Франчиска - Николае Бребан

— Я тоже, — ответил Килиан, слегка смущенный церемонной вежливостью Рэтяну. Тот опять ушел за занавеску, чтобы принести воды.

— Господин Килиан, — крикнул он оттуда, — могу я вам предложить в качестве компенсации еще чашечку кофе? Я бы тоже выпил одну…

— С удовольствием! — отозвался Килиан. Кофе ему не хотелось, но он решил не огорчать такого вежливого хозяина.

Килиан взглянул на часы: было уже за полночь. Франчиска уселась в кресло и медленно, не говоря ни слова, ела торт. Рэтяну принес воды и кофе. Несколько минут шел тот легкий, незначительный разговор, который поддерживают люди лишь ради того, чтобы не молчать. Потом Килиан и Франчиска умолкли, давая возможность Рэтяну продолжить его речь. Тот, помедлив секунду, как бы очнулся и, тихо хлопнув в ладони, заговорил:

— Да! Покончим с этим! Как я уже вам сказал, из-за подобных вещей я бы не обиделся, случаются и похуже. Но вот тогда-то произошло нечто неожиданное: барышня Франчиска внимательно посмотрела на меня и произнесла ту фразу, которую вы уже слышали и которую я запомнил слово в слово: «Пьет много, а не пьяный, кажется пришибленным, а на самом деле хитрый». Вы, господин Килиан, как я заметил, удивленно взглянули тогда, думая, что ваша дружба сможет как-то задеть меня, и даже, вероятно, беспокойно ожидали, как я отреагирую. Как-никак я человек пожилой, незнакомый, казался сдержанным, замкнутым. Не так ли? — спросил Рэтяну и тихо, едва слышно, засмеялся. — Да, да! — Он снова стал серьезным и нахмурился. — Таким именно я и выглядел! Я сам был поражен этим необычным замечанием, которое услышал почти от девочки, и намеревался ответить так, как было бы естественно, как, по всей вероятности, ожидали и вы, то есть повысить тон, подняться и уйти, сказав что-нибудь остроумное или резкое, именно то, чего и ждут в подобных случаях. Но прежде чем открыть рот, я посмотрел в лицо той, которая так прямо и неожиданно обратилась ко мне, и понял, что и она ждет от меня, чтобы я поступил, как добропорядочный, умный человек, и этим я должен был бы наказать сам себя за нескромные взгляды, совершенно не соответствовавшие моему облику добропорядочного и мудрого старика, который я обрел только сейчас, став таким образом глупым и смешным. Тогда я ответил какой-то фразой, уж не помню какой, в связи с дедушкой из Блажа, о котором вспомнила барышня Франчиска, для того только, чтобы выйти из затруднительного положения, но вместе с тем я обратил внимание на две вещи: во-первых, барышня прекрасно понимала смысл моих взглядов, столь не подходивших моему возрасту, и, во-вторых, что гораздо более важно, она не считала мои взгляды чем-то неестественным, не воспринимала их как какое-то извращение, хотя и была уверена, что я смотрю на нее так же, как смотрит на нее большинство людей, и для того, чтобы показать мне это, она и произнесла ту фразу, провоцируя меня. Действительно, я был виноват и тут же извинился, хотя и не так, как было нужно, как-то половинчато. Но тогда я еще не осознал толком, почему я это сделал, потому что, должен вам признаться, был весьма взволнован тем, что произошло, тем, что я так недостойно вел себя по отношению к столь чистому и благородному существу, каким являлась худенькая смуглая девушка с дерзким взглядом, которая сидела против меня. Вот почему моему отношению, моей реакции нельзя не придавать значения. Возможно, что она обычна и банальна, но она слишком низка. Вот почему я и прошу у вас прощения и весьма счастлив, что смог это сделать!

Хотя Рэтяну и обращался к Килиану, раскланялся он перед Франчиской, глядя на нее с восхищением и какой-то опаской. Килиан ничего не ответил, только поднял голову и посмотрел на Франчиску. Та почувствовала это и, не двинувшись с места, очень просто сказала:

— Все это так, хотя господин Рэтяну слишком преувеличивает свою вину!

— Разрешите мне, прошу вас… — заговорил Рэтяну, но Франчиска, хотя и чувствовала какое-то странное внутреннее напряжение (в эту минуту она пыталась овладеть собой), продолжала все так же мягко:

— Нет, нет, ни слова! Вы уже все сказали, ведь вы честный и смелый человек! Прошу вас извинить меня! — И тут, не выдержав того напряжения, которое вызвали слова Рэтяну, она подошла к нему и расцеловала в обе щеки. Тот окаменел. Франчиска потупилась, но продолжала стоять прямо; когда же он поспешно склонился, чтобы поцеловать ей руку, она повернулась и отбежала к окну. Рэтяну остался на месте, залившись краской, словно школьник, не зная, куда деть свои внезапно вспотевшие руки.

Килиан не произнес ни слова. Он чувствовал сильное желание встать и в долгом рукопожатии стиснуть руку этого старичка, этого Рэтяну, который стоял такой растерянный, такой красный, словно действительно был школьником. Однако он не поднялся с кресла, хотя и не боялся показаться смешным, так как в подобных случаях Килиан всегда терялся и начинал заикаться, а только ерзал на месте и упорно смотрел в потолок, словно боясь, что выражение лица выдаст его чувства, и в то же время удивляясь, почему он не делает того, что должен сделать, а именно встать и по-мужски, тепло пожать руку Рэтяну.

Почувствовав, что его гости испытывают какую-то неловкость, в особенности Франчиска, как натура более непосредственная и порывистая, и что виноват в этом он сам, Рэтяну сделал усилие, чтобы преодолеть собственную растерянность, и начал рассказывать веселые истории, подлинные и выдуманные. Он показал свою коллекцию марок, которая заинтересовала Килиана и Франчиску, так как Рэтяну был не обычным филателистом. В его кляссере были только марки с изображением королей. Там находились серии, составлявшие генеалогические ветви всех корон мира, из-под которых глядели лица овальные и круглые, суровые или просто надутые, усатые и носатые, бритые или с бородами всех геометрических форм. В этот поздний час Килиан и Франчиска покатывались со смеху над целыми сериями королей, цена которым поднималась или падала до 10 центов, 15 динаров, 2 франков, 150 марок, 25 копеек и т. д. Рэтяну смеялся вместе со своими гостями, доказывая этим, что его коллекция носит сатирический характер, чем и заслужил еще большее уважение гостей.

В какой-то момент он вдруг исчез, но вскоре вернулся, слегка задыхаясь, с бутылкой вина. На бутылке не было этикетки, и он пояснил своим гостям, которые уже собрались уходить, но вынуждены были вновь занять свои места в креслах, что он держит в подвале у швейцара несколько таких бутылок на всякий случай.

— Мы должны хоть как-то отметить этот неожиданный и прекрасный