Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. - Михаил Кром

В тексте подтвердительного привилея 1511 г. есть статья (очевидно, тогда и внесенная), из которой видно, что законодатель учитывал изменения в структуре городского управления, вызванные пожалованным недавно магдебургским правом: церковные и боярские люди освобождаются от участия в уплате серебщины, «которую войт и бурмистры и радци на свое потребы кладуть на место нашо»[762], — названы как раз органы городской администрации, учрежденные грамотой на магдебургское право 1498 г.[763] Вообще же сравнение текстов обеих грамот показывает, что между ними очень мало точек пересечения. Есть повторы: так, освобождение от подводной повинности и мыта дается в областном привилее всем полочанам, а в магдебургских грамотах — жалованной 1498 г. и подтвердительной 1510 г.[764] — та же льгота предоставляется полоцким мещанам; повторяется и обязательство господаря не посылать мещан в заставу (в областном привилее оно дано в более общей форме: бояр, мещан и посельских путников[765]). Эти повторы объясняются, возможно, стремлением законодателя собрать воедино в магдебургской грамоте все права и привилегии мещанства, в интересах которого главным образом она и выдавалась. Некоторые пункты подверглись корректировке: во всех анализируемых грамотах есть статья о важнице (городских весах), но если в жалованной на магдебургское право 1498 г. доход от нее берется в казну, а в подтвердительном «листе» 1510 г. «плат» с ваги придается ратуше, то в областном привилее 1511 г. этот доход делится пополам между боярами и мещанами и тем самым восстанавливается положение, существовавшее некогда при Казимире[766]. Очевидно, из-за доходов с важницы шла борьба между боярством и мещанством, а верховная власть склонялась то на одну, то на другую сторону. Это противоборство между городскими сословиями явилось, по мнению ряда исследователей, предпосылкой введения в Полоцке и иных городах магдебургского права[767]. Другим проявлением той же борьбы служат метаморфозы статьи о «закладных» — боярских и церковных людях в городе, находившихся под судебным иммунитетом: магдебургские грамоты 1498 и 1510 гг. объявляли всех «людей» и слуг боярских, владычных, монастырских и т. п. «послушными» «права майдеборского»; грамота 1510 г. прямо запрещала боярам держать в городе закладней, за исключением одного дворника и огородника; привилей же 1511 г. снова разрешает церковным властям и боярам держать закладней — при условии если они законным образом приобрели дома и «местца» в городе и посадили там своих людей еще в правление Казимира и Александра[768]. Лишь в одном случае можно усмотреть прямое противоречие между текстами магдебургских грамот и областного привилея, не объяснимое подобной корректировкой: первые в качестве важнейшего пункта содержали положение о подсудности мещан, черных людей и закладней войту, бурмистрам и радцам, между тем как в привилее 1511 г. сказано: «воеводе нашому полоцкому мещан одному не судити, судити ему с бояры и мещаны»[769]. Этот казус становится понятным, если учесть, что в описываемое время процесс систематизации и кодификации законов находился в Великом княжестве еще в начальной стадии (I Статут появился, как известно, лишь в 1529 г.), что нередко приводило к повторам или даже к несоответствию разных правовых норм между собой. В данном случае, видимо, при подтверждении в 1511 г. областного привилея писарь механически переписал указанную статью с предыдущей грамоты вместе с другими традиционными нормами («через поруку в нятство не сажати» и т. д.).

Однако основное содержание магдебургских грамот лежит как бы в иной плоскости по сравнению с областным привилеем. Прежде всего «лист» Александра 1498 г. вводил в Полоцке новые административные и судебные органы в соответствии с пожалованным городу «немецким» правом — войт, 2 бурмистра, 20 радцев: им отныне должны были быть подсудны мещане и близкие к ним категории городского населения[770]. При этом для бояр и боярских «людей» по-прежнему оставался наместничий суд, а духовные дела, как и прежде, были подсудны полоцкому владыке (о чем прямо сказано в подтвердительном привилее 1510 г.[771] Мещане получали ряд новых льгот и особых прав (в частности, освобождение от сторожевой службы[772]); в отличие от областного привилея, магдебургские грамоты регламентировали порядок торговли (разрешение на проведение ярмарок — в «листе» 1498 г.; ряд ограничений для «чужих» купцов — к выгоде полоцких мещан[773]. В целом же содержание этих грамот гораздо беднее, оно охватывает намного меньшую сферу, по сравнению с привилеем Полоцкой земле. Являясь по существу привилеями одному из городских сословий (мещанству), внося определенные коррективы в административное и судебное устройство Полоцка, магдебургские грамоты отнюдь не отменяли всего комплекса прав, записанных в данном всему населению привилее. Факт одновременного подтверждения и магдебургской грамоты (1510 г.), и областного привилея (1511 г.) красноречиво свидетельствует о том, что законодатель рассматривал эти акты как взаимодополняющие. Для нашей же темы важно подчеркнуть, что все виды пожалованных Полоцку на рубеже XV–XVI вв. грамот, подтверждая прежние права и предоставляя новые, крепче привязывали основную массу полоцких горожан к Великому княжеству Литовскому.

О том, что полочане «освоились» в политической системе Литовского государства, дорожили гарантированными им верховной властью правами и привилегиями, говорят их частые обращения к великому князю как арбитру во внутригородских конфликтах. Летом 1499 г. господарю пришлось разбирать тяжбу полоцкого владыки с боярами, войтом и всеми мещанами из-за церковных людей; дело было решено в пользу светской стороны[774]. В этом случае бояре и мещане выступили «единым фронтом». А буквально через месяц, в июле того же года, последовало новое обращение полочан к великому князю: на этот раз владыка и бояре жаловались вместе на самоуправство войта, отобравшего у них пригородные поля и угодья; Александр распорядился вернуть пострадавшим их владения[775]. В 1502 г. в Полоцке произошел более серьезный конфликт — между наместником Станиславом Глебовичем и полоцкими мещанами: последние во главе с лентвойтом, бурмистрами и радцами жаловались на «кривды», чинимые наместником «через тое право маитъбаръское» — поборы, попытки снова взять их под свой присуд и т. п. Великий князь подтвердил мещанам нерушимость их права «маитьбарского», но сделал уступку и наместнику: отдал под его юрисдикцию сельских путников[776].

Еще чаще происходили конфликты жителей Витебска с наместниками. Весной 1495 г. витебские мещане жаловались господарю на «новины» и «кривды» от кн. Михаила Жеславского: произвольные поборы, сажание «в колоду» и т. д.; великий князь велел наместнику, чтобы больше «кривд не чынил и новин не уводил, и делал бы… по старому»[777]. Пан Януш Костевич, бывший витебским воеводой в 1514–1520 гг.[778], сумел восстановить против себя все население города: духовенство, бояр и мещан. Из грамоты Сигизмунда I от 24 июля 1516 г. явствует, что архиепископ полоцкий и витебский Иосиф, архимандриты и «вси священники витебские» жаловались господарю на «кривды и утиски великие церквам божым», причиненные воеводой (лишение нескольких церквей причитающихся им доходов и т. п.); господарь приказал воеводе впредь священникам «кривд» не чинить и отнятые доходы вернуть, при этом он сослался на привилей Витебской земле и необходимость сохранения «старины»[779]. Между тем конфликт, охватывая новые слои населения, разрастался и привлекал к себе внимание современников. Комментируя события 1516 г., Станислав Гурский отметил, что «почти все витебцы, как мещане, так и знать (tam cives quam nobiles), отправились к королю в Вильно» с жалобой на ужасные несправедливости воеводы Януша Костевича[780]. Очевидно, именно к этому эпизоду относятся два документа, отложившиеся во 2-й книге судных дел Метрики: первый из них, от 4 августа 1516 г., излагает жалобу князей и бояр витебских на упомянутого воеводу; второй, недатированный, — жалобу на него же войта и мещан. Бояре протестовали против их отстранения, вопреки обычаю, от участия в управлении и воеводском суде, а соответственно и от получения своей доли судебных пошлин, а также против отнятия у них городничего, конюшего и иных городских «урядов». Господарь, выслушав дело, нашел бояр правыми и приказал воеводе вернуть причитающиеся им доходы и «уряды»[781]. Мещане (видимо, тогда же) изложили великому князю свои обиды: что воевода незаконно берет с них мыто, запрещает ловить сетью рыбу в реках, заставляет сторожить тюрьму и т. п. — а прежде наместники всего этого с них не требовали; при этом они сослались на прежнего витебского наместника, пана Юрия Глебовича, который подтвердил их правоту. В результате, несмотря на попытки присутствовавшего там же Януша Костевича оправдать свои действия, мещане выиграли дело: господарь отменил все произвольные воеводские поборы, запреты и т. п. и подтвердил мещанам их «старину»[782]. Наличие в Витебске войта (упомянутого в последнем документе в качестве главы мещанства), как и в ряде других мест (например, в Путивле — см. выше), опять-таки указывает на сходные черты в устройстве городов на магдебургском и обычном праве, которые в историографии часто противопоставляются.