Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

— Ты спросила, есть ли известия от Эда?

— Я не осмелилась. В любом случае я в этом сомневаюсь, потому что сама не получила от него ничего. Но она-то его воспитала. Потом, когда на могилу уже стелили искусственный дерн, Бренда посмотрела мне прямо в глаза и сказала, что его уход — это самое лучшее, что было в ее жизни.

— Тут нечего добавить.

— Лекса, дорогая, что ты имеешь в виду? Ты говоришь так, словно теряешь силы.

— Любой устанет. Переживать все одной. Постель в это время года такая холодная.

— Тебе стоит купить электрическое одеяло.

— У меня есть. Но я не люблю чувствовать на себе электричество. Представь себе, если явится призрак Фелисии и выльет на постель ведро холодной воды, меня убьет электрическим током.

— Александра, ну не надо. Не пугай меня своей депрессией. Мы все берем с тебя пример, что бы ни случилось. Ты наша сильная мать.

— Да, и это тоже действует угнетающе.

— Ты что, ни во что больше не веришь? В свободу, в колдовство, их силу, безграничность?

— Конечно, верю. А дети были? Как они выглядят?

— Ну, — Сьюки оживилась, сообщая новости. — Довольно необычно. Оба, пожалуй, похожи на греческие статуи — полные достоинства, бледные и совершенные. И все время держатся вместе, как близнецы, хотя девочка намного старше. Дженнифер, так ее зовут, за двадцать, а мальчик по возрасту еще школьник, хотя сейчас он не в колледже, хочет заниматься шоу-бизнесом и проводит все время в разъездах между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Он был рабочим сцены в одном летнем театре в Коннектикуте, а сестра прилетела из Чикаго, взяв отпуск, она там работает техником-рентгенологом. Мардж Перли говорит, они собираются пожить здесь, пока не распорядятся имуществом. Может, нам стоит сделать для них что-нибудь. Они кажутся сущими младенцами, страшно подумать, что будет, если они попадут в лапы Бренды.

— Милочка, они наверняка слышали все о тебе и Клайде и во всем винят тебя.

— Неужели? Как можно? Я только проявила доброту.

— Ты нарушила его внутреннее равновесие. Его экологию.

Сьюки призналась:

— Не люблю чувствовать себя виноватой.

— А кому это нравится? Что я чувствую, как ты думаешь, когда бедный, совершенно неподходящий мне Джо предлагает оставить жену и кучу толстых ребятишек ради меня?

— Джо ни за что этого не сделает. Он слишком итальянец. Католики никогда до этого не доводят, как мы, бедные протестанты-отступники.

— Отступники, — повторила Александра. — Вот как ты о себе думаешь? А вот я никогда ни от чего не отступала.

Тут Сьюки мысленно представилась, передавшись от Александры, деревенская церквушка с приземистой ветхой колокольней высоко в горах на Западе. Церковь, в которую уже никто не ходит.

— Монти был очень религиозным, — сказала Сьюки. — Он всегда рассказывал о своих предках. — На той же волне появился Монти с обвисшими, молочного цвета ягодицами, и, наконец, она узнала наверняка, что у него была связь с Александрой. Она зевнула и сказала: — Съезжу-ка я к Даррилу и развеюсь. Фидель готовит какую-то удивительную новую смесь, он называет этот коктейль «Мистика».

— А ты уверена, что сегодня не очередь Джейн?

— По-моему, она была у него в тот день, когда я с ней разговаривала. Она вправду была взволнована.

— Она переживает.

— Конечно. Ох, Лекса, тебе следует познакомиться с Дженнифер Гэбриел, она чудесная. Рядом с ней я кажусь измученной старой каргой. Вообрази, бледное круглое личико, светло-голубые, как у Клайда, глаза, остренький подбородок, как у Фелисии, и изящный прямой носик, словно точеный, немного вдавленный в лицо, как у кошечки. А какая кожа!

— Прелестно, — неспешно отозвалась Александра. Сьюки знала, Александра ее любит. В ту ночь у Даррила, танцуя под пение Джоплин, они прильнули друг к другу и плакали над проклятием гетеросексуальности, которое их разлучало, словно каждая из них была розой в своей пластиковой упаковке. Теперь в голосе Александры звучала отчужденность. Сьюки вспомнила о своем заклинании с тройным магическим узлом и решила не забыть вынуть его из-под кровати. Заговоры не действуют, их эффект пропадает в течение месяца, если не добавить человеческой крови.

А несколько дней спустя Сьюки встретила сиротку Гэбриел, без брата, на Портовой улице, на неровном по-зимнему тротуаре; половина магазинчиков была на зиму закрыта, в остальных же продавались цветные ароматизированные свечи и елочные украшения в австрийском духе, привезенные из Кореи. Две звезды издалека засияли навстречу друг другу и позволили силе тяготения напряженно притянуть их, а витрины транспортного агентства и супермаркета, «Тявкающей лисицы», со свитерами, украшенными рельефным орнаментом, с практичными клетчатыми юбками, и «Голодной овцы», с более изящной одеждой; «Торговли недвижимостью Перли», с выгоревшими фотографиями на Мысу и фотографиями огромных обветшавших «жемчужин» викторианской эпохи на Дубравной улице, ожидающих, когда их купит какая-нибудь предприимчивая молодая чета и устроит на третьем этаже апартаменты, витрины булочной и парикмахерской и окна Христианской читальни — все пристально смотрело на них. Иствикский филиал «Олд Стоун Банка», вопреки возражениям общественности, устроил окно, к которому можно подъезжать на автомобиле, и Сьюки и Дженнифер должны были переждать, пока на противоположных берегах потока несколько машин не объехали по специально проложенному через тротуар проезду. Центр города был слишком тесным и заполнен историческими застройками, и общественность во главе с Фелисией Гэбриел тщетно указывала на дальнейшее затруднение уличного движения в связи с таким нововведением.

Наконец Сьюки пробралась к молодой девушке, обогнув гигантское крыло красного «Кадиллака», которым осторожно управлял суетливый подслеповатый Хорас Лавкрафт. На Дженнифер была грязноватая, с обтрепанным подолом старая парка из буйволовой кожи и один из шарфов Фелисии, лиловый, свободной вязки, обернутый несколько раз вокруг шеи и подбородка. Ростом ниже Сьюки на несколько дюймов, она казалась недокормленным беспризорным ребенком, глаза у нее слезились, а нос покраснел. Термометр в тот день стоял около нуля.

— Как дела? — спросила Сьюки с напускной бодростью.

Рядом с нею девушка была такой же маленькой и молодой, как она в сравнении с Александрой. Хотя Дженнифер и была недоверчива, ей ничего не оставалось, как уступить старшей.

— Неплохо, — ответила девушка тонким голоском, ставшим совсем тихим оттого, что она замерзла. Живя в Чикаго, Дженнифер приобрела среднезападный носовой выговор. Она посмотрела Сьюки в лицо и сделала решительный шаг, сказав доверительно: — Там столько всего, мы с Крисом поражены. Мы оба жили, как цыгане, а мама и папа хранили все — рисунки, которые мы нарисовали в детском саду, школьные табели с оценками, множество коробок со старыми фотографиями…

— Это должно быть грустно.

— Ну да, и это расстраивает наши планы. Они должны бы были сами распорядиться. И видно, что в последние годы все было пущено на самотек. Миссис Перли сказала, что мы много потеряем, если не повременим с продажей до весны, когда сможем все покрасить. Дом будет стоить, может быть, тысячи две, и добавьте еще десять, стоимость участка.

— Послушай. Да ты замерзла. — Сама Сьюки чувствовала себя уютно и великолепно выглядела в длинной дубленке и шапке из рыжей лисы с таким же медным блеском, как ее волосы. — Давай зайдем в «Немо», и я угощу тебя кофе.

— Ну… — Девушка поколебалась, но потом поддалась искушению согреться.

Сьюки начала наступление:

— Может, ты ненавидишь меня из-за того, что рассказывают. Если так, то стоит поговорить.

— Миссис Ружмонт, почему я должна вас ненавидеть? Просто Крис сейчас возится в гараже с машиной, с «Вольво», даже у машины, которая от них осталась, просрочен техосмотр.

— Что бы с ней ни было, потребуется больше времени ее починить, чем они скажут, — авторитетно заявила Сьюки, — и уверена, Крис доволен. Мужчины любят возиться в гараже. Им нравится весь этот грохот. Мы можем сесть за один из столиков у окна, чтобы ты увидела, когда он вдруг появится. Пожалуйста. Видишь ли, мне жаль твоих родителей. Клайд был добрым начальником, и у меня теперь проблемы на работе.

Заржавленный «Шевроле» 1959 года, с корпусом как крылья чайки, чуть не задел их хромированным бампером, когда подъезжал через бордюр тротуара к зеленовато-коричневому окошку. Сьюки тронула девушку за рукав, чтобы предостеречь, и потом не отпустила ее, убедив перейти на другую сторону улицы к «Немо». Портовую улицу не раз расширяли, потому что в этом веке движение транспорта стало напряженным, кривые тротуары местами сузили настолько, что двоим не разойтись, и некоторые старинные здания выступили какими-то странными углами. Кафе «Немо», где готовили вкусные и недорогие блюда, помещалось в небольшой алюминиевой коробке с закругленными углами и широкой красной полосой по бокам. В этот час народ толпился только у прилавка — безработные или пенсионеры, некоторые из них кивнули или помахали рукой, приветствуя Сьюки, но не так радостно, как прежде, до того, как Клайд своей смертью поверг в ужас весь город.