельные опасности, начиная от конфликтов с другими племенами и кончая неурожаями и пожарами. Далее, по мере роста уровня жизни и защищенности людей, понятие «семейство» трансформировалось в более узкое — «семья», продолжая неуклонно мельчать, пока не упразднилось до минимального состава — муж, жена и несовершеннолетние дети… Но процесс этот не остановился. Взять тех же детей. Сейчас, как только ребенку исполняется восемнадцать лет (а иногда и еще раньше), он стремится скорее освободиться из-под родительского надзора. За счет роста уровня благосостояния общества современным молодым людям как никогда прежде становится легко обеспечивать свое существование, и, не желая состоять в зависимости от родителей, они зачастую предпочитают добровольно избавляться от их опеки в пользу менее обеспеченной, но зато самостоятельной жизни. То же самое и с женщинами. По мере того как уменьшается разрыв в уровне их доходов по сравнению с мужчинами, они все чаще выбирают независимость в противовес браку, в котором вынуждены терпеть патриархальные замашки мужей… Снижение роли и значимости семьи — это естественный процесс. В западных странах, где уровень жизни настолько высок, что женщина чувствует себя достойно и сама по себе, существование института брака, по сути, обусловлено лишь реакцией. В Америке, где общество более консервативно, это еще довольно популярный, во многом даже обязательный атрибут, тогда как в более свободной Европе стремительно превращается в анахронизм.

— Ты что, хочешь сказать, — вопросительно посмотрела на брата Кристина, — что в Европе нет семей?

— Конечно, есть. Я не говорю, что семьи исчезают, я говорю о том, что в корне изменилась роль и значимость брака. В развитых странах с высоким уровнем доходов населения семья окончательно потеряла свою основную и единственную функцию — средство выживания — и теперь представляет собою лишь душевный союз мужчины и женщины, не основанный ни на чем, кроме взаимной симпатии. Это не семья в классическом понимании, где «обязуешься любить до гроба», где «жена идет за мужем, что бы ни случилось», где должен «чтить, уважать и прощать» не потому, что хочешь быть с человеком, а потому что состоишь с ним в браке. Ничего подобного уже нет. Не любить, потому что ты состоишь в браке, а состоять в браке, потому что ты любишь. Современная семья заключает в своей основе принципиально иные предпосылки: она базируется на взаимной симпатии и чувствах, а не на социальной необходимости, что являлось ключевым фактором на протяжении всей предыдущей истории человечества вплоть до конца двадцатого века. Сейчас, если чувства