Похищение - Валерий Генкин

Заслуженный вилосуй Кимон Стах вскоре спился и часто обходил таверны, пользуясь бесплатным угощением. О смещении Болта он узнал только по одному – важному, впрочем, для него – признаку: его стали гнать от питейных заведений. Как-то в темноте, глухой ночью, пытаясь найти путь домой, он свалился в яму, вырытую под фундамент строящегося тогда здания гостиницы "Земля", и сломал шею.

Квала Палех оставила игольный завод и стала писать стихи.

Их охотно печатают раскрепощенные журналы.

Цилеский и Кеворгян, космические завоеватели, упомянутые в ряду с Александром Филипповичем Македонским и Петром Алексеевичем Романовым, еще при жизни стали легендарными. Подробности их частной жизни, как это бывает с великими, столь одиозны, что приводить их здесь просто неловко. Скажу только, что при всей противоречивости скудного исторического материала, имеющегося в нашем распоряжении, мы вынуждены отклонить бытующую в ученых кругах версию, будто эти двое суть ипостаси одного исторического лица. Доводы сторонников этой версии сводятся, по размышлении, к двум: сходство военно-стратегических принципов, исповедуемых обоими, и близость литературных стилей, обнаруженная на основе изучения письменных памятников. Оба довода, однако, представляются неубедительными. Начнем с первого.

Модифицированный клин, асимметричная свинья, известная по школьным учебникам, но более по кадрам Эйзенштейна, в своем первозданном, равнобоком облике действительно была применена как при атаке на ниртианский оборонительный вал, так и при прорыве блокады в секторе Малой Итайки. Оба сражения разделены небольшим промежутком времени – менее года. Главная мысль историков, не желающих признать существование двух самобытных флотоводцев, заключается в том, что Кеворгян, будь он лицом отличным от Цилеского, не мог знать подробностей захвата Нирты, так как действовал в другом районе Галактики и связь с ним была потеряна лет за пять до описываемых событий. Это обстоятельство, наряду с трагическим исчезновением сведений о прошлом нескольких миллионов людей (в том числе Цилеского и Кеворгяна) во время третьего – самого крупного – антикомпьютерного бунта, вызванного страстями вокруг компьютерного вируса и повлекшего взрыв информатория космофлота, привело историка к мысли, что некий Цилеский-Кеворгян, разгромив ниртианцев, сломя голову бросился к Малой Итайке, тем же свиным рылом построил свою армаду, прорвал линию тяжелых платформ дальней защиты и принудил изоляционистов к капитуляции. Последним же гвоздем своей теории автор избрал цифру. Этот аргумент он извлекает торжественно, как фокусник – зайца из шляпы, подготовив к нему читателя длинными эмоциональными периодами, типа: "Нужно ли нам, серьезным исследователям, множить необязательные сущности – практика, осужденная еще на заре цивилизации средневековыми схоластами,- и там, где один доблестный землянин совершает серию героических деяний, выказывая себя гениальным стратегом, храбрым воином, а к тому же человеком безусловного дарования в философии, поэзии и живописи, растаскивать наследие мыслителя – воина – художника на части, приписывая его свершения двум, а то и – кто знает, как повернется в будущем историческая мысль – большему числу людей". Так вот, достает он этого зайца и называет его числом "сорок". Ровно сорок кораблей потерял Цилеский под Ниртой. Ровно на сорок кораблей меньше содержал малоитакийский клин по сравнению с ниртианским. Все ясно?

Гвоздь вбит. Конец спорам.

Но остались торчать уши. За них мы и потянем, чтобы поколебать уверенность читателя в правоте историка.

Мог ли разумный военачальник увести с только что покоренной территории все свои силы, все двести тридцать четыре уцелевших корабля из двухсот семидесяти четырех, вступивших в бой при Нирте? Совершенно очевидно, что им был оставлен оккупационный гарнизон, чтобы удерживать контроль над завоеванным участком пространства до его колонизации или освоения другим способом.

Вот и вытянули одну несуразность за торчащее ухо. Не могла разница в количестве кораблей под Итайкой и Ниртой составлять 40 единиц, если это был один и тот же флот. Она неминуемо была бы больше, Вынув же гвоздь, мы обрекаем все здание на разрушение. Ничего не доказано. Мог Цилеский прилететь к Малой Итайке? Мог. Но мог и не прилететь. Нет биографических подробностей – снимков, других данных, подтверждающих, что Цилеский и Кеворгян – разные люди? Нет. Но нет и данных, подтверждающих, что они суть одно лицо. Нельзя же всерьез считать, что два генерала, использовавшие сходный боевой порядок в сходных, кстати, боевых обстоятельствах, непременно сливаются в одно физическое существо. Так мы и Суворова с Наполеоном превратим в заурядного вояку, который по Чертову мосту прошел в Египет.

Второй аргумент, или гвоздь, на который сторонники концепции Кеворлеского вешают свою теорию, заключается в компьютерном лингвостатистическом анализе четырех уцелевших текстов: "Устава космослужбы" и "Письма к другу" Цилеского и двух отрывков из одной поэмы Кеворгяна. Установив тождественность некоторых статистических характеристик этих текстов, бойкие лингвисты делают вывод о принадлежности их одному автору.

Между тем совершенно очевидно, что ученые языковеды попались на розыгрыш. Иначе откуда бы взялась идентичность статистических характеристик воинского устава, частного письма и философской поэмы? Эти два шутника, вместе прошедшие жизненный путь от детского сада для одаренных до коллегии космоэкспертов, конечно же, умышленно написали устав в духе античной рассудочной поэзии, используя свою модификацию гекзаметра, что бросается в глаза любому непредвзятому исследователю: "В случае контратаки, буде в количестве том же вражеский флот пребывает, следует сомкнутым строем все отражать нападенья…"

Переписка их также носила исключительно шутливый характер, являясь, по сути, автопародией. Судите сами, до какой степени она приближена к языку уставов и прочих регламентов: "В случае моего отсутствия в означенном месте в означенное же время надлежит тебе принять самостоятельные меры по: 1) установлению причин сложившегося положения, 2) сообщению таковых всем заинтересованным инстанциям в соответствии с установленными требованиями, 3) ликвидации последствий, а в случае отсутствия таковых предотвращению причин, могущих эти последствия повлечь…"

Наконец, так называемая поэма при ближайшем рассмотрении оказывается переводом древнего текста инструкции к пользованию переносной газовой плитой. В этом легко убедиться по первым двум строфам: "Когда пред собою поставишь баллон, то убедись заранее: он левой, не правой, резьбою снабжен, на что обращаем внимание.

Заглушку с баллона сначала сними, сними ее на фиг совсем, редуктор с прокладкой к нему приверни ключом на двадцать семь…" И так далее – восемьсот строк.

Имея в своем распоряжении подобные тексты, наш мудрец и пришел к заключению о тождественности их авторов. И в известном смысле был прав: это, безусловно, коллективное творчество двух старых друзей.

Однако мы задержались, а нас ждут другие персонажи. В их числе два гвардейца и церемониймейстер, которые сопровождали Андриса, когда тот явился в пещеру Цесариума выручать Марью.

Актерами они, в сущности, не были. Так, болтались без дела и решили подработать статистами. Случилось, однако, что опытный глаз Вуйчича обнаружил в них природное пластическое дарование, развил его, и ребята эти позже, на Земле, организовали бродячую труппу, работавшую в популярном жанре историко-политического балета. Любимым спектаклем публики была цепочка пантомимических сцен, изображавших заседания всякого рода правительственных и законодательных органов в разные времена и на разных планетах. Особенным успехом пользовались сюжеты "Депутат кнессета, забывший дома очки, хочет узнать, который час, чтобы не опоздать к ужину по случаю дня рождения супруги" и "Ловля кота, проникшего на заседание Палаты лордов английского парламента". Лишь немногим уступали этим перлам живые картины "Единодушное одобрение повестки дня юбилейной сессии Верховного Совета", "Мэр столицы Малой Итайки открывает городской фонтан" и "Научно-практическая конференция общества "Память", посвященная 300-летию со дня рождения Владимира Митрофановича Пуришкевича".

Баккит вскоре после описанных событий ушел на покой. Он не пожелал возвращаться на высокоиндустриализованную Андромеду и поселился на Земле в уютном местечке Хотьково, где свел знакомство с соседом – Евгением Дамианидисом-Цодоковым [Вторую фамилию Евгений Дамианидис (о нем мы уже писали) присовокупил, как только узнал, что среди его предков по материнской линии был некто Мирон Цодоков, сын цадика Витебской синагоги. Этот Мирон оказался единственным человеком, поддержавшим юного Шагала, когда тот порвал с семьей, отказавшись сделаться почтенным торговцем, и избрал судьбу бродяги-художника. Мирон приютил его на чердаке, где Марк, посвистывая и порисовывая, весело прожил полгода]. Вместе они немало и плодотворно экспериментировали и в результате самоотверженной многолетней работы выпустили непревзойденный сборник кулинарных рецептов в двух томах. В первом томе, озаглавленном "Цодоков для едоков", как раз впервые и был опубликован ставший позднее всемирно известным рецепт торта "Айрини", сочетающего изысканность букета, нежную консистенцию и нулевую калорийность. Второй же том – "Кит в баке" – является уникальной коллекцией сведений и рекомендаций по речной, морской и океанической кухне. Воистину, жемчужиной этой коллекции является моржовый… (Только что пришло мне в голову, что даже жемчужина, которой я уподобляю это блюдо, есть также дар моря!) Так вот, моржовый хвост под хреном – это я вам доложу!