Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Вечером, в девятом часу, визит нанес bishop Awdry, тоже по поводу завтрашней панихиды; как видно, не хочется ему быть на ней, а не сделать любезность нельзя; я уверил его, что барон не будет в претензии, если бишопу завтра что–либо помешает быть на панихиде; об участии же бишопа к нашему трауру, явленое сим визитом, я барону скажу, и он останется доволен сим. Проговорили мы с ним до половины десятого. Оказывается, что дело проповеди, и особенно школьное дело, и у них не более блестяще, чем у нас; школьное–то еще у нас получше — учеников больше. — Спрашивал, не буду ли я в претензии, если он пошлет проповедника на остров Хацидзёосима, — «Отнюдь нет!» — Прежде наш год жил там без плода, пусть теперь ихний поживет.

5/17 июля 1899. Понедельник.

В десять часов панихида в Соборе по Цесаревиче Георгии. Были: принц Арисугава и вся японская знать, дипломатический корпус, наше Посольство и моряки с «Разбойника»; стояли первые на правой стороне с принцем на коврике у правого клироса, вторые — налево, третьи (наши) — прямо за облачальным местом. Пели на клиросе: Дмитрий Константинович Львовский и человек двенадцать японцев, теноров и басов — пели прекрасно. Служили со мною четыре священника. Свечи держали все присутствующие в Церкви. Было и много наших христиан.

Целый день занят был приготовлением корреспонденции в Петербург по поводу отправления Феодора Янсена туда. Написал прошение в Святейший Синод обер–прокурору, Митрополиту Санкт—Петербургскому Антонию.

6/18 июля 1899. Вторник.

Писанье дальнейших писем в Петербург для Янсена: ректору Семинарии, о. Феодору Быстрову и прочим. После обеда все сдано было на почту. Приготовлены ему письма в руки: к Нагасакскому консулу, в Петербург. Сданы ему дорожные, передано платье, принесенное портным, — совсем снабжен он в дорогу.

Между тем целый день, особенно утром, беспрерывно приходили священники прощаться пред отправлением к своим местам. Снабжены иконами, крестиками, дорожными.

Вчера, 5/17 июля, был замечательный день в сношениях Японии с иностранцами: прекратилось право экстерриториальности иностранцев — они в Японии должны жить и судиться по японским законам и японскими судьями; зато и имеют право везде жить по Японии и путешествовать без дозволительных билетов, как доселе было.

7/19 июля 1899. Среда.

Утром, в пять часов, Феодор Янсен пришел попрощаться пред отправлением в Нагасаки и в Россию на пароходе Добровольного флота «Москва». Благослови Бог его не только научиться говорить по–русски, но и пройти Академию, а потом сделаться добрым служителем Церкви Божией здесь!

Священники приходили прощаться и снабжаться нужными церковными вещами, и сегодня почти все уже отбыли.

Оставшиеся на каникулы шесть семинаристов, которым некуда идти, переведены в дом Миссии, и с завтрашнего дня в Семинарии не будет ни кухонного, ни ванного дыма. Если кто из священников, которые все в нынешнем году останавливались в Семинарии, не уйдет еще завтра, то ему снесут обед и ужин отсюда.

В восьмом часу вечера вернулся о. Симеон Мии с следствия о поведении катихизатора Петра Такеици в Каназава. Вот человек, которому никогда нельзя поручать следствия, который по природе не способен к нему! Давал я наставления, как произвести — во всем, по–видимому, был согласен со мной, и поступил совершенно наоборот.

«В Каназава, прежде чем Такеици узнает о Вашем прибытии, расспросите христиан, епископальных катихизаторов, миссионеров и непременно жену», — говорил я ему. Он из Токио, прежде чем отправиться, написал Такеици, что едет расспрашивать о нем по поводу письма ко мне Reverend Dooman’a, что, разумеется, дало время Такеици приготовиться и подготовить людей. Прибывши в Каназава, о. Семен прямо отправился к Такеици и вместе с ним производил расследование о нем. Разумеется, Такеици оказался чист, как голубь. «Никогда не был пьян, в театр заглянул только раз, чтобы проводить жену посмотреть какую–то знаменитость, прилежен к проповеди пуще всех инославных миссионеров и проповедников», — обо всем этом свидетельствуют католические патеры, их проповедники, протестантские миссионеры, их проповедники, и все «удивляются, откуда на Такеици стряслась такая беда обвинений?» (Тогда как у Такеици никогда ни одного крещения не было в Каназава, а у всех прочих успехи.) — «Что до развода с женой, то, конечно, жена во всем виновата, — была ленива, сварлива и прочее, и прочее. Такеици, правда, иногда бил ее — как нельзя не бить такую жену — и на улице ее толкнул дождевым зонтом — вот и вся его вина, больше он ни в чем не повинен; и не он развелся, а она ушла от него и теперь уже замужем за другим. Такеици Петру тоже сватали другую, протестантку, но миссионерка не захотела этого брака, она–то и подняла всю эту бурю против Такеици».

Больше часа, ни слова не проронив, слушал я изложение всего этого о. Симеоном Мии и впервые постиг, какой он плохой священник, да и плохой христианин. Последнее он особенно обнаружил горячим спором со мной, когда я, выслушавши его, произнес решение.

— Обвинений в лености, пьянстве и подобном я не коснусь, так как Вы оправдываете его во всем этом. Пусть по–вашему. Но он, в противность заповеди Спасителя, отпустил свою жену, не имея за нею вины прелюбодеяния; за это свое преступление он исключается из катихизаторов.

— Она сама ушла от него.

— Неудивительно; Вы же сами говорили, что он бил ее.

— Она была плохая жена.

— Он — муж, глава, отчего не учил, не наставлял ее?

— Ее мать не хотела, чтобы она жила с ним.

— Тысячи подобных причин можно привести, и ни одна не отменит прямой заповеди Спасителя, кроме причины, которая указана Им Самим, — а этой причины не было.

— Но она теперь живет с другим, стало быть, любодействует.

— Мы с вами не иезуиты, чтобы так извращать смысл развода, это–то и есть вина Такеици, что он заставил ее любодействовать…

Жену Такеици о. Семен не видал, ее ни о чем не спросил, а это — главное, что я наказывал ему, чтобы не слушать только одну сторону. Говорит, что был у ней, но не застал дома; а в другой раз не потрудился заглянуть. Конечно, вместе с этим теряют силу все речи, наговоренные ему Петром Такеици и его сторонниками о жене. Все это я втолковывал ему долго, и все бесполезно. Такого глупого и, главное, такого антихристианского человека я впервой вижу в нем. В заключение я сказал ясно и решительно: «Беру голый факт: Петр Такеици нарушил прямую заповедь Спасителя, отпустив свою жену, поэтому проповедником учения Спасителя быть не может. Завтра утром я ему скажу это и уволю со службы; сегодня же уже поздно, возьмите его и ступайте вместе с ним ночевать в Семинарию». (Такеици не явился ко мне, а был где–то инде.)