Уроки влюбленного лорда - Мишель Маркос

— Добро пожаловать, ваша светлость, — поздоровался Коналл, кланяясь. — Я доктор Коналл Макьюэн из Балленкриффа. С прибытием. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком неприятным.

— Без происшествий, Балленкрифф. Примите мою благодарность за ваше любезное гостеприимство.

От нее веяло не надменностью, а значительностью, словно во все времена ее окружала дымка царственного достоинства. Герцогиня махнула рукой в сторону стоявшей рядом женщины:

— Позвольте представить вам мою дочь, леди Вайолет.

Она казалась копией герцогини, только в молодости. Красивая лицом и фигурой, с молочной кожей и блестящими каштановыми волосами. Как и у матери, у нее были большие миндалевидные глаза, полные очарования. Ее платье бледно‑сиреневого цвета — под стать ее имени[5], — с довольно глубоким вырезом выгодно подчеркивало ее осиную талию сильфиды[6] и высокую грудь.

Коналл поклонился:

— Леди Вайолет, для меня честь с вами познакомиться.

Леди Вайолет присела в реверансе:

— Доктор Макьюэн.

— Вы помните моего брата, Стюарта Макьюэна, — произнес он, указывая на Стюарта.

Стюарт элегантно поклонился:

— Рад видеть вас обеих в добром здравии.

Возникшее на лице герцогини выражение раздражения не ускользнуло от Коналла.

— Я распорядился, чтобы подали прохладительные напитки и что‑нибудь перекусить. Не желаете ли присесть на диван?

Дамы приняли приглашение, расположившись рядом, как пара драгоценных камней в короне. Коналл и Стюарт опустились в кресла напротив.

Герцогиня сложила руки на коленях.

— Простите мне мою прямолинейность, Балленкрифф, но я женщина открытая, за что мой покойный муж Фредерик зачастую меня упрекал. Чтобы предупредить дальнейшую неловкость, я сразу перейду к делу. Вы, несомненно, знаете о причине моего визита.

— Я читал ваше письмо, ваша светлость.

— Во‑первых, хочу сказать, что я не извиняю свою дочь за то, что забыла о своем благородном воспитании и ответственности как социальной, так и моральной, налагаемой положением.

Вайолет опустила ресницы и густо покраснела. От упрека ее плечи слегка ссутулились, но самообладания она, к своей чести, не утратила. Очевидно, эти укоры она слышала не впервые.

— Детям в наше время, — продолжала герцогиня, — как известно, не хватает строгости и умеренности. Тем не менее настоящая мать знает, что любой проступок ее детей лежит на ее совести. Я не оправдываю безнравственного поведения своей дочери и в равной степени виновата в ее грехопадении.

Коналл взглянул на Вайолет. Она сидела выпрямившись, скрестив ноги, и, несмотря на горечь обвинений в свой адрес, переносила их достойно. У него возникло желание защитить девушку.

— Мы все далеки от совершенства, ваша светлость.

— Я пекусь не о совершенстве, сэр. А об обязательствах. К каждому из нас предъявляются свои требования, и она обязана соответствовать своим, как и все мы. Флирт с мистером Макьюэном не приличествует леди ее статуса.

В голове Коналла родилась беспокойная мысль.

— Позвольте спросить вашу светлость: в чем, собственно, вы видите вину дочери? В ее моральном падении или в том, что она упала в объятия моего брата?

— Моя дочь получила образование по всем наукам, востребованным в обществе — игре на пианино, пению, танцам, — а также по истории, французскому языку, латыни и по другим предметам, достаточно сложным для умственных способностей большинства мужчин. Она способна без подготовки организовать бал‑маскарад на пятьсот гостей и может поддержать беседу на самые различные темы с представителем любого класса, начиная от духовенства и кончая его королевским высочеством. Будем предельно откровенны друг с другом. Сколько балов‑маскарадов, по‑вашему, может провести ваш брат?

Коналл смущенно шевельнулся в кресле.

— Не можете же вы это всерьез считать мерилом достоинств мужчины.

— Нет, если говорим о человеческих качествах, Балленкрифф. Но мы обсуждаем дела практические. Теперь, когда она лишена целомудрия, я не могу с чистой совестью отдать ее в жены человеку, равному ей по происхождению и воспитанию. Как, впрочем, один проступок не низводит ее до уровня собаки.

— Собаки? — Стюарт подался вперед. — Вы оскорбляете меня, ваша светлость. Хоть я и не принц, но не могу позволить порочить меня…

— Прошу оставить свои возражения при себе, мистер Макьюэн. — Герцогиня оборвала жалобу Стюарта со спокойным достоинством высшего государственного сановника. — Я, безусловно, понимаю ваш низменный интерес к леди Вайолет. Моя дочь, в конце концов, сокровище. Но это не лезет ни в какие ворота, чтобы подобный господин использовал девушку столь юного возраста. Моя дочь защищала вас, утверждая, что с вашей стороны не было насилия, но могу смело сказать, что мы‑то с вами знаем, как это на самом деле было. Мы искушенные люди, вы да я, и знаем, что в моменты страсти мечу требуются ножны. Вы вели себя предосудительно, и я сожалею, что моя дочь не осознала раньше, что вы всего‑навсего обыкновенный повеса. Насколько я осведомлена, ваше единственное общеизвестное достижение состоит в многочисленных победах над женщинами, но это весьма сомнительное достоинство. Вы бы лучше преуспели, став трубочистом, ибо тогда могли бы хвастать, что приносите миру пользу.

Стюарт воспринял ее слова как пощечину и, скрипнув зубами, стиснул ручки кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Коналл, хоть и разделял мнение герцогини, испытал жалость к брату. Герцогиня, похоже, обладала жестоким талантом издеваться над людскими слабостями. С удивлением для себя Коналл заметил отразившуюся на лице Вайолет боль. Когда герцогиня повернула оружие против Стюарта, леди Вайолет, казалось, вот‑вот сорвется с места и бросится на его защиту.

— Ваша светлость, — сказал Коналл, — среди причин связи этих двоих вы упомянули моральное разложение нашего общества, недостаточность материнского надзора и беспечность моего брата. Но есть еще одна, о которой вы не обмолвились. Вам не приходило в голову, что леди Вайолет и Стюарт любят друг друга?

— А это имеет значение? — справилась герцогиня без малейшего колебания.

Коналл вгляделся в ее лицо. Он никогда не видел такой красоты и такой холодности.

— Люди благородного происхождения, Балленкрифф, — продолжила герцогиня, — не могут себе позволить роскошь любви. Брачные союзы создаются с обоюдосторонней выгодой. Так было много сотен лет и так будет всегда. На браках, заключенных у алтаря, строились и гибли империи. Для пэров королевства хороший союз укрепляет родословную, а плохой ведет к бесчестью.