Сны суккуба - Райчел Мид

Я упала на колени, пытаясь разглядеть рану. Крикнула Винсенту:

— Звони девять-один-один!

Опередив меня, он уже нажимал кнопки на мобильнике. Я слышала, как он начал быстро говорить что-то, но слов не разбирала, занятая Сетом. Кровь лилась не переставая.

— Боже, боже. — Я сорвала пальто, прижала к ране, надеясь замедлить кровотечение. — Только не умирай. Пожалуйста… не умирай.

В глазах его стояли одновременно нежность и мука. Губы разлепились, но сказать он ничего не смог. Подняв пальто, я посмотрела на рану. Винсент присел на корточки рядом.

— Кровь не останавливается… — простонала я.

— Бедренная артерия перебита, — пробормотал Винсент.

Я бы и сама это поняла, если бы не была так напугана. За тысячу с лишним лет я хорошо изучила человеческое тело и знала, что для него смертельно опасно.

— Он истечет кровью. — Я снова попыталась зажать рану. — Раньше, чем они приедут. Чертова пуля…

Винсент глубоко, судорожно вздохнул. Затем тронул меня за руку.

— Убери пальто, — сказал тихо.

— Надо замедлить кровотечение…

Он, не слушая, осторожно отвел мои руки в сторону.

Кровь была всюду. И как будто курилась паром в морозном воздухе. Винсент, не боясь вымазаться, положил руки на бедро Сета. Я открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же забыла об этом. Воздух вокруг начал потрескивать, кожу закололо как иголочками. Сета омыло волной белого света. От Винсента пахнуло вдруг лавандой, речной сыростью. И кое-чем еще… век бы мне этого не чувствовать.

Затем все прошло. Винсент убрал руки, и, когда я взглянула на рану, кровь больше не текла.

— Извини, — выдохнул Винсент. — Не слишком-то я хороший целитель… если продолжу, меня почувствуют. Но до приезда «скорой» он теперь продержится.

Вдали уже слышался вой сирен.

Сердце у меня заколотилось. Окружающий мир куда-то отодвинулся. Сколько лет, по словам Винсента, он знал Ясмин? Пятнадцать? Много… очень много. Сейчас он выглядел от силы на тридцать. И значит, в момент встречи был еще ребенком. Немыслимо. Как немыслимо исцеление, которое он совершил у меня на глазах.

Впрочем, это были мелочи по сравнению с тем, что я уже успела понять несколько мгновений назад. Когда он убрал защиту, и я почуяла излучение.

У каждого бессмертного оно уникально. И в то же время обладает характерными признаками, позволяющими понять, кто перед тобой — суккуб, вампир, ангел или демон.

Излучение Винсента выдало его с головой.

«Меня почувствуют».

«Скорая» вывернула из-за угла. Я взглянула на Винсента. Такими же широко открытыми глазами, как у Сета.

— Ты — нефилим…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Врачи в больнице сказали, что Сета спасло чудо. Как оно и было на самом деле.

Полицейские сочли его действия несколько необдуманными, но доблестными. Конечно, он ведь защищал красивую девушку, и, поскольку его не убили, все расценивали это как подвиг. Все, кроме меня. Признаться честно? На мой взгляд, это была глупость. Это была великая глупость, и я пришла в ярость. Что там в ярость — я попросту взбесилась. О чем он думал?

— Я не думал, — ответил Сет слабым голосом, когда я задала ему этот вопрос в приемном покое.

Все как раз вышли куда-то, мы остались вдвоем. Он лежал в кровати, бледный, но живой. И относительно здоровый.

— У парня был пистолет. Он целился в тебя.

Я хотела было разгромить в пух и прах эти жалкие рассуждения, но тут снова появился врач и занялся Сетом, и я поспешила выйти — чтобы не наговорить лишнего, о чем потом пожалею. Пусть он и вел себя как идиот, но все же находился сейчас в больнице с тяжелым ранением. Головомойка в таких случаях не лучшее лечебное средство…

В коридоре я увидела Винсента, с которым уже поговорили полицейские. Он стоял, прислонясь к стене, сунув руки в карманы. И смотрел в потолок с унылым видом.

— Привет, — сказала я, держась на всякий случай на безопасном расстоянии.

Винсент посмотрел на меня.

— Привет. Как он?

— Прекрасно… насколько это возможно. Врачи в изумлении.

Винсент промолчал. Отвел взгляд, уставился безучастно в никуда.

Я тоже не знала, что сказать дальше.

«Так ты нефилим? И каково тебе живется?»

Каково — я, в общем-то, догадывалась. Ужасно. Нефилимы — потомки людей и ангелов. Тех ангелов, что стали из-за этого демонами. Спать со смертными и оставаться в небесной команде невозможно. Так пал в свое время Джером. И самым несправедливым мне казалось то, что за нефилимами охотились, убивая их, и ангелы, и демоны — даже собственные родители. Ад и рай равно считали их крайне опасными. Чему немало способствовали буйный нрав и необузданность, присущие обычно нефилимам.

И, поскольку их всегда преследовали, нефилимы вынуждены были скитаться по земле и скрывать свои силы — не уступающие силам небесных родителей — и излучение, способное выдать бессмертное существо. Я хотя и жалела их, но безмерно боялась. Многие нефилимы ненавидели и ангелов, и демонов, и прочих бессмертных заодно. Как Роман, сын Джерома, который появился в Сиэтле несколько месяцев назад и начал убивать всех подряд.

Винсент вполне мог оказаться из их числа.

— Ясмин… знает? — спросила я наконец.

— Конечно.

Сказано это было тем же тоном, каким он рассказывал об их отношениях. Подразумевавшим — как она может не знать? Мыслимо ли утаить что-то от того, кого любишь?

— Это ее убивает, — добавил он со вздохом. — Разъедает изнутри.

— Ты имеешь в виду твое… э-э-э…

— Нет. — Глаза у него были такие печальные, что я на миг забыла о его принадлежности к расе могущественных психопатов. — Мое происхождение ее как раз не волнует. Другое мучает — то, что она вынуждена молчать. Лгать ангелы не могут, ты знаешь… но она и правду сказать не может. Чувствует себя предательницей, и из-за этого ей плохо. И мне плохо, потому что ей плохо. Я даже пытался как-то раз… прекратить все это, но она никогда меня не оставит, поскольку…

— …любит, — закончила я.

Винсент пожал плечами.

— Сочувствую, — сказала я, и впрямь сочувствуя всем сердцем.

Беда… любовь Ясмин и так-то была для нее опасна, но любовь к одному из самых презираемых существ в мире… ох. Это совсем другое дело. Ей полагалось доложить о Винсенте кому следует, а не скрывать его тайну…

— Кому расскажешь? Картеру, Джерому?

Я посмотрела ему в глаза. Скорбные, полные такой печали, такой любви…

Страх прошел. Это был не Роман.

— Никому, — ответила я тихо. — Никому ничего не расскажу.

Взгляд его сделался недоверчивым.