Рысь - Урс Маннхарт

Знакомы они были не понаслышке. Прошлым летом им неоднократно доводилось совместно выезжать на пастбища в Ленке, над Цвайзимменом или близ Больтигена и рассматривать недавно убитых, разодранных на куски, частично сгнивших или почти целиком обглоданных овец. Шпиттелер прекрасно знал, что Штальдер неподкупен, что он подпишет бланк и запишет мертвых овец на счет рысей лишь в том случае, если основанием послужит научная экспертиза.

Экспертиза мертвых овец требовалась овцеводам, поскольку лишь с этим документом они могли рассчитывать на возмещение убытков. Компенсация была чуть выше стоимости мяса. А предъявитель заверенной родословной племенного животного получал, соответственно, стоимость племенной овцы. Однако экспертиза была чрезвычайно важна и для проекта. Если рысь задирала за сезон пятнадцать домашних животных, ее разрешалось отстреливать в радиусе пяти километров от пастбища.

В полном молчании доехали они до Мечграбена на окраине Ленка, где располагался двор фон Кенеля. Двухэтажный дом с зелеными ставнями, каменным цоколем и верхними этажами из темного дерева горделиво возвышался над округой. Справа и слева от входной двери хранились ровно нарубленные и аккуратно сложенные дрова, между хлевом и домом виднелась накрытая досками навозная яма. Сразу за домом начиналась тропа, ведущая к пастушьей хижине фон Кенеля высоко на Мечфлуэ, под горным гребнем, что тянется от Альбристхорна до перевала Ханенмос.

Шпиттелер хотел припарковаться у сарая, но там уже стояла какая-то колымага с номерами кантона Аргау. Шпиттелер что-то злобно буркнул и поставил машину с другой стороны дороги.

Их подъем по лесу к хижине фон Кенеля начался безмолвно. Лишь когда они вышли на поляну и Штальдер достал ручную антенну, Шпиттелер поинтересовался, сколько рысей обитает в Ленке.

Ничего не отвечая, Штальдер безучастно оглядел окрестности, покрутил антенной над головой и одну за другой попробовал поймать все частоты рысей. На пятой частоте обычное потрескивание сменилось сигналом. Штальдер приостановился, немного изменил частоту и повел антенной, так что сигнал стал четким и непрерывным.

76,1 — канал Тито.

Штальдер выключил приемник, опустил антенну и немного помедлил, прежде чем сообщить, что неподалеку от них находится Тито.

Шпиттелер вспомнил, что ему уже доводилось слышать это имя.

Штальдер снова ничего не ответил и проверил остальные частоты. Шпиттелер недоверчиво поглядывал на него.

Сигналы рыси, задиравшей овец в прошлом году, не предвещали ничего хорошего. А их источник находился неподалеку от пастбища фон Кенеля. Больше всего Штальдера раздражало то, что сигнал исходил от Тито, право на отстрел которого однажды уже выдавали, отчего в этом году самца могли отстрелить уже после двенадцатой задранной жертвы. Это было прописано в проектном договоре, об этом Марианна и Пауль Хильтбруннеры договорились с министерством.

Штальдер ненавидел подобные ситуации, когда ему приходилось руководствоваться некими решениями, принятыми другими людьми, которые вынуждены были пойти на компромисс из-за уязвленного самолюбия, из-за желания втереться в доверие или по другим, противоречащим штальдеровской логике мотивам. Для Штальдера не было никаких сомнений в том, что в Швейцарии защищают медведей, волков и рысей, и потому он считал безумием давать право на отстрел зверей через двадцать лет после их заселения.

Штальдеру пока не хотелось выверять сигнал, и он бодро двинулся вперед, опережая Шпиттелера. Лес еще даже не поредел, когда перед ними, посреди дорожки, выросла овца. Не двигаясь с места, она разглядывала их любопытными глазами.

— Если фон Кенель так мало о них заботится, то нет ничего удивительного, что их задирают, — прокомментировал Штальдер.

— Я сильно удивлюсь, если эта овца из его стада, — отреагировал Шпиттелер.

Без особого труда они погнали овцу вперед. Та побежала перед ними, словно ждала их прихода. Прежде чем тропа окончательно вышла из леса — они шли уже с три четверти часа, — показалась еще одна овечка, а вскоре и небольшая полянка с хижиной, которая явно заинтересовала Шпиттелера. Штальдер на эту хижину прежде внимания не обращал. До домика фон Кенеля было еще идти и идти.

— Они тут недавно, — сказал Шпиттелер, рассмотрев новую изгородь. — Я бы глянул.

Штальдер двинулся следом за широко шагавшим Шпиттелером. Дойдя до хижины, они остановились. До них доносились звуки музыки. Через плечо своего спутника Штальдер заглянул в открытую дверь. Когда его глаза привыкли к полутьме, он разглядел темную кухонку, половник, грязные прихватки и висевшую по стенам гнутую металлическую утварь.

Они зашли. Штальдер заметил кофеварку на закоптелой дровяной печи, проигрыватель, на котором — если Штальдер не ошибался — крутилась пластинка «Лед Зеппелин». Пахло овчиной, крепким табаком и чем-то, что Штальдеру было трудно определить. Стоило Штальдеру и Шпиттелеру сделать еще один шаг, как из соседней комнаты к ним навстречу вышло удивительное существо. Штальдер оказался непосредственно напротив этого длинноногого создания с густой коричневой шерстью. Лама, одного роста со Шпиттелером, тихо фыркала и смотрела на них своими большими сухими глазами. Некоторое время зоолог Штальдер, егерь Шпиттелер и фыркающая лама с взлохмаченной коричневой шерстью недвижно стояли друг против друга. От ламы исходил сильный запах. Штальдер хотел было что-то сказать Шпиттелеру, но тут в дверях показалась еще одна лама. Чуть больше первой. Позади, на дровяной печке, завывали электрогитары «Лед Зеппелин».

Шпиттелер тронулся с места, протиснулся между ламами и вошел в следующую комнату. Там в верхней одежде посреди других лам стоял человек лет тридцати пяти с темными, похожими на толстую стружку волосами, в уголке рта у него была самокрутка, а в левой руке — мастерок. Взглянув на них стеклянными глазами, он отвернулся от кирпичной стены, которую как раз выкладывал, и с такой уверенностью подошел к изумленным гостям, будто они договаривались о встрече. Он представился как Мануэль Фёгтлин и пожал руки Штальдеру и Шпиттелеру, не вынимая изо рта сигареты и не выпуская мастерка.

Фёгтлин был рад встрече с егерем, рассказал о недавно купленных овцах и ламах. Он и его друг — который сейчас отъехал — собираются организовать трекинг с ламами. Фёгтлин показал им строительные планы, похвалился разрешением на постройку хлева и сказал, что они переехали сюда всего несколько недель назад, что бежали из мрачного Аргау, отказались от мест верстальщика и клерка, от убогого достатка и роскошного хлама неолиберальной жизни, чтобы построить себе в горах новое будущее.

Шпиттелер осведомился, собирается ли Фёгтлин жить здесь круглый год. Тот кивнул и начал говорить о теплоизоляции, о солнечных батареях, которые они установят на крыше, о небольшой ветряной электростанции и козьем сыре, который они собирались производить и делить такими кусочками, чтобы тот можно было класть в маленькую, вторую по величине почтовую упаковку и рассылать по всей Швейцарии.

— Амбициозные планы, — сухо ответил Шпиттелер. — Хижину надо еще долго прибирать, чтобы она соответствовала гигиеническим нормам. И следи за своими овцами. Поблизости бродит рысь.

— Правда? — удивился Фёгтлин. — Придется немного потерпеть. Пока не построим хлев и не отремонтируем ворота, овцы и ламы будут гулять сами по себе.

— Ламы — отличные сторожа, — сказал Штальдер. — Они любопытны, а рысь не нападает, если ее замечают во время приближения.

Шпиттелер рассказал о соседе фон Кенеле, который в прошлом году потерял из-за рысей почти дюжину овец и в этом — уже две. Если он обнаружит мертвую овцу, то обязан сразу сообщить об этом, добавил Шпиттелер и дал свой телефон.

— Рыси, наносящие урон домашнему хозяйству, подлежат законному отстрелу, а овцеводы имеют право на компенсацию.

Штальдер не испытывал никакого желания уточнять формулировку Шпиттелера. Он спросил Фёгтлина, готов ли он одолжить фон Кенелю, если тот согласится, одну из лам. Так наверняка удастся избежать новых жертв.

Фёгтлин был несколько озадачен, задумался и, наконец, сказал, что ему сначала надо познакомиться с этим фон Кенелем.

Штальдер дал ему телефон станции зоологов, и они распрощались.

— Уставшие от общества аргауцы, разводят лам в горах, строят ветряки и делают сыр из негигиеничного молока, — подытожил свое впечатление Шпиттелер, когда они снова вышли на дорожку. — Через пять лет они станут образцовыми клиентами социальных служб.

— Или образцовым альпийским хозяйством и центром умеренного туризма, — возразил Штальдер.

Шпиттелер его не слушал. Дальше они пошли в полном молчании.

Спустя три четверти часа они дошли до большой, почти безлесой скалы Мечфлуэ, на которой стояла хижина фон Кенеля. Его старая псина — помесь овчарки с зенненхундом[16] — залаяла на них, как и прошлым летом. Большая хижина пребывала в отличном состоянии, чего нельзя было сказать о фон Кенеле. Его пузо сильно выпячивалось под оливковой майкой швейцарской армии, когда, широко расставив ноги, скрестив руки на груди и вздернув красный нос, он встал у двух мертвых овец, которых заранее выложил перед хижиной. Он крепко пожал руку Шпиттелеру и неохотно — Штальдеру. Собака, беспокойно глядя по сторонам, пристроилась рядом с хозяином.